— Ничего, — ответил мой преданный слуга. — Самое главное, что ты будешь уже отправлен на тот свет. За то, что посмел коснуться госпожи Лаэлии. Она слишком хороша для такого развратника, как ты.

— Значит, ты с самого начала обманывал нас, когда сказал, что напал на след дяди? — спросил я. — А ведь мы доверяли тебе, Евсений. Я относился к тебе, не как к слуге, а как к своему советнику. Когда же ты решил нас предать? Давно или на днях, интересно знать?

Остготы и дядя между тем уселись на клинию и закричали, чтобы слуга принес им вина и закусок.

— Я уже давно хотел, чтобы ты свалился с трона. Еще тогда, когда ты предал мать, — ответил Евсений.

Я поглядел на его ожесточенное лицо и спросил, внезапно осененный догадкой:

— Так это ты подставил меня на канале? Чтобы меня пристрелили из арбалета? Ты ведь сделал это сразу, когда я поговорил с Лаэлией! Уже тогда ревновал, значит?

— У тебя много врагов, Моммилус, и я тоже в их числе, — улыбнулся слуга и добавил: — Да, мы тогда хотели подстрелить тебя, просто ранить, но если бы тогда сдох, никто особо не сокрушался бы.

— Значит, это ты забрал арбалеты у оружейников? — продолжал расспрашивать я. — А я-то думал, что за крыса это сделала.

Но, к моему удивлению, Евсений покачал головой.

— Я не знаю, откуда они взяли арбалеты, мне на это наплевать. От меня требовалось просто отправить гонца к тебе о том, что произошел бунт и выманить из города. Ну, и еще может быть, отвлечь твое внимание. Так что здесь от меня немного зависело, жаль, что вместо тебя погиб такой хороший человек, как Петрониус. Лучше бы ты подох вместо него.

Дядя прислушался к нашему разговору, но затем закричал:

— Хватит болтать, слуга, ты принесешь нам вино или нет? Давай, пошевеливайся.

Он пнул Евсения в зад и мой вероломный слуга скорчился от боли. Затем тут же побежал из шатра, а дядя закричал ему вслед:

— Ты, оказывается, та еще порядочная крыса, которая способна предать своего господина. После того, как все закончится, проваливай из дворца, понял? Я не желаю, чтобы ты мельтешил перед моим носом, когда я буду там находиться.

Когда Евсения и след простыл, дядя подошел ко мне, так и стоящему посреди шатра и хлопнул по плечу. Я болезненно скривился, а он рассмеялся.

— Ты у нас всегда был слабаком, Августул. Только по счастливой случайности ты стал императором, а затем возомнил из себя черт знает что и подумал, что ты и в самом деле подобен тому, великому Августу, который командовал десятками легионов? Может, ты собирался превзойти его в своих деяниях, а? Как же ты собирался это сделать, победить всех варваров, вот этих славных воинов? — он широким жестом указал на горделиво подбоченившихся командиров остготов и добавил: — Вот за кем будущее, племянник. За ними, за свежей кровью, за силой и мощью, которых уже не осталось в изнеженных римлянах, понимаешь? Скоро весь мир содрогнется перед новыми варварскими королевствами и сам Рим падет под их натиском. А мы, если хотим выжить, должны дружить с ними и даже во многом подчиняться.

Конец фразы он сказал почти шепотом, чтобы остготы не услышали.

— Да ты боишься, дядя? — спросил я. — С чего бы это, ты же славный и отважный воин. Ну давай, иди, облизывай пятки своим новым господам.

Я поглядел в безумные разъяренные глаза дяди, а в следующее мгновение упал на пол, потому что он ударил меня кулаком в лицо. Затем подошел и хотел пнуть меня, лежащего на земле, но вовремя опомнился.

— Эх, не будь ты моим племянником, я бы давно вспорол тебе глотку и посмотрел, как ты умираешь. Но, к твоему счастью, ты мой родственник, я тебя пока не трону. Может быть, твой отец решит убить тебя?

Между тем, рабы принесли вино и угощения и вожди варваров радостно зашумели. Дядя тоже отпил вина из кувшина, выплюнул на пол и заметил:

— Что за козью мочу тебе дают здесь пить? Неужели ты не мог бы найти настоящее фалернское? Если я стану императором, я буду пить только самое лучшее вино и трахать самых лучших баб.

— А кто сказал, что это ты станешь следующим императором? — вдруг спросил один из командиров остготов и смачно высморкался на пол. — Хватит уже усаживать на трон эту вонючую семейку Флавиев. Теперь Римом должны править остготы. Или у кого-то есть возражения против этого?

Он поглядел на меня, но я благоразумно промолчал, смотря на происходящее и придерживая рану на руке другой рукой. Затем вождь перевел взгляд на дядю, так и стоявшего с кувшином в руке.

— Как ты назвал Флавиев, сраный ублюдок? — спросил дядя. — С чего это ты взял, что мы не имеем права и возможностей управлять империей? Ты знаешь, что мы переживем тебя, а я еще приду и нассу на твою могилу, жалкий ты червяк?

Командир остготов оглянулся на своих усмехающихся товарищей и встал с ложа, проворчав при этом: «Эти чертовы римляне даже за столом валяются, как бабы, поэтому их всех надо трахать в задницу». Затем повертел головой, разминая шею, хрустнул костяшками пальцев и сказал, подойдя вплотную к дяде:

— Послушай, Павел, давай договоримся по-хорошему? Ты хороший воин и мы провели много сражений бок о бок. Я предлагаю тебе стать одним из нас. Ты женишься на дочери одного из наших вождей и станешь остготом. За пиршественным столом у тебя всегда будет почетное место. Но императором тебе не быть, понятно? Лучше уступи это место подобру-поздорову одному из нас и наслаждайся сделанным выбором. Тоже самое касается твоего брата и этого недоноска-племянника. Мы, так уж и быть, пощадим вас, сегодня мы добрые.

Дядя молчал и глядел на него, а я видел, что в его темных глазах разгорается ярость.

— Не слишком ли ты многого захотел, Ральф? — спросил он. — Разве такой был у нас уговор? Или ты забыл, что такое данная клятва?

Ральф огляделся на своих товарищей и те кивнули ему, одобряя его дальнейшие действия. Тогда он взялся за рукоять меча и сказал:

— Павел, клятвы, данные чужаку, не остготу, на самом деле не имеют никакой силы. Ты разве не знал этого? И потом, после того, как ты принес нам казну, зачем нам повиноваться тебе? Ты бы что сделал на нашем месте?

Дядя промолчал и Ральф снова усмехнулся.

— Вот видишь, Павел, тебе нечего возразить, потому что на нашем месте ты сделал бы тоже самое, даже не надо нам тут придумывать ничего. Так что говори, ты согласен стать остготом или тебе отрубить голову и посадить ее на пику?

Дядя вздохнул и обреченно пожал плечами.

— Пожалуй, вы правы, придется мне смириться.

Ральф торжествующе улыбнулся, в то время как его подняли вверх кубки с вином. В ночи вокруг шатра все также продолжал журчать ручей, а еще заухал филин.

— А для того, чтобы смириться, придется сделать вот так! — закричал дядя и выхватив меч, метнулся к Ральфу.

Он почти успел кольнуть его в грудь, но командир остготов ловко отпрыгнул в сторону, на ходу доставая свой меч и молниеносно отбил атаку дяди. Я отполз в сторону от сражающихся, потому что они очутились совсем рядом со мной.

— Вот, значит, каков на самом деле твой ответ, Павел? — спросил Ральф, хищно улыбаясь и перекладывая меч из руки в руку. — Что же ты сразу не сказал его, а пытался запутать нас? Хотя, глуп тот, кто доверится тебе, Павел, поэтому я и ждал нечто подобного.

— Заткнись и просто дай мне перерезать тебе горло, — попросил дядя. — После твоих слов мне хочется вымыть руки и тщательно почистить уши.

Он снова атаковал командира остготов, но тот грациозно ушел от атаки и напал сам. Дядя отбился двумя-тремя ударами. Они бегали по шатру, стремясь поразить друг друга, но все, чего достигли, это лишь пара царапин на руках.

Остальные командиры остготов разбегались на клинии, пили вино и кидали в сражающихся обглоданными бараньими костями, призывая их побыстрее закончить бой. Судя по всему, их совсем не волновало, что их товарищ мог проиграть.

Впрочем, это понятно, ведь если даже Ральф и проиграет, на его место всегда может стать другой кандидат. Я теперь наконец понял, насколько трудно Лаэлии приходилось с этими людьми, но теперь уже было поздно. Поскольку победа Ральфа никак не входила в мои планы, все, что я сейчас мог сделать, это хоть как-то помочь своему дяде, потому что его победа все-таки была предпочтительнее победы Ральфа.