***

Тазеус крепче сжал шипы рыбки-засони и тяжко вздохнул. В прошлом месяце ему исполнился двадцать один год. Все молодые люди двадцати одного года должны были найти себе спутников и связать жизни и имена. Альмираль, прекрасная девушка из соседней деревни, строила ему глазки вот уже целый год и Тазеус был бы рад ответить ей взаимностью, но…

Узы не позволили бы ему выбраться за границу северных земель. Пустоши манили неизведанностью и тайной, которую вот уже более десяти лет лелеял в себе Тазеус. Он хотел узнать, что означает имя ведьмы в переводе с древнего языка, но ни в одной книге не нашел его перевода. И даже дедушка, находясь на смертном одре, лишь печально покачал головой. Знающий все на свете, он, тем не менее, даже не слышал о том, чтобы имя Адиль могло иметь хоть какое-то значение.

Альмираль не поддерживала Тазеуса. Узнав о его затее, она долго плакала, но затем, стерев слезы с порозовевших щек, сказала:

— Я знаю, что не удержу тебя здесь, мой милый Тазеус. Но, прошу, пообещай, что вернешься ко мне живым и невредимым. Я же обещаю ждать тебя столько, сколько потребуется.

Ее имя означало «Верная». Тазеус не сомневался, что она выполнит свое обещание. Но за себя он отвечать не мог.

Альмираль была хорошей девушкой. Ее отец был рыбаком, а потому в их доме хранилось много шипов рыбки-засони. Только они могли помочь Тазеусу пройти через стражников северных врат.

***

Ледяные пустоши он пересекал на санях, запряжëнных вечерними багрянцами.

Северные земли Тазеус покинул без особых проблем: стражники не подозревали, что найдется кто-то настолько безумный, что решит в одиночку пуститься на поиски ведьмы. На их усыпление даже не потребовались шипы — стражники благополучно справились с этим сами.

Пустоши представляли собой бескрайние ледяные поля с редкими, схваченными морозом черными деревьями. Шкуры вечерних багрянцев исправно согревали Тазеуса, а запасы сушеной рыбы, заботливо врученные Альмираль, помогли не помереть с голоду в первые же дни. Вечерние багрянцы грызли черную кору и, видимо, их все устраивало — темно-красная шерсть могучих зверей блестела ничуть не хуже, чем в день их отправления.

***

Прошло семь дней и лишь на восьмой на горизонте показались горные хребты.

Слабая надежда разбудила ороговевшее сердце Тазеуса: холод и усталость потонули в снежных полосах, оставляемых санями. Силы, было покинувшие его, черпались теперь из уходящих в небо пик.

— Адиль, Адиль, — губы, синие и сухие, шептали имя, теперь казавшееся не далеким и чужим, а спасительно-теплым, чарующим. — Адиль, если слышишь меня, откликнись. Я Тазеус, что с древнего языка означает «Герой», и я иду, чтобы узнать твою историю.

Тазеус улыбнулся так, как на смертном одре улыбаются великие воины, узнавшие, что их государство не сдалось под натиском врага.

Багрянцы, будто предчувствуя неладное, тревожно замычали, но продолжили тянуть сани. Только вот Тазеус этого уже не почувствовал.

***

Тени-человечки с огненными всполохами вместо глаз и ртов разбудили его, больно ущипнув за нос. Увидев его пробуждение, они в панике взвизгнули и разбежались в разные стороны, растворяясь в отблесках пламени, тихо потрескивающего поленьями в камине. Необычайное тепло и уют обволакивали тело Тазеуса, укутанного в толстые белые шкуры и клонили в сон, но ощущение нереальности происходящего сдалось под тягостью его мыслей: что за существа разбудили его? Как он попал сюда? И куда это — сюда? Он сел на кровати и огляделся. Ладно сколоченная, но явно старая хижина была увешана деревянными амулетами, пучками сушеных трав и длинношерстными шкурами, заставлена причудливыми самодельными фигурками, глубокими тарелками и стеклянными склянками с подозрительными подмигивающими жидкостями. Тазеус моргнул. Одна из склянок моргнула в ответ. Он испустил вздох, испуганный и удивленный, и откинулся на мягкую перину. Над головой, под самым потолком, ему хитро ухмылялась пара теней-человечков. Вне сомнений, Тазеус попал в дом той самой злой ведьмы, о которой слагали печальные легенды.

Словно ожидая его мысли, входная дверь отворилась и на пороге, борясь с вьюгой и норовящими залететь в теплое пространство снежинками, появилась Адиль. Сонливость смело, словно она попала под студеный северный ветер, Тазеус подскочил на кровати, во все глаза разглядывая седовласую ведьму в белой шубе из шкур того же зверя, которыми он был укрыт.

— Адиль, — прошептал он, не веря собственному счастью. Теневые человечки, радостно размахивая ручками, подбежали к ведьме и запрыгнули к ней за воротник. Она поежилась и улыбнулась, — то была улыбка юной девушки, красивой, как утренняя изморось не неувядающих цветах, как бутоны молодых шишек вечнозеленых деревьев в самые холодные вечера.

Она захлопнула дверь и взъерошила волосы, разгоняя озорные снежинки, сраженные неожиданной теплотой и каплями окропившие пол.

— Тазеус, так тебя, вроде, зовут? — произнесла она спокойно, но с едва уловимой заинтересованностью в голосе. Сердце Тазеуса забилось чаще. Он кивнул, наблюдая, как ведьма снимает шубу, вытряхивая из укромных местечек веселых теней, как скидывает одеяние на массивное пушистое кресло и усаживается на него вольготно, по-хозяйски.

«Дурак, — подумал вдруг Тазеус, — она же и есть хозяйка! Хозяйка не только этой хижины — всех заснеженных земель!»

— Давно я не слышала своего имени, произнесенного с таким благоговением, — между тем проговорила Адиль. Сила и власть чувствовались в ее размеренном, безмятежном голосе. — Скажи, Тазеус, как такому простаку, как ты, взбрело в голову посетить страшную ведьму, рискуя собственной жизнью, и жизнью твоих дорогих зверей, конечно же?

Тазеус торопливо и сбивчиво начал свой рассказ о родной деревне, о великом дереве Уста и об имени ведьмы из легенд, которая, должно быть, когда-то вовсе и не была ведьмой.

Адиль сидела каменным изваянием, не выказывания никаких эмоций, и лишь в конце ее губы мягко дрогнули — так же улыбались все матери, перед которыми их чада в красках расписывали впечатления о первом шипастом уколе рыбки-засони. Тазеус зарделся, боясь, как бы его лицо не сделалось по цвету схожим с шерстью вечерних багрянцев.

— Я… — произнес он в рое оправданий и сожалений, крутившихся в его голове, как Адиль спокойно подняла перед ним тонкую белую руку, останавливая.

— Ты пришел сюда добровольно и также добровольно сможешь уйти. Но не сделаешь этого, я знаю. Твое сердце требует ответов. Ты будешь жить здесь столько, сколько потребуется, а после… — она на мгновение замолчала, взглянув на пламя, отразившееся в ее льдистых глазах печальным, горьким блеском. — Ты поймешь, когда настанет «после».

Тазеус кивнул, доверившись ее туманным обещаниям. Глядя на нее сейчас, дышащую молодостью и силой, изящную, как подлунный цветок, по-матерински строгую, но справедливую, подобно седым старейшинам их деревни. Легенды, косматые и мрачные, одна за другой рассыпались на его глазах, являя на свет тоскливую правду об одинокой девушке с ледяных пустошей. Она была ведьмой с маленькими ожившими тенями в услужении, но при этом… Тазеус вздрогнул от простого, очевидного осознания: она спасла его и дала крышу над головой, уложила на кровать перед теплым камином, заботливо укрыла белыми шкурами, чтобы согреть. Может быть, предназначение, что заложило великое дерево в его имени, как раз в том, чтобы спасти ее? Донести во все северные деревни ту правду, до которой остальные боятся добраться сами…

Тазеус зевнул. Осознание приятно согревало его сердце, утяжеляло голову, теперь вновь клонившуюся к пузатой мягкой подушке.

— Тазеус, — словно в отдалении услышал он голос Адиль, — Спи. Тебе еще понадобятся силы.

***

Адиль, казалось, обладала великой, всеобъемлющей и безграничной силой. Она могла бы одним мановением построить целые замки и города, наподобие тех, что существовали в рассказах странников-южан об их далеких родных краях. От одного ее взгляда тронулась бы корка мерзлого озера на границе двух деревень — рыбаки каждое утро проделывали в нем глубокие лунки, чтобы к вечеру оно вернулось к своему прежнему виду. В хижине Адиль подчинялись тени, за ее пределами — весь остальной мир. Закутанная в шубу, она проходила через рощу голых черных деревьев, расцветающих от приближения и гибнувших, стоило ей пройти мимо. Роща напоминала сад — такой, какой Тазеусу своими рассказами рисовали бородатые странники с неестественно темной кожей и в причудливых цветных одеждах. Неведомым образом южные земли сумели усмирить вечные холода: «Зима приходит к нам по расписанию», — так говорили их иноземные гости. Тазеус хотел бы побывать там, показать этот мир и Адиль — вряд ли она хотя бы раз выбиралась с пустошей после того, как попала туда.