К моему великому разочарованию в учительской был ажиотаж, так что остаться незамеченной мне не получилось.

— Ооо, та самая новенькая трудовиха! — прогремела крупная женщина с жиденьким хвостиком на затылке. — Как вас величать-то?

— Меня? — суховато осведомилась я, стараясь не обращать внимания на взгляды присутствующих.

— Надежда Львовна, — ответил за меня знакомый голос.

Я заглянула за стеллаж с папками и увидела, как там, оперевшись на стену и листая классный журнал, стоит Николай Николаевич в темно-зеленых спортивных брюках и шалфейной футболке, выгодно облегающей его торс.

— Благодарю, — сквозь зубы процедила я, — Без вас, Николай Николаевич, я свое имя не вспомнила бы.

— Так, Надюха, значит? — снова прогремела дородная женщина, и я перевела на нее уничижительный взгляд.

— Надин. Можете звать меня Надин, — поправила я, но ей было все равно.

Женщина вскочила из-за стола, на котором стоял ее недопитый чай и вазочка с конфетами. Больно сжав мои плечи, она силой усадила меня на свое место и буквально пропела над моим ухом:

— День учителя скоро!

Надо признать, в пении ее голос звучал на удивление приятно, чего не скажешь о речи. Громкий, басоватый голос, будто поставленный так нарочно, чтобы подчеркнуть тяжесть и весомость ее фигуры.

— Я, кстати, Анжела Викторовна — веду русский и литературу. Можно просто Анжела, — представилась она, натянув на лицо наигранную строгость.

Я кивнула просто из вежливости и перевела глаза на остальных учителей в комнате. Анжела Викторовна взяла на себя честь представить и их.

— Это у нас Ольга Александровна — англичанка, — она указала на скромную худенькую учительницу, пишущую что-то в лиловом блокноте.

— Добро пожаловать в нашу школу, — та мило улыбнулась, на мгновение оторвавшись от своего занятия.

— А это, — продолжала Анжела, неприлично тыча пальцем в высокую широкоплечую женщину, облаченную в черное платье с неуместным жабо на груди, — историчка Анна Григорьевна.

Историчка смерила меня недружелюбным взглядом и едва заметно дернув губами, покрытыми дико-красной помадой, отвернулась к окну. Я тихо усмехнулась, выражая взаимность.

— Василий Михалыч только что был, но вышел, — Анжела Викторовна недовольно сморщила нос, а я равнодушно пожала плечами.

— Ничего страшного, мы знакомы.

— Вот этот красавчик, — Анжела указала на Николая, скривившего лицо от лестной характеристики коллеги, — Это наш физрук — Николай Николаевич Муромцев.

— Да, этого красавчика, как вы говорите, я тоже уже знаю, — я поспешила откреститься от этого разговора, потому что выдерживать на себе изучающий взгляд Николая почему-то стало неловко.

— А где Берта Андреевна? — спросила Ольга, подняв хмурое лицо от блокнота.

— Наверное, разжевывает очередную задачку раздолбаям из девятого «бэ», — хохотнула Анжела и, обращаясь ко мне, добавила: Берта Андреевна — у нас математичка. Есть еще усатый физик Анвар Махмутович и химик Кирилл Петрович. Они бегают курить на каждой перемене, их тут так просто не застанешь.

— Я как-нибудь переживу, — пробормотала я, собираясь с мыслями, чтобы подняться со стула Анжелы Викторовны и донести журнал до стеллажа, у которого стоял физрук, время от времени поглядывающий на меня с нескрываемым интересом.

— О чем мы говорили? — задумалась Анжела, вспоминая тему, которая обсуждалась в учительской до того, как тут появилась я.

— О том, почему у Олечки не складываются отношения с мужчинами, — холодно произнесла историчка. Ольга Александровна невольно хлюпнула носом, будто эта проблема действительно доставляла ей страдания.

— Ах да! — воскликнула Анжела и в своей нагловатой манере пояснила мне: Олечке тридцать пять, а она все еще не замужем и без деток.

Мне стало неловко и даже немного жаль англичанку из-за того, как бесцеремонно ее личная жизнь обсуждалась теми, кого совершенно не касалась. Только саму женщину, видимо, ничего не смущало.

— Не понимаю, почему он сбежал? — неожиданно громко заявила она, захлопнув блокнот. — Свидание шло прекрасно. Мы много говорили, пили чай, а потом Иннокентий просто ушел в уборную и не вернулся.

Олечка прикрыла лицо руками и тяжело вздохнула, оплакивая свою судьбу.

— Я же сказала, что нужно надеть красное, — тоном ментора заявила историчка, не отрываясь от окна, — Мужчины обожают красное. Это цвет страсти, Олечка. Наденьте красное платье с декольте, накрасьте губы — и к вам, как мотыльки, слетятся кавалеры.

Я искренне пыталась молчать, оставаясь в стороне от обсуждения неудачного свидания, но такая оценка красного цвета вывела меня из себя.

— Не соглашусь с вами, — смело возразила я, — Красный сильно переоценен. Он вульгарен и будто кричит о женской доступности. Не думаю, что Ольге нужно именно это.

Историчка перевела на меня удивленный взгляд, но уже через секунду снова вернула на лицо холодную маску.

— Николай Николаич, — вдруг позвала Анжела Викторовна, — Вот ты у нас мужчина в самом расцвете лет. Скажите нам, стоит Олечке надевать красное или нет?

Физрук тихо рассмеялся, закрывая журнал, который засмотрел уже, наверное, до дыр.

— Понимаете, в чем дело…, — начал он, обращаясь ко всем сразу, — Вы, женщины, придаете цвету слишком большое значение. Большинство мужчин даже не запомнит, было на вас красное платье или, скажем, синее.

— Так что же тогда надеть? — Ольга Александровна перевела на физрука усталый взгляд.

Парень пожал плечами и с присущей ему легкостью ответил:

— То, в чем ты сама себе нравишься. В чем твои глаза будут сиять. Мы, мужчины, немного дети и считываем вашу неуверенность, — ответил он, и все женщины в учительской замолчали в задумчивости. Было в его словах нечто поистине мудрое.

Заметив, какой эффект ему удалось произвести, Николай довольно улыбнулся и убрал свой журнал в нужную ячейку на стеллаже. Ничего не говоря, он подошел ко мне и взял со стола мой журнал, который я никак не могла донести до полки.

— Я могла бы и сама, — пробубнила я, глядя, как парень убирает тетрадь в ячейку.

— Я не кусаюсь, не надо меня бояться, — ответил физрук. Неужели он догадался, что я не хотела идти к стеллажу именно из-за него?

К счастью, никто из присутствующих не обратил внимания на наш короткий диалог. Не хватало только слухов о моем страхе перед физруком.

— Так, друзья! — снова громко заявила Анжела Викторовна, — Что делаем на день учителя? Может, шашлындос замутим?

— Вы точно учитель русского языка? — пробормотала я себе под нос уже на выходе из учительской.

Этот разговор меня совершенно не интересовал, ведь пятого октября, когда педагогический коллектив будет жарить «шашлындос» в честь дня учителя, я буду праздновать свой двадцать восьмой день рождения. Интересно, какой сюрприз мне устроит Антон?

Никогда не думала, что свой двадцать восьмой день рождения я встречу в холле убогой школы никому не известного городишки, но судьба коварна, и она пытается меня сломить. Только я не сдаюсь так просто!

Стоя в тени колонны с зеркалами, я листала ленту соцсетей, проверяя, кто уже успел выложить поздравление с отметкой моего имени, а кто — нет. Время от времени я поднимала глаза на мелькающую в коридоре бабульку со шваброй. Что бы такого сделать, чтобы она отстала от меня со своей второй обувью?

— В другое место нельзя встать? — грубо спросил один из рабочих, заносящих мешки со стройматериалами в холл.

Я смерила его взглядом, полным презрения, и уже раскрыла рот, чтобы вежливо указать наглецу направление движения, как в дверях появился Николай Николаевич в окружении учеников. Его сияющая улыбка немного сбила меня с толку, и я только махнула рабочему, чтобы не докучал мне.

— И в футбол погоняем? — спросил мальчишка, с восхищением глядя на физрука.

— И в футбол! — смеясь, отвечал тот, ведя за собой толпу детей.