Я хотела ответить подруге пару ласковых, но Коля потянул меня в глубь комнаты на приватный разговор.
— У мня есть для тебя подарок, — тихо сообщил он, протягивая мне небольшой ключ, обвязанный розовой лентой. К ленте была привязана небольшая бирка с адресом.
— Что это? — я вскинула брови, удивленно глядя то на ключи, то на Колю. Неужели он предлагает съехаться?
— Это небольшое помещение на Купеческой. Второй этаж, панорамные окна. Можно обустроить мастерскую, ателье или магазин. Все, что захочешь. — Коля неуверенно глянул на меня, ожидая реакции.
Он хотел удержать меня. Он боялся, что я соберу свои амбиции в чемоданы и, помахав ручкой на прощание, сбегу в Москву. Он пытался создать для меня будущее здесь. Рядом с ним.
— Оно в аренде на полгода, но, если тебе понравится, я найду способ его выкупить, — сбивчиво добавил парень, держа меня за руку.
— Коля…, — едва шевеля губами, пробормотала я.
Ключи легли в мою ладонь, и я кинулась обнимать любимого мужчину, как вдруг нам снова помешали. Раскрылась дверь туалета, и из него появилась Люба — опухшая и зареванная. Она осмотрела нас безжизненным взглядом и осела вниз по стенке.
Коля бросился к девочке и помог ей сесть на перекошенный деревянный стул. Я поднесла к ее рту бутылочку с водой.
— Люба, что с тобой? Ты отравилась? Тебя тошнит? — волновалась я.
— Уже не тошнит, — без каких-либо эмоций в голосе произнесла девчонка.
— Не понимаю. Что с тобой? — я потрясла ее плечи, и тут из раскрытой ладони Любы выпала небольшая пластиковая палочка.
Нахмурившись, я подняла ее и развернула к себе. Палочка оказалась тестом на беременность с двумя яркими красными полосками.
— Ох, — только и выдала я, держа тест дрожащей рукой.
Коля понял, что в этой ситуации он лишний, так что, осторожно коснувшись моего плеча, он шепнул:
— Я рядом. Позови, если буду нужен.
Я кивнула, даже не оборачиваясь, чтобы проводить его взглядом.
— И давно ты беременна, Люба? — тихо спросила я, не поднимая на девочку глаза.
— Не знаю, — она равнодушно пожала плечами.
— Как долго нет месячных?
— Не знаю, — девочка снова всхлипнула, — Месяца три-четыре.
— Сколько? — ужаснулась я и снова перешла на шепот, чтобы не привлекать лишнего внимания, — И тебя это не смутило?
— Я думала, просто гормоны скачут. Я же подросток, — Люба закрыла лицо руками и снова заплакала, — Мама меня убьет.
Вздохнув, я притянула ее к себе и крепко обняла.
— Мы что-нибудь придумаем, — заверила я, — А сейчас иди домой и отдыхай.
— Как же показ? — всхлипнув, спросила девочка.
— Я выйду вместо тебя, — пообещала я, утирая слезы с ее молодого лица.
Зеленые глаза девочки горели растерянностью и страхом, и я вдруг вспомнила свою сестру, которая родила в шестнадцать лет. Что тогда испытывала она? Когда на нее обрушился шквал критики и обвинений. Ведь она тоже была всего лишь ребенком. Напуганным, непринятым, не понимающим, что происходит с его телом и какое будущее ждет впереди.
И сейчас, глядя на Любу, мне стало стыдно за то, как я вела себя тогда. За то, что я выставила между нами глухую стену безразличия, словно до этого мы не были сестрами, которые всем делились друг с другом и всегда готовы были прийти на помощь.
Может, именно поэтому я теперь не могу оставить Любу.
— Пора начинать! — объявила Крисси, которая вернулась из коридора, где только что произнесла речь, открывающую показ.
— Я выйду вместо тебя, — снова повторила я, убирая тест в карман.
Верочка отправилась дефилировать первая, и я, как и на первых репетициях, не переставала удивляться тому, с какой самоотдачей она включается в любой проект. И в этот особенно, ведь от успеха сегодняшнего показа зависит ее собственная жизнь.
За Верочкой в народ отправилась зеленая от волнения Маша. Я едва успевала подтянуть булавкой лишнюю ткань на талии, чтобы наряд Любы сел по моей фигуре. Едва Маша вернулась в комнату — ошеломленная и вдохновленная аплодисментами, я нырнула в свет одного единственного, но такого важного для девочек софита.
Бодро вышагивая в такт музыке, я проходила мимо коллег, собирая на себе их восторженные взгляды. Остановившись прямо перед камерами, я попозировала и, развернувшись, направилась в обратную сторону, стараясь не думать о том, что в коридоре не было Коли. Наверное, у него случилось что-то важное, раз он решил пропустить дебют моей команды.
Крисси, которая представляла наряды, отшитые ушедшей в лицей Леночки, сорвала такие бурные аплодисменты, что я даже загордилась тем, какая крутая у меня подруга и как здорово иметь такие связи.
— Мне кажется, или этот итальянский репортер везде за тобой таскается? — спросила я, пока мы с Кристиной меняли образы для следующих выходов.
— Это же Лоренцо! — с итальянским акцентом произнесла Крисси, — Он как моя тень. Куда я — туда он. Я даже скучаю и переживаю, если вдруг не вижу его на показах.
— Наверное, ты ему очень дорога, раз уж он решил осветить в прессе дефиле школьниц из русской провинции, — усмехнулась я, поправляя волосы.
— Думаешь? — взгляд Крис вдруг стал серьезным.
— Ну да, — я пожала плечами, — Я бы в такую глушь отправилась только ради очень любимого человека.
Но разве я сама приехала в Булкин ради этого? Нет, я оказалась здесь, чтобы получить финансово обеспеченное будущее рядом с хорошим, но не любимым мужчиной. И, надо же, как сошлись звезды, ведь именно здесь я и нашла свою любовь.
— А, знаешь, я к нему присмотрюсь, — заверила Кристина, и ее лицо озарилось азартом, что означало только одно — сегодня Лоренцо крупно повезет.
Когда показ был окончен, мы с девочками предстали перед камерами, чтобы дать интервью. Ничего не стесняясь, я в красках выразила свое недовольство тем, что администрация города игнорирует условия, в которых живет Вера с бабушкой и еще несколько жителей этого разваливающегося дома.
Я говорила и говорила, не сдерживая в себе ни слова. Не запрещая себе быть настоящей. Переживающей. Злой. Требующей справедливости. Я больше не буду прятаться за маской равнодушия. Если здесь и сейчас я могу помочь дорогим людям, я сделаю все, что в моих силах.
От того, как крепко жались ко мне девочки во время интервью, я ощутила в себе невероятную силу и уверенность. Я делаю то, что должна делать. Я нахожусь там, где должна находиться. Эта сила не в деньгах, не в Москве. Она во мне самой и в людях, которых я впускаю в свою жизнь.
Мы сорвали столько аплодисментов и сделали столько фотографий, что рот просто устал улыбаться. В какой-то момент я отошла на лестницу и выглянула в окно, чтобы отвлечься, но получилось совершенно наоборот, ведь за окном стоял знакомый мерседес.
Антон здесь.
Накинув шубку, я поспешила вниз, все больше переживая из-за того, что нигде не нахожу Колю. Что, если они с Антоном уже ведут серьезный разговор, пока я праздную окончание дефиле?
С трудом раскрыв тяжелую дверь, я выскочила на улицу, и первое, что я увидела, был Коля, сидящий на скамейке, опустив голову в руки. Его лицо было закрыто шапкой, а плечи странно вздрагивали, словно он рыдал, не издавая ни единого звука.
Забыв про мерседес Антона, я села рядом с Колей и погладила его спину.
— Что случилось? Почему ты ушел? — встревоженно спросила я.
Парень оторвал лицо от шапки и посмотрел на меня красными глазами.
— Мама умерла, — шепнул он, облизнув потрескавшиеся на морозе губы, — Еще утром все было нормально. Динамика была хорошая. А сейчас…Ее нет.
Коля сгреб меня одной рукой, прижимая к себе, словно плюшевую игрушку. Ничего не говоря, я обняла его, пальцами перебирая отросшие на затылке светлые волосы. Где-то неподалеку сигналил автомобиль. Словно сквозь пленку, я видела, как к нам направляется Антон, но мне было все равно. Я продолжала гладить Колю и шептать, что все будет хорошо.
— Все пройдет, боль утихнет, — бормотала я, — Она не мучается, ей хорошо. И ты теперь свободен. Ничто не держит тебя здесь. Мы уедем вместе. Боль уйдет.
