— У нее есть дочь? — пробормотала я, хмурясь все сильнее, — И она со своей мамочкой в Швейцарии, да?

— Ну конечно, — парень неприятно улыбнулся, явно получая удовольствие от того, каким глупым становилось мое положение с каждым новым словом.

Поверить не могу. Гела так и старается подлезть к Антону поближе, чтобы дать своей дочке богатенького папочку. Она сильно ошибается, если думает, что я позволю ей и ее маленькой дочурке вычеркнуть меня из жизни Антона.

— Когда они возвращаются? — жестко спросила я, пряча уязвимое эго поглубже.

— Завтра вечером, — отозвался водитель.

Кивнув, я развернулась и пошла к подъезду, оставив Матвея и новенькую машину позади.

— Надин Львовна, мне бы переночевать! — жалобно крикнул парень, — Поезд до Москвы только утром.

— Ищи гостиницу, Маттео, — равнодушно кинула я, даже не оборачиваясь и, готова поклясться, что ветерок донес до моих ушей пару нелестных слов, брошенных в мой адрес.

Уже перед самым сном, борясь с навязчивой мыслью, я зашла в соцсети и под фальшивым аккаунтом зашла на страницу Гелы. На последней фотографии она позирует на снежном склоне со сноубордом в руках, а рядышком с ней стоит молодая красивая девчонка со жгуче-черными косами.

«Моей девочке двадцать лет!» — так Гела подписала фото.

По отметке в посте я перешла на страницу самой «девочки» и чуть не выматерилась впервые в жизни, ведь на ее последней фотографии она обнимала Антона — моего Антона! — а в руках у нее была зажата красная брендовая коробочка. На следующей фотографии эта воровка Ванесса позирует моему мужчине в новеньких сережках с бриллиантами, а я лежу на скрипучем диване во всеми забытом Булкине и стараюсь не расплакаться.

Ну Гела… Себя Антону не пропихнет, так хоть дочку свою подсунет!

Уснуть в таких условиях я уже не могла. Не теряя ни минуты, я кинулась к шкафу и, раскрыв его настежь, стала скидывать на постель аккуратно развешенные платья и костюмы. Освободив шкаф, опустилась на колени и вытянула из-под дивана огромный чемодан.

Я не собираюсь мирно коротать в Булкине, возможно, самый важный год своей жизни, пока где-то в Альпах моего мужчину пытается охмурить мерзкая девчонка и ее наглая мамаша!

С трудом выставив за дверь квартиры тяжелый чемодан, я еще раз глянула на опустевшее жилище и поймала себя на мысли, что испытываю нечто странное. Сомнение? Да, верно. Поверить не могу, неужели я начала привыкать к этому жуткому месту? Ну уж нет!

Я с силой захлопнула дверь и, заперев квартиру на ключ, покатила чемодан к лифту. На первом этаже меня встретил все тот же заспанный вахтер, имени которого я не запомнила. Ничего не ответив на его вопросительный взгляд, я вышла из подъезда и, тяжело толкая чемодан, направилась к Мини Куперу.

Конечно, Маттео никуда не ушел. Он неловко расположился на сиденье, стараясь уснуть. Увидев меня за окошком, он сначала обрадовался, вероятно, предположив, что я сжалилась и пришла, чтобы забрать его спать к себе, но, заметив собранный чемодан, парень нахмурился и беззвучно выматерился.

— Что это значит? — спросил он, вылезая из машины.

— Убери чемодан в багажник. Мы едем в Москву. — скомандовала я, присаживаясь на заднее сиденье.

Проигнорировав мой приказ, Маттео раскрыл заднюю дверь и уставился на меня широко распахнутыми глазами. Какой же у него глупый вид!

— Как в Москву? — переспросил он, — Я же только что оттуда!

— Я возвращаюсь домой, — фыркнула я, отворачиваясь от водителя.

— Но мне нужно поспать, — промычал он, — И дождь ведь…

— Хватит ныть, Маттео! — взмолилась я, — Поехали уже!

Не сдержавшись, Маттео рыкнул и с шумом хлопнул дверью. Если бы он не был так зол, я пригрозила бы ему лишением премии за то, как неаккуратно он обращается с моей машиной. Закинув чемодан в багажник, Маттео сел за руль и, ничего не говоря, тронул машину с места.

Мне дико хотелось расспросить его о Ванессе, ведь Маттео, тесно общающийся с водителем Антона, точно слышал самые горячие сплетни. Но начать этот разговор — означало показать ему свою слабость и неуверенность. А это я допустить не могу. Маттео и так знатно посмеялся надо мной, когда понял, что я не получила ожидаемого кольца.

Булкин со его отвратительной погодой и отсутствующим асфальтом медленно таял в темноте за окном. Я закрыла глаза и откинула голову назад, представляя, что расскажу о последнем месяце своему психологу. О старой школе, о потертых партах, о запахе котлет из школьной столовой, о громкой Анжеле Викторовне, о тихоне Ольге Александровне, о Василии Михайловиче и его специфическом юморе, о девочках — таких разных и в то же время одинаково счастливых от идеи разработать свою коллекцию переработанной одежды, о Николае Николаевиче…и его сверкающих голубых глазах, об улыбке, что никогда не покидает его губ, о сильных руках, о тяге к ярким толстовкам, о скрипучем велосипеде, о теплых ладонях на моей талии…

«Я поцелую тебя, если ты не прекратишь».

Об этом я психологу не расскажу. Никому не расскажу. Это останется только для меня.

С мыслями о физруке я провалилась в сон и не заметила, как мы проехали большую часть пути. Проснулась я от того, что кто-то протяжно просигналил, а нашу машину неприятно качало из стороны в сторону.

Тряхнув головой, я привстала и глянула в сторону Маттео. Тот лежал головой на руле. Его глаза были закрыты, и одному Богу известно, как Мини Купер все еще оставался на дороге.

— Маттео! А ну проснись! — крикнула я, пихнув водителя в плечо.

Неопределенно хрюкнув, он скатился с руля, и машину дернуло влево. Какой-то короткий миг, и новенький Мини Купер вылетает с дороги на обочину.

Время застыло в этом моменте. Словно в кино я видела, как переворачивается земля за окном, как ремень безопасности до боли врезается в мое тело, как рот раскрывается в немом крике, а дальше — хлопок и темнота.

***

Раскрыв глаза, я увидела идеально белый потолок. Мне даже показалось, что это не потолок, а полоса густого тумана, а я лежу в теплой воде, и осталась от меня только душа — очищенная и свободная.

— Я умерла? — шепнула я, с трудом разлепляя пересохшие губы.

— К счастью, нет, — ответил знакомый голос, и я распахнула глаза шире, окончательно возвращаясь к реальности.

Слегка присев, я поняла, что нахожусь в больнице — в отдельной хорошо обставленной палате, и то, что мне показалось теплой водой, на самом деле было кроватью с очень хорошим матрасом. За месяц в булкинской квартире я позабыла, каково это — спать на дорогом матрасе.

— Как ты? — ровным, почти холодным тоном спросил Антон, сидящий в кресле чуть в стороне от моей кровати.

По лицу мужчины можно было бы предположить, что ему глубоко плевать на то, что произошло. Но я-то знала, что эта сдержанность — маска, скрывающая настоящие эмоции, и, скорее всего, внутри Антон очень беспокоится. И злится на Матвея за безалаберность на дороге.

— Злишься? — спросила я, поджав губы.

— Злюсь. — коротко ответил Антон.

— Не увольняй его, — попросила я, жалея Маттео.

На губах мужчины мелькнула жесткая ухмылка.

— Я злюсь на тебя, Надин. Как ты могла выгнать Матвея в дорогу посреди ночи и в такую погоду? — по словам отчеканил Антон, и только тут я поняла, что он не просто злится — он в ярости. И причина этому — я.

— Но…, — я вскинула палец, чтобы возразить, только слова упрямо не шли в голову.

Разве я виновата в том, что случилось? Разве не мог Маттео быть осторожнее? Разве водить машину — не его работа?

Голова разболелась, и в памяти обрывками стали всплывать куски недавнего прошлого. Вот Матвей жалуется, что ему негде спать. Если бы я уделила ему чуть больше внимания, то заметила бы, какие тяжелые фиолетовые круги пролегли под его глазами. Если бы мне было дело до кого-то, кроме себя, я не оставила бы уставшего человека спать в машине в скрюченном состоянии. И уж тем более не погнала бы его в дальнюю дорогу посреди ночи под проливным дождем.