Спустя мгновение, в воду канули лучи Влада и Мими. Глупые, молодые, ученики расстались с силой без сожаления. Им казалось, что в открытом Бограде они сами смогут достигнуть таких же высот, и Юнксу не стал разубеждать их. Он не смог сказать, что даже за сотню жизней им не обрести такого опыта, не обладать таким могуществом, как сегодня, в миг рождения нового Бограда. Горькое разочарование ждет их, смертельная обида на Учителя, но пусть лучше так, чем гибель Человечества.

Последней ушла энергия западного луча. Она покидала тело Дениса неохотно, Юнксу приходилось преодолевать ожесточенное сопротивление, и он едва-едва не поддался соблазну забрать ее себе. Часть он все же не сбросил в реку, соединив два мира магической пуповиной. Как ни старался, Юнксу не мог обрезать все связи с внешним миром. Здесь могла бы помочь его новая, божественная часть, - в конце концов, именно замкнутости, уединения она и добивалась, - но к этому моменту от нее осталось лишь эхо, в самом дальнем уголке разума.

Теряя силу, они заранее опустились на землю. Мими, в своем обычном образе светловолосой красавицы, с тоской поглядывала на небо, и вздыхала так, что рвалось сердце. Влад по-детски обстукивал носком ботинка кусок кирпичной кладки. В учениках еще оставались отголоски сверхбожественной мощи, Юнксу видел это. Какая-то часть сохранилась и в нем самом, словно Лучи отметили их незримой печатью.

- Печати… хорошее название… для всех нас - подслушав его мысли, невесело улыбнулась Мими. – Эй, Печать Севера! Как тебе прозвище?!

Влад не ответил, мотнул головой в сторону западного склона.

- Я за Денисом.

Юнксу кивнул, ощущая странную горечь во рту. Любимый ученик быстро сообразил, к чему все пришло. Сила Лучей теперь завязана на них. Она упорядочена, покуда живы их носители, и если про это узнает кто-то еще… Юнксу поспешно принялся возводить защиту, хороня опасное знания под толщей старых воспоминаний. С удовлетворением отметил, что испуганная Мими делает то же самое.

Стянутый магическим ошейником, Боград притих. Его новые обитатели утолили первую жажду. Познали первые смерти. Испытали первый страх. Боги, полубоги, реликтовые создания, иные расы, магические организмы… Юнксу обреченно вздохнул, стягивая со лба промокшую шапку. Впитанные вместе с Лучом знания никуда не делись. Теперь они четверо понимали, как все устроено. Предстояло как-то договариваться со старыми-новыми соседями по планете, и жить дальше. Вместе строить общий мир.

Среди ночи мелкая вибрация расползлась по стенам, полу и перекинулась на диван. Гор оказался на ногах раньше, чем проснулся. Идущий с улицы тревожный гул, то исчезал, то возникал вновь. В голове стучала паническая мысль – землетрясение! Волна прокатывалась по панорамному окну, и Гор понял, что видит в темноте. Ночь за стеклом побледнела, разбавилась до мутных сумерек. По всем приметам близился рассвет.

Разведя руки в стороны, Гор сделал пару неуверенных шагов, и убедился, что это не дом трясется, а его самого шатает спросонья. Он все же добрался до окна, помотал головой, расшвыривая остатки сна, проморгался. Отсюда можно было смутно разглядеть громадину многоэтажки напротив с черными провалами окон, будто заброшенную. По широкому проспекту, вбивая толстые сваи ног в асфальт, шествовал тролль.

Бугристая спина, усеянная острыми лезвиями вулканического стекла, покатые плечи, похожие на валуны невообразимых размеров. Маятники рук летают вперед-назад, и, кажется, будто слышен свист рассеченного воздуха. Молодой тролль, в самом расцвете сил, на пике формы – Влад объяснял Гору, обещал научить разбираться…

Гор со злости врезал по стеклу кулаком. Боль в костяшках отрезвила, рассеяла сонное отупение окончательно. Ничему его Влад не научит, ничего не расскажет… впрочем, Гор и сам теперь знал так много, что впору учить других, но ведь не в знаниях дело! Он круто развернулся, сжимая кулаки.

Глаза привыкали к полумраку, да и света становилось все больше. Прорезались очертания мебели, стен, углов. Матери нигде не было. Гор прошелся по квартире, заглянул на огромную холодную кухню, в ванную, в каждую комнату и даже в гардероб – пусто. Мать испарилась, точно и не было ее. Гор был этому даже рад.

В холодильнике оказалось полно еды. От той легкости, с которой мать вписалась в жизнь убитого ею человека, Гора передернуло. Но желудок урчал, а рот наполнялся слюной при виде холодной пиццы. Выбрав кусок без оливок, Гор захватил бутылку минералки и вернулся к окну. Здесь хорошо думалось, а думать предстояло много.

Пицца по вкусу напоминала резину, засохшее тесто царапало десны, а от минералки ломило зубы. Широченная каменная спина уменьшилась, гул стихал. Уже видно было, что троллю нипочем не успеть, но великан упрямо продолжал идти к заветной цели. В этом обреченном упорстве было достоинство и благородство. Оно напоминало целеустремленность матери и… отца.

Незнакомый звук нарушил тишину, и Гор замер с недоеденной пиццей во рту. Звук шел из квартиры, со стороны гостевых спален. Звонкий, частый, от него съежился затылок, и руки покрылись гусиной кожей. Гор узнал цокот когтей по паркету. Обернулся, пицца в зубах, в кулаке недопитая бутылка, на лице лихорадочное напряжение – дурак-дураком!

Дойдя до угла, цокот остановился. Из-за стены показалась широкая лобастая морда, и Гор с облегчением выдохнул. Собака. Ротвейлер Влада. Крепкий, отожравшийся пес, с широкими плечами и мощными лапами. Бродя в полутьме по комнатам, легко было не заметить черную лоснящуюся шерсть, а теперь собака, видимо почуяв запах еды, решила выйти сама. И она вышла.

Пропавшие было мурашки вмиг покрыли все тело. Гору почудилось, что даже коса его встала дыбом. Белели светлые круги вокруг глаз, подрагивала тяжелая челюсть. Передние лапы, свободно висящие по швам, выглядели страшно неестественно. Ротвейлер уверенно шел на задних лапах. Не семенил, по-собачьи, не подпрыгивал, а шел, как человек, и это было до безумия жутко.

У окна пес остановился, прижал к стеклу передние лапы, отчего хоть немного стал похож на нормальную собаку. Макушка его доставала Гору до плеча. Он демонстративно смотрел вдаль, взгляд его маленьких черных глазок скользил по дорожному полотну, разбитому ногами тролля. Утренний свет размывал темноту все сильнее, далекая фигура шагала медленнее, а Гор так и стоял, не в силах отвести глаз от пса.

- Ты смотришь не туда, мальчик.

Глотка, не предназначенная для человеческой речи, глухо ворчала, голос доносился, будто из желудка. Пес повернул к нему широкую морду и ухмыльнулся длинными желтыми зубами. Не так, как это делают собаки, выпрашивая ласку, а гаденько, с превосходством, отчего Гор почувствовал себя первоклассником, которого грабят за школой.

- Посмотри на него, - пес мотнул башкой, указывая на тролля, который к этому моменту превратился в крохотную фигурку, меньше указательного пальца. – Посмотри, я помогу.

Гор почувствовал еле уловимое вмешательство извне. Так Влад изменял его настройки ночного зрения. Все вокруг становилось четче, резче, и вот он уже в деталях видит самые крохотные трещины в асфальте, различает узор коры деревьев на газонах. Взгляд его метнулся вдогонку троллю, почти в самый конец Брюсова проспекта.

- Видишь?! Тщета усилий, как она есть! – прохрипел ротвейлер сквозь зубы. – Запоминай, мальчик, запоминай крепко!

Узкая полоска рассвета плескалась у самых крыш, едва-едва подсвечивая их розовым. Отдельные лучи булавками втыкались в тролля, отчего тот сбивался с ритма шагов, оступался, пошатываясь. Движения его, и без того механические, при свете дня стали совсем неживыми, но он ни на метр не отклонился от курса.

Наконец свет, пройдя точку кипения, перелился через край, и хлынул, шипя, на проспект. Захлестнул стены соседних зданий, омыл стекла и вывески яркими вспышками, и с головой окатил каменного исполина. Гору почудился пронизывающий скрип сочленений, когда тролль в последний раз попытался переставить непослушную ногу. Так он и застыл – держа на весу длинные обезьяньи лапы, словно пытаясь достать ускользающую цель.