Она больше не верещала. Тонкие лапы еще вздымались, отбрасывая разорванных мертвецов, но все реже и слабее. Толпа навалилась на нее, выламывая суставы, вырывая зубами куски плоти. Обезображенные разложением лица перемазало белой пеной – кровью мимика. Я рванулся туда, все еще надеясь успеть. Мими живуча, убеждал я себя, складывая пальцы в Плеть Саваофа, я успею. Федор Семенович поднял руку, - только теперь я заметил на ней украшенную рунными заклепками перчатку с обрезанными пальцами, - и с силой ударил в невидимый барьер, укрывающий манеж куполом безопасности.

Против ожидания, рука не прошла беспрепятственно, а вспыхнула и обуглилась. На бесстрастной физиономии Федора Семеновича не дрогнул и мускул. Сквозь шум всеобщей сумятицы послышался вой тревожной сигнализации. Я бросил беглый взгляд наверх. Пара зрителей волокла Егора к выходу из зала, вытаскивая из начинающегося кошмара. Вот и хорошо. Вот и славно. Не надо путаться у меня под ногами.

Я затолкал ярость поглубже, спрятал среди более важных эмоций, заботливо укутал отрешенностью. Нет более яростного меня, чем я спокойный. С холодным рассудком я спускался навстречу гончей Абусалама. Даже не потрудился сплести самого простенького боевого заклятия.

Освобожденные мертвецы расползались по залу. Теперь можно было расслышать, как жалко они стонут, несчастные, неупокоенные, вечно голодные твари. Центр толпы всколыхнулся, и над головами мертвецов выросло угловатое тело мимика, покрытое смертельными ранами. Мими мертва, вторая Печать сломана, понял я. Восставшие покидали арену, переваливаясь через барьер. За ними, волна за волной, из-за кулис шагали все новые и новые трупы – людей, собак, диких животных, - всех, кто участвовал в этом безумном шоу. Чья-то злая воля гнала их ко мне – погасить третью Печать.

В этот раз я был готов, и встретил Федора Семеновича серией ударов. Я не самый грозный боец, когда дело касается рукопашной, но ом моего уровня способен творить со своим телом то, что другим неподвластно и после десятилетий упорных тренировок. И все же из десятка ударов, цели достигли только три. Федор Семенович отшатнулся, перегруппировался, а я вдруг почувствовал, что у меня болят кулаки.

К черту рыцарство! Первая Плеть Саваофа разнесла вдребезги его Анкил, наспех выставленный на бегу. Вторая взорвала ряд кресел и развалила надвое с десяток мертвецов, подошедших слишком близко. А третьей не было. Федор Семенович налетел на меня, и мы снова закружились в рукопашной.

Я сознательно пропустил в корпус удар обожженной культей, перехватил ее, и сломал телохранителю локоть. Без перехода врезал раскрытой ладонью в переносицу, костяшками пальцев в открытый трепещущий кадык. Под пальцами у меня отчетливо хрустнуло. Я не стал проверять запасы прочности Абусаламова пса, и наискось ударил его Секирой Перуна.

Призрачное лезвие разрезало плоть от плеча до пояса. Федор Семенович качнулся, похожий на расщепленное молнией дерево. Из чудовищной раны не вылилось ни кровинки, края разошлись коричневатой коркой обожженной глины. Чертов голем, я так и знал!

Я столкнул его вниз по ступенькам, навстречу поднимающимся мертвецам. Что-то с чавканьем вышло из моего бока. Мой организм протестующее заорал. Стекленеющим взглядом я смотрел на зажатый в руке голема короткий нож с черным лезвием. Распознать артефакт я не сумел, но то, что это необычный клинок, мое тело почувствовало сполна. Ноги подогнулись, и я устало опустился на покрытые ковровой дорожкой ступени.

- Не мой день сегодня… - пробормотал я, пытаясь диагностировать повреждения. – Совершенно не мой…

Наспех состряпав шар клубящегося Подземного Огня, я неуклюже швырнул его в мертвецов, выгадывая немного времени. Тела разлетелись в стороны, ветхая одежда занялась чадящим пламенем, но покойники вновь поднимались на шаткие ноги, размеренно двигаясь в мою сторону. Мутнеющими глазами я обвел почти пустой зрительный зал. Что ж, будем бороться с причиной, а не следствием.

Ближайший ко мне некромант даже не понял, что умер. Без крика пропал в столбе пламени, осыпался горкой пепла. Остальные сразу обложились защитой в три ряда, увидав, что один я легко пробиваю. К счастью, они не могли атаковать в ответ. Ты либо ведешь армию зомби, либо швыряешь в недруга молнии, так это работает.

Придерживаясь за спинки кресел, я поднялся на пролет выше. Пробитая ножом печень хлестала кровью, как откупоренный бочонок вином. Свертываемость была катастрофически низкой, и я никак не мог обнаружить поломку. Я наотмашь разметал передний ряд мертвецов, выгадывая время. Примерился, и швырнул Подземный Огонь в некроманта на центральной трибуне. Пламенные вихри стекли по его защите на пол, вяло затеплились на обивке кресел.

- А с тобой придется повозиться, да, смертничек?! – крикнул я, надеясь напугать его, обратить в бегство.

Помимо психологической атаки, в моем арсенале оставалось маловато трюков. Организм стремительно слабел, и я второй раз за день чувствовал, что умираю. Собравшись с силами, а обрушил на врага Палицу Индры. Защита треснула, некромант упал между сидений, не мертвый, но оглушенный. Все хлеб. Вместе с ним упало пару десятков мертвецов, жаль, слишком далеко от меня.

Я уже не шел – полз, сам не свой от потери крови. За спиной плаксиво стонали. Близко, слишком близко. Проклятое время работало на властелинов смерти. Дьявол, как же широко раскинулся заговор, как глубоко укоренился, если сумел объединить таких разных людей, как Абусалам и эти клоуны?!

На меня навалился мертвец, вцепился в плечо тупыми зубами. Было не очень больно, он даже куртку не прокусил, но я понимал, за болью дело не станет. Цепкие пальцы схватили меня за ботинок, поволокли вниз. Там в меня вцепились еще одни руки, и еще одни. Не в силах перевернуться, я собирал последние крупицы сил, чтобы рвануть проклятую нечисть вместе с собой. Но случилось иначе.

Затрещал электрический разряд, запахло озоном даже сквозь фильтры, и сжимающие меня пальцы исчезли. Что-то грохнуло, взорвалось. Затрясся пол. Потом еще раз, тише и дальше. Долгое время висела невообразимая тишина. Наконец я ощутил, как с меня стаскивают мертвые – теперь и в самом деле мертвые, - тела. Сильные руки перевернули меня на спину, и я увидел сосредоточенное лицо Ольги.

Она изменилась, постарела, но осталась собой. Ольга критически осмотрела меня, ощупала рану, кивнула сама себе. Что ж, кажется, не помрем.

- Не сегодня… - я все же нашел в себе силы улыбнуться ей.

- Не сейчас, - поправила она.

Вернуться в Боград было, как упасть лицом в родник, после долгого путешествия по знойной пустыне. Вода везде, на коже, языке, зубах, забирается в ноздри и глаза, льется в глотку, орошая пересохшее русло пищевода. Ты готов лежать так вечно, впитывать жизнь иссушенными порами. Где-то на задворках сознания мечется мысль, сигналит, что надо оторваться, иначе смерть, но тело жадно глотает холодную ломкую влагу, и твой безумный смех всплывает на поверхность пузырьками воздуха.

Ольга знала это чувство. Давным-давно, еще до всей этой чехарды с Городом-Тысячи-Богов, ей доводилось пересекать пустыню Гоби из Монголии в Китай. Практически на спор, - в то время они многое делали на спор, испытывая Дух и Тело, - практически без воды. Ольга даже не помнила, что они искали тогда, в этом опаленном солнцем краю, где даже озера пропитаны солью. Там, возле старого, уходящего в песок колодца, она обрела нестираемое воспоминание, невыносимо острое чувство изобилия после долгих лишений.

Каким-то чудом ей удалось не захлебнуться в магии, вынырнув на поверхность наполнить воздухом легкие. От избытка эмоций дрожали руки, катились по щекам слезы счастья, эйфория наполняла тело гелием, и Ольге казалось, что самый легкий ветерок способен подбросить ее до луны. Еще в поезде она уловила этот бешенный ток. Сидела, как на иголках, вспоминая жесты, положения рук, вербальные конструкции, перебирая практики и внутренние настройки.