Но у кого и как позаимствовал – версия сознательной передачи кем-то своего оружия убийце для расстрела Парнеева не просто невероятна, а вообще ни в какую логику не укладывается! Именно потому, что она предполагает осведомленность «кредитора» (ну, той самой «свиньи») в том, что он кому-то дал оружие и, соответственно, подразумевает его соучастие.

Здравый смысл говорит, что информация о таком соучастии не может со временем не появиться, не просочиться откуда-нибудь, – ну хотя бы потому, что армия не то место, где у личного состава есть тайны друг от друга. Вот и нет никакой возможности последовательно и обоснованно исключить какую бы то ни было версию.

Однако найти убийцу среди тех, у кого был мотив убивать, конечно, можно и нужно.

Это требует выявления и охвата всех связей убитого, то есть проведения колоссальной по объему и вряд ли перспективной работы, и ее результат может оказаться абсолютно пустым, если только человек, заподозренный в убийстве в связи с наличием у него какого-нибудь мотива, спросит следователя, как убит Парнеев.

Поэтому пора сосредоточиться на проверке…

Да хрен его знает, на проверке чего следует сосредоточиться!

Любая версия рассыпается, в том числе: из-за отсутствия сведений о месте убийства, об орудии убийства, о доступе к оружию людей, у которых есть мотив для убийства; из-за отсутствия сведений о лицах, у которых есть какой-либо мотив; из-за отсутствия внятных представлений, какой это может быть мотив – личный, корыстный, служебный, еще какой…

Однако с чего-то надо начинать. Начинать надо с чего-то объективного.

Во-первых, это факт обнаружения в бочке для гербицидов одеяла, на котором (или завернув в которое) труп, по всей видимости, доставили в подзаборный сугроб.

Ближайшее место, где использовались подобные одеяла, – контрольно-технический пункт АЭР, где обнаружено ничем не предусмотренное, никем не разрешенное, организованное самовольно ротным командиром Латышевым и ни от кого не скрываемое спальное помещение на десять коек.

На этом версия об одеяле заходит в тупик – нет в АЭР оружия – «зайцы по кругу…», как говорил один мудрый человек.

Во-вторых, внезапно обнаруживается форменная зимняя шапка Парнеева, отсутствие которой на убитом отметил ротный Латышев, оно зафиксировано в протоколе осмотра места происшествия и трупа.

Вполне заурядно сижу утром в склепе и перечитываю под кофеек поступившие накануне от дознавателей протоколы, отличные один от другого лишь почерком дознавателей.

Пребываю в бесплодных раздумьях: вроде бы кое-что начинает просматриваться в показаниях младших, а потому еще не уволенных в запас сослуживцев Парнеева, а также одного из взводных АЭР.

Но расценить это как путь к убийце оснований катастрофически не хватает – вообще, военнослужащие АЭР из круга подозреваемых выпадают капитально. В АЭР не было и нет оружия, к караульной службе бойцы АЭР не привлекаются, воины АЭР круглые сутки драят ВПП, РД и прочие гарнизонные дороги, а при хорошей погоде ремонтируют свои раздолбанные машины.

Из всех показаний рядовых бойцов, сержантов и офицеров АЭР выходит, что в роте Парнеев ни с кем не конфликтовал и все, кроме офицеров, не способных заставить его работать, вполне его уважали.

Действующий «дедсостав» роты, ставший таковым после увольнения одногодков Парнеева, от воспоминаний о покойнике просто млеет – дед Парнеев не только их не притеснял, а даже защищал от других дедов и особо ретивых сержантов, выгораживал, если наезжали офицеры, мог запросто ссудить молодого воина рублем для похода в солдатскую чайную, а некоторым ко дню рождения (но уже не бесплатно) выставлял выпивку. Именно покупатели спирта и «шпаги» – авиационного алкогольного пойла – оказались перечислены в списке, найденном Гармониным в обмундировании убитого перед вскрытием трупа.

Есть среди них и те, кто за выпивку Парнееву так и остался должен, и набирается их немало. Но в день исчезновения Парнеева все они мирно спали в казарме.

Да и не тянет эта их копеечная по большому авиационному счету задолженность на повод для убийства – ну очевидно, что не был Парнеев настолько мелочен, чтобы из-за десятирублевого долга делать врагами своих соратников: не те у него были финансовые обороты.

И более того – накануне о «бизнесе» убиенного Парнеева довольно подробно рассказал наконец Гармонин, и стало ясно, что причины вздрючки, учиненной ему зимой Шефом, поняты мною правильно.

Именно после учиненной Шефом расправы Гармонин не подшил в дело, представленное на изучение в округ, протоколы допросов приятелей Парнеева: чтобы не выслушивать упреки следственного отдела прокуратуры округа в том, что мы всей конторой не кинулись дружно проверять версию убийства исчезнувшего гражданина Советского Союза с последующим сокрытием его трупа.

А ведь свидетелей, которые дали показания о «бизнесе» Парнеева, имелось не менее четырех в АЭР и еще один в батальоне охраны, и всех их уволили в декабре восемьдесят седьмого года.

Первый – выходец из Ленинградской области Будаев, по воинской специальности механизатор, в аэродромную роту попал из ШМАСа, но вскоре оказался кладовщиком на складе имущества инженерно-авиационной службы – одном из многих складов, подведомственных службе АТС базы. После госпитализации своего начальника майора Винтицкого, то есть месяца за три до увольнения в запас, он со склада, где зачастую и ночевал, вернулся в АЭР.

Остальные трое – северокавказские земляки убитого: водитель рядовой Жежко – сосед Парнеева из Атомграда, водитель рядовой Гребешков – из соседнего Ставропольского края, а также кладовщик роты и содержатель ротного дембельского притона рядовой Кажоков – из соседней Кабарды.

И со всеми с ними дружил и одновременно уволился главный приятель Парнеева по занятиям физкультурой – старшина батальона охраны Омаров – «земляк», призванный из Дагестана.

В базе уж так сложилось, что в каждой роте батальона охраны отдельная должность старшины не вводилась. Располагались обе роты в одном спальном помещении, автоматы хранили в одной оружейной комнате, хозяйство вели единое, а потому ограничивались одним-единственным на две роты старшиной батальона.

Еще в оставленных в Арканске протоколах, как сообщил Гармонин, содержатся также показания непосредственного начальника Парнеева – командира взвода снегоуборочных машин лейтенанта Палькова, которые от показаний приятелей Парнеева отличаются лишь тем, что их дал офицер: он оказался последним офицером, который видел Парнеева не просто живым, а именно в автопарке АЭР.

Пальков показал, что незадолго до отбоя девятнадцатого ноября выгнал Парнеева из автопарка – приказал идти в казарму.

Парнеев вышел из здания КТП, но куда двинулся дальше, Пальков не видел.

В свою очередь Будаев, Жежко, Гребешков, Кажоков и Омаров на допросах, протоколы которых припрятал Гармонин, сообщили, что Парнеев всю службу руководил известными только ему молодыми солдатами из разных воинских частей и подразделений гарнизона, и они рассчитывались за его покровительство тем, что воровали в столовых, эскадрильских домиках и везде, где подвернется, меховое и кожаное лётное и техническое обмундирование.

Парнеев умудрялся где-то краденое хранить и позже сбывать украденные куртки ранее обворованным офицерам и прапорщикам.

Покупали их также те, кто свою – не украденную – куртку хотел оставить себе, а не сдавать на склад авиационно-технической службы по истечении срока носки, как это полагалось делать с «табельным» имуществом, ведь только взамен они могли получить новое обмундирование.

Если такое имущество в срок, определенный нормами использования, то есть через три-четыре года, не сдается, то с владельца подлежит взысканию его стоимость с учетом износа. Причем уже с применением штрафного коэффициента, при умножении на который взыскиваемая сумма существенно превышает первоначальную стоимость даже не бывшего в употреблении обмундирования.