– Мне поручено записать и доложить все ваши вопросы, – сообщает дежурный. – Товарищ подполковник велел передать, что будет в четырнадцать тридцать. Если желаете, можете здесь дожидаться, тогда я прикажу чаю подать и сам с вами попью, если не возражаете. Готов дать пояснения по вашим вопросам, если вас удовлетворит, что их дает не начальник отдела.

– У нас вопрос всего один, – говорит Уточкин. – Думаю, что ответ на наш вопрос вам известен. Нас интересует, имеются ли по линии вашей службы какие-либо сведения, которые могли бы способствовать раскрытию преступления. Важность именно вашей информации, надеюсь, вам понятна.

– Так точно, товарищ подполковник!

– Интересы вашей службы убийством Парнеева затронуты самым непосредственным образом, поскольку он убит из автоматического оружия, которое неизвестно каким образом оказалось в руках убийцы и пока не обнаружено.

– Так точно, товарищ подполковник!

– Насколько мне известно, ваше армейское руководство предельно ясно разъяснило вашему непосредственному начальнику и остальным сотрудникам опасность такой неопределенности для тех интересов, защита которых является целью вашей деятельности.

– Так точно, товарищ подполковник!

Уточкин молчит несколько секунд и продолжает:

– Судя по тому, что вы не спешите уверить в наличии у вас хотя бы каких-то результатов, думаю, что их у вас нет. О посещении вашего отдела прокурор потребовал от меня сегодня ему доложить, – заканчивает он.

– Так точно, товарищ подполковник! Нам здесь все, вами сказанное, предельно ясно. Спасибо, что не упрекаете ни в чем. Ситуация сложная, – без энтузиазма говорит дежурный, – радовать нам вас нечем. Вам известно, что все оружие в дивизии в наличии, а достоверный подсчет боеприпасов практически невозможен, так как стрельба в гарнизоне – явление почти ежедневное.

– Да уж, мы в этом давеча убедились. Старый склад ГСМ только что осмотрели и его окрестности. Кстати, тут Степан Саввич какой-то забавный хлам на железнодорожных путях нашел. Доставайте, коллега.

Выкладываю из кармана на стол начальника особого отдела пригоршню подобранных пластиковых изделий. Глаза контрразведчика слегка округляются.

– Где, говорите вы, эти изделия взяли?

– В ста метрах от вашего учреждения на путях, если идти на запад. А что это за штучки такие?

– Я хоть и бывший авиатор, на Новосибирских курсах[40]в опера переученный, но точно вам не скажу, потому что я двигателистом был, а это что-то из области авиационной электроники. Но мы попробуем уточнить, тут бывший спец по радиоэлектронной борьбе должен сейчас с обеда возвратиться.

Дежурный выглядывает в коридор, кричит помощнику:

– Первухин появится – пусть сюда немедленно зайдет.

– Есть, – отзывается помощник.

Не проходит и минуты, как из коридора доносится невнятный шорох и в кабинет входит требуемый старший лейтенант Первухин. Здоровается, представляется, спрашивает у своего коллеги, чем обязан.

Дежурный показывает взглядом на пластмассовые изделия.

– Где это добро на наших самолетах применяется?

– У моих коллег по РЭБ[41], может быть, еще где-то. Эти устройства крепятся к деталям специального электронного оборудования для уничтожения микроэлементов этого оборудования в критической ситуации – с целью недопущения его попадания вероятному противнику при приземлении самолета на его территории.

– Сами по себе, как я понимаю, эти штучки никакой опасности или секретов не содержат? – спросил Уточкин.

– Нет, конечно. Но то, что вы их обнаружили там, где обнаружили, хороший повод предметно проверить наличие того, на чем они должны устанавливаться, и некоторые сопутствующие этому моменты. Радиолюбители народ ушлый. Спасибо вам за наблюдательность и бдительность!

– Служу Советскому Союзу, – зажевывая мундштук очередной папироски, выдавливает Уточкин. – Вы уж по результатам этой проверки не забудьте с ушлыми радиолюбителями за упокой души младшего сержанта Парнеева Григория Григорьевича не чокаясь принять. Не убили бы его – мы бы эту хрень не нашли, а у вас повода «предметную проверку» провести не нашлось, правда?.. Идемте, Степан Саввич! Не хрен нам делать у этих правнуков железного Феликса[42].

Возвращаюсь в склеп, как мы точно окрестили кабинет начштаба, завариваю кипятильником кофе, в башке завариваются тягостные мысли.

Немощь гарнизонной контрразведки привычна. Куда как больше раздражает и становится с каждым днем все более очевидной масса несуразностей, как будто отдаляющих от раскрытия преступления, но постоянно занимающих голову.

Круг лиц, подозреваемых в совершении убийства Парнеева, почему-то не сужается, территории, на которых эти подозреваемые могли применить оружие по Парнееву, располагаются не то чтобы очень далеко от места обнаружения трупа, но как-то уж очень неудобно. Это сплошные валы и косогоры капониров, между ними заболоченные низины, зимой засыпанные глубоким снегом, а летом заросшие камышом и захламленные отходами авиационно-технического быта.

Для доставки покойника в автопарк с любой близлежащей территории требуются немалое время и недюжинная сила – убитый в зимнем ватно-меховом обмундировании весил от пяти пудов до центнера, и отлучка даже с ближайшего к автопарку аэродромной роты поста в автопарк АЭР с трупом на плечах требует не менее получаса.

Любой, кто нес службу в карауле, знает, что еще и не с каждого поста можно незаметно отлучиться, а уж на полчаса – так только с какого-нибудь слишком отдаленного поста и только сразу после проверки этого поста всеми видами проверяющих: от караульных начальников и командира подразделения охраны до прочих уполномоченных на то дежурных.

И даже при этом риск обнаружения отсутствия часового на посту остается слишком велик.

Но если предположить, что убитого в автопарк доставлял от места убийства не один человек, то это могло бы облегчить раскрытие убийства, ведь, как говорил в известном сериале один душка-гестаповец: «Что знают двое – то знает свинья».

Вот только где же та свинья или тот «второй», который сдаст «первого»? Да и был ли он? Поэтому версия убийства Парнеева кем-то, кто имел оружие в руках на законных основаниях (часовой, разводящий, начальник караула, дежурный по стоянке), тоже представляется все более невероятной.

Во-первых, такому лицу незачем добивать подстреленного им человека ударами по голове – его задача отразить нападение на охраняемый объект или на самого себя.

Во-вторых, законно вооруженному военному незачем прятать труп на отдаленной от места применения оружия территории автопарка АЭР.

В-третьих, напрягает и тот факт, что стреляли в Парнеева короткой очередью всего из двух патронов – законно владеющий автоматом убийца вряд ли экономил бы боеприпасы и добивал потом по голове чем-то круглым. Да и стрелял бы, скорее всего, одиночными, поскольку законно владеющий оружием воин должен предварительно произвести предупредительный выстрел – одиночный. То есть выстрел, который малотренированный часовой, установив переводчик ведения огня не на «од.», а на «авт.» (такая разметка для обозначения режимов стрельбы имеется на автомате Калашникова модернизированном), произвести вряд ли сможет.

Кроме того, часовые почти никогда, почти нигде, ни хрена по этой части устав не соблюдают – и патрон в патронник на посту досылают, и переводчик огня сразу ставят на автоматическую стрельбу (на «авт.»), и предупредительных выстрелов зачастую не делают, попросту забыв о такой своей обязанности.

Поэтому напрашивается версия, что грохнул Парнеева кто-то из его ближайшего окружения, и не где-нибудь, а непосредственно в автопарке. Но одновременно повисает вопрос: где такой человек смог добыть оружие?

На вопрос этот есть минимум два ответа: либо убийца имел самостоятельный доступ к оружию, причем, может быть, даже на законном основании, либо позаимствовал оружие у кого-то.