Сговориться о том, чтобы умолчать – скрыть тот факт, что они слышали стрельбу, – часовые, конечно, могли.

Но кроме банального страха, у тех, кто мог договариваться, что якобы не слышал выстрелов и не знал об убийстве, должно совпадать огромное количество разнообразных интересов.

Преодоление лжесвидетельства в условиях такой круговой поруки – дело относительно несложное, если знать, где стреляли в Парнеева.

Когда место станет известно, то тех, кто находился в зоне слышимости выстрела, установят, – например, по документации о несении службы в нарядах и караулах.

В гарнизонах не бывает объектов, которые не контролируются тем или иным служивым изнутри (дежурный или дневальный по объекту – котельной, бане, лаборатории, узлу связи, столовой) или снаружи (часовой, дежурный по стоянке, патрульный).

Всех этих служивых допросят отдельно друг от друга, показания проанализируют, выявленные детали, противоречия, умолчания сопоставят с фактами очевидными и общеизвестными, о которых умалчивать бесполезно, и так далее.

Разобщенные увольнением в запас, неизжитыми обидами друг на друга, наивным страхом наказания за вранье или молчание, недавние друзья-сослуживцы, не имея контакта друг с другом, начнут плести что ни попадя, лишь бы не проявить реальную осведомленность. А в итоге быстро сломаются при напоминании им о том, чего не знать они не могли.

Вскоре, завравшись окончательно, брехуны начнут понимать, что запутались, и ничего им не останется, как облегчить себе жизнь и начать говорить правду.

А Уточкину в Хорышево уже скучно. Работу следственной группы он организовал.

Подгоняемые Гармониным и Глушаковым, дознаватели ежедневно выполняют установленный «оброк» – каждый вечер в склеп поступает до полусотни протоколов допросов. После ужина я их перечитываю, систематизирую по времени составления и по воинским частям, раскладываю по папкам, вычеркиваю допрошенных в списках личного состава, указывая напротив фамилий дату и время допроса, место хранения протокола – номер папки, содержимое которой потом будет сшито в том уголовного дела.

Ежедневно Уточкин докладывает по телефону Шефу. Утром – об отсутствии происшествий за ночь. Вечером – о результатах работы за день, то есть об отсутствии реальных подвижек к раскрытию убийства.

В остальное время, пока светло, можем себе позволить прогулки по гарнизону. Прогулки не праздные – рассматриваем снаружи и изнутри разные здания, сооружения, объекты, оцениваем вероятность совершения убийства в их помещениях или на прилегающей территории.

Прогуливаемся обычно налегке. В кармане Уточкина пачка папирос. У меня в портфеле картонная папка с бумагой и бланками протоколов, фотоаппарат, рулетка, бутылка пергидроля.

Предположив, что в военный городок, где расположены штабы, казармы, столовые, человек, вооруженный автоматом, для убийства Парнеева не припрется даже метельной ночью, однажды решаем прогуляться в окрестностях автопарка АЭР.

Понимаем, что обмундированный по-зимнему пятипудовый труп под забор автопарка притащить легче с территории, примыкающей непосредственно к автопарку.

В голове у каждого сидит, что вряд ли Парнеева расстреляли непосредственно в автопарке. Известно же, что оружия в АЭР не было. Выстрелы у АКМ такие громкие, что наряд по автопарку услышал бы, а сигналов о недостаче стволов пока не поступало. Поэтому пытаемся обойти автопарк снаружи от юго-восточного угла забора против часовой стрелки, но в оттаявшем мерзлотном грунте едва не лишаемся форменных башмаков. Зимой болотце тут подмерзает, но что найдешь весной без сапог и металлоискателя?.. Да и тот будет звенеть непрерывно – из луж торчит разнообразный металлолом.

С северо-западной стороны, двигаясь от здания КТП по часовой стрелке, опять попадаем в болотце, правда, дренированное – через вышедшую из оттаявших берегов канаву проложена узенькая, не шире метра гать из досок, настеленных поверх обломков бетонных плит. Гать упирается в барак, что примостился за кустами тальника на краю рулежной дорожки. Барак известен по гарнизонным схемам как штаб отдельной смешанной авиаэскадрильи.

Между этим самым штабом и западной стороной автопарка в болотце вклиниваются земляные валы, за которыми две самолетные стоянки. Именно эти валы, по словам капитана Латышева, помешали ему полностью огородить забором автопарк его роты.

Просачиваемся вдоль забора мимо кочегарки автопарка, минуем вязкую луговину и с вершины обваловки видим распластанный до горизонта аэродром, хвосты многочисленных ракетоносцев Ту-95, торчащие из-за земляных валов, что ограждают стоянки.

Непосредственно за валом, на котором стоим, на большой «не по росту» площадке расположился дряхлый Ан-2. На соседней, тоже ему великоватой, – Ан-26. Это авиационная техника, из-за которой отдельная авиаэскадрилья официально называется смешанной, а в обиходе «смешной».

От местных военных известно, что на Ан-26 в командировки летает комдив, а старичок Ан-2 применяется для парашютной подготовки летного состава дивизии.

Третий самолет смешной эскадрильи, Ан-12, уже почти год откомандирован с экипажем в чье-то «распоряжение» и оказывает за южными рубежами державы интернациональную помощь братскому народу в составе ограниченного контингента советских войск, а попросту – воюет.

Возле Ан-26 устало расхаживает солдатик с автоматом. Он явно не из караула, так как штык к автомату не примкнут. Это тот самый дежурный по стоянке самолетов эскадрильи.

Единодушно приходим к выводу, что этому бойцу Парнеева пристрелить было удобнее всего. Особенно метельной ночью, когда и снегопад, и юго-восточный ветер относили бы звуки выстрелов в сторону от военного городка.

– Как будешь проверять причастность дежурного по этой стоянке к убийству? – спрашивает Уточкин.

– Кроме получения всяких справок и допросов организую силами офицеров и прапорщиков физический поиск элементов выстрела на этой территории – примерно от штаба эскадрильи до забора автопарка, на стоянках тоже. Может быть, пару гильз и найду. Пули – вряд ли. Если они даже застряли в обваловке, то очень глубоко. Не срывать же их для просеивания или промывки. А если пули в забор попали, то после рикошета в болоте их тоже не найти.

– Для наших надзирающих прокуроров из прокуратуры округа и выше мероприятие ты придумал классное, но результатов от него не жди. И знаешь почему?

– Знаю! У Парнеева слева на лбу ссадины, которые от удара о снег вряд ли бы образовались, только о жесткую поверхность. Такая поверхность – скорее всего, бетон. Но весь бетон в ту ночь покрывал рыхлый или укатанный снег. Значит, боец этой эскадрильи не наш клиент.

– Верно, – с довольным видом буркнул Уточкин. – Но физический поиск ты один хрен организуй. Кто знает, что тут в этом болотце отыщется, может, еще какой труп. Вот тогда будет коррида, – добавляет, ехидно хихикая.

Выбираемся на гарнизонную бетонку.

– Ну что, нагулялись? – спрашивает Владислав Андреевич.

– Можно еще прошвырнуться. До обеда часа полтора. Смысла нет сидеть в нашем склепе. Предлагаю пройтись вдоль ветки железнодорожной. Смотрите, она куда-то далеко уходит. На картах местных там ничего нет, кроме склада ГСМ. Может быть, там что-нибудь полезное увидим. Для общего надзора, например?..

– Дело говоришь. Идем.

Железнодорожная ветка пересекает военный городок с востока на запад. На востоке, поблизости от вокзала районного центра Хорышево, она примыкает к Транссибирской магистрали. Туда бегает «мотовоз» – гарнизонный поезд из трех вагонов, который перевозит личный состав на ночлег или, наоборот, на службу. По этой же ветке на аэродром подаются цистерны с топливом, вагоны с углем и прочие грузы. Вдоль нее же до поселка Хорышево проходит между озерками и болотами Страны дураков проселочная дорога. На запад от аэродрома ветка уходит в неведомом направлении. Кроме емкостей старого склада ГСМ, что виден примерно в километре от автопарка АЭР, ничего на протяжении ветки не наблюдается, разве что невнятные, покрытые нерастаявшим снегом неровности справа и слева от железнодорожной насыпи.