– Командующий тут с комдивом вчера на ночь глядя час меня, как те старые кони, перепахивали. Орали попеременно. Допытывались, не надоело ли мне служить и не хочу ли я под трибунал из-за этого Парнеева. Им я не признался, а вам докладываю, что мне так уже тут всё осто^***нело, представить себе не можете! Из восемнадцати календарных одиннадцатый год я этой ротой командую. Пять комдивов при мне сменилось. Один из них при мне от комэска до командарма уже выслужился. А я всё на роте упражняюсь. Впрочем, вы меня об этом, наверное, официально допросите. Пойдемте, расскажу-покажу, что сам знаю.

Подходим к Уточкину. Они с капитаном практически ровесники. Латышев ему снова представляется, докладывает, что прибыл в его распоряжение.

– Здравствуйте, капитан. Как зовут вас?

– Юрий Петрович!

– Мы, Юрий Петрович, хотим, чтобы вы нас с обстановкой в вашем автопарке ознакомили. Где что находится? Кто и чем занимается? Своими мыслями чтобы поделились – как и почему тут труп оказался? Протоколы всякие позже напишем, тем более что тут позавчера милиция что-то составляла.

– Ну да, что-то даже я подписывал. Им я тоже, как просили, все рассказал, что знаю.

– Вот и не сочтите за труд, повторите, пожалуйста! Даже когда раскроем убийство, вам не раз повторять придется. На допросах у нас, потом в суде, не говоря про партсобрание, парткомиссию и тому подобное.

– Понимаю, – тяжко вздыхает ротный. – С чего начнем?

– Давайте по святцам криминалистическим, – предлагаю ему. – Как корифеи сыскного дела рекомендуют: от входа слева направо – по часовой стрелке, от периферии к центру. Что у вас тут за сооружения, сараи, склады, боксы автомобильные, что за техника по парку катается и что стоит возле забора?

– Ну, поехали, – начинает свой рассказ Латышев. – Возле ворот – контрольно-технический пункт. В нем дежурный по парку, назначаемый обычно из солдат и сержантов моей роты, а по выходным или когда полетов много – из офицеров тоже моей роты. С ним службу несут его помощники – три солдата. Три потому, что двое из них, когда полеты в дивизии или кто-то великий на нашем аэродроме находится, выдвигаются в любое время суток в оцепление и перекрывают две подъездные дороги, ведущие на ВПП, чтобы на нее во время взлета-посадки какой-нибудь орел из нашего автобата или соседних войск не выехал. Соблазн, знаете ли, велик у водителей. Все норовят проехать пару-тройку километров по хорошей бетонке, а не петлять-ковылять в объезд по раздолбанным гарнизонным дорогам.

Дальше к КТП, стена к стене, примыкают две будки. Это мои кладовые. В одной уборочный инвентарь – ломы, лопаты, топоры, носилки, тачки, грабли, метлы. В другой разный мелкий дефицит для навесного снегоуборочного оборудования и автозапчасти. Они на сегодня нигде не оприходованы, так как я их запасал, снимая со всякой списанной техники, перед отправкой ее на разбраковку. Это я на тот случай докладываю, если вы и сохранностью материальных средств в моей роте заинтересуетесь.

– А дальше что за проем в заборе? – спрашиваю ротного, хотя и так ясно, что отсутствие двух плит вполне целесообразно. На их месте громоздится пятиметровый сугроб, к которому ведут следы снегоуборочной машины.

– Это мы пару плит из забора на зиму извлекаем, чтобы снег не через центральные ворота на дорогу выгребать, а прямиком на пустырь. Там он потом где-то до июня тает, – подтверждает догадку Латышев. – А дальше у нас кочегарка. Обслуживается солдатом из моей роты, отапливает авторемонтную мастерскую, что за забором, КТП и следующее на нашем маршруте сооружение – бокс автомобильный. Бокс рассчитан на хранение двенадцати машин, но реально не отапливался в этот сезон. Прошлой осенью собирались мы его ремонтировать, но не успели. Морозы рано ударили – систему отопления прихватило. Вреда от этого не случилось, так как машины зимой круглые сутки по аэродрому мечутся, движки неделями не глушим. Предполагаю замечание по поводу перерасхода ресурса и топлива. Замечание принимается!

Мы с Уточкиным при этом молчим, а Латышев продолжает:

– Если за зиму средняя температура минус тридцать, то из-за нашей нагрузки, когда ворота не успеваем закрывать, даже при хранении машин в боксе и радиаторы размораживаются и двигатели не запускаются. Поэтому перерасход топлива по сравнению с расходами на ремонт всегда признается оправданным.

За боксом виден еще один проем в ограждении, но несколько меньше, чем ширина аэродромной плиты.

– А здесь тоже снег выгребаете за территорию? – спрашивает ротного Уточкин.

– Здесь снег не выгребаем. Здесь за забором обваловка стоянки примыкает почти вплотную, и подступиться с автокраном не смогли, когда забор строили, чтобы плиту поставить. Вы не беспокойтесь, в парк через этот проем со стороны ВПП никто не ходит. Там за забором вооруженный дежурный по стоянке самолетов смешанной эскадрильи, которая людей, грузы там разные, самого комдива возит, парашютную подготовку дивизии обеспечивает. У них и штаб там сразу за нашим парком. Если успели заметить, за нашим забором мостки от бетонки через болотце к ним ведут.

– Стёпа, включи во все планы выяснение условий службы всех этих дежурных по стоянкам, – говорит негромко Уточкин, пока перемещаемся к следующему сооружению. – В уставах воинских таковые прямо не предусмотрены, хотя, наверное, и не запрещены, а тут они еще и с оружием.

– Это тоже бокс для автомобильной техники, но не отапливаемый, – продолжает Латышев, – в нем автотехника на длительном хранении. Это будущее техническое оснащение моей роты. Охраняется, слава богу, не караулом, а моим же дежурным по парку. Бойцы на нее не покушаются, так как это их спасение на тот случай, если строевая техника вслед за мамонтами вымрет.

Поверили капитану на слово. Окон у бокса нет. Крыша и стены – бетонные плиты и блоки, на плотно пригнанных створках металлических ворот пудовые замки, а оттиски печати материально ответственного лица держатся на основательных, с защитными задвижками металлических бирках, снятых со старых парашютных сумок.

Вдоль южной стены парка вытянулась шеренга разнообразных аэродромных агрегатов. Грейдеры, сенокосилки, шнекороторные снегоочистители, сдувная машина – реактивный авиадвигатель на колесном тракторном шасси. Метрах в трех от сдувной машины шеренгу справа замыкает одноосный прицеп с металлическим бочонком, из каких продают в городах квас или молоко.

– А эта конструкция что здесь делает? Летом пивом торгуете?

– С пивом в Хорышево засада. В Черноямск на пиво выезжаем, но и там оно мерзкое. А эта конструкция – емкость для гербицидов, которыми летом швы между аэродромными плитами проливаем, чтобы трава в них не росла, – поясняет Латышев. – Собственно, товарищи прокуроры, мы к самому месту происшествия и пришли.

– Конкретнее, пожалуйста. Где же тут Парнеев нашелся? – спрашивает Уточкин.

– Смотрите, товарищ подполковник.

Латышев проходит к забору между сдувной машиной и бочкой. Поворачивает налево за машину и взбирается на почерневший полуметровой высоты сугроб. От сдувной машины до забора не более полутора метров. Снежный наст под ногами капитана, уплотненный теплыми весенними дождями, зимой имел толщину не менее метра, а ближе к забору и больше.

– Вот здесь его, бедолагу, и нашли.

Латышев показывает рукой себе под ноги, где в сугробе еще различается углубление, напоминающее отпечаток человеческого силуэта. Так называемое «ложе трупа». В головах снег отличается желтизной от остальной серой поверхности «ложа».

Раскладываю вдоль углубления рулетку с разноцветными делениями, поперек кладу раскрашенную масштабную линейку. Сам залезаю на капот сдувной машины и оттуда делаю несколько снимков отпечатка тела на снегу и окрестностей.

– Здесь у забора вся техника списанная, отправки на разбраковку дожидается, – продолжает Латышев. – Вот позавчера, в Светлое Христово Воскресение, поутру пошла одна жертва атеистического воспитания – мой бойчишка «дедушка» Негрецов – к этой сдувной машине, чтобы скрутить с нее какую-то гайку для закрепленной за ним подметальной машины. Подходит – и видит, что из снега под ногами меховой воротник торчит. К меховине у нас отношение трепетное. Мех спросом повышенным пользуется, и тырят его повсеместно, кто ни попадя у всех подряд. А тут, представляете, мех под ногами валяется. Негрецов его потянул вверх, а вслед за воротником из снега голова проломленная вылезла. Боец, даром, что уже дед, даже можно сказать, «гражданин Советского Союза», но с перепугу едва не обгадился! Прибежал на КТП, кричит: «Там! Там! Товарищ капитан! Парнеев там!». Я-то про Парнеева и думать уже позабыл с ноября. А тут на Святую Пасху бес этот ростовский обнаружился.