"Правда стоит на грани того, что мы видим и того, что мы не желаем знать." — Уильям Блейк

Таинственный зал суда, для магических преступников, величественно возвышался над остальным миром, скрытый в облаках мистического города Эйсентар. Стены, высеченные из темного камня и украшенные вековыми рунами, мягко светились, окутывая зал загадочным сиянием. В помещении царила гнетущая атмосфера, иногда нарушаемая едва уловимым шепотом представителей разных рас и магических кланов.

В эпицентре зала на парящей платформе стоял Рейвен Верминус, профессор искусства зельеварения. Его взгляд, полный вызова и несгибаемой воли, горел решимостью. Судьба его казалась висела на волоске.

Судейские кресла, украшенные изысканными узорами, заняли представители старейших магических династий. Их непроницаемые лица, создавали впечатление незыблемости и вечности. Взгляд каждого из них был полон осознания серьезности предстоящего решения.

— Рейвен Верминус, — громко произнес Верховный Судья, его голос гулко отразился от стен. — Вы обвиняетесь в непреднамеренном убийстве Эммы Бартон, нарушении общественного порядка и злоупотреблении служебными полномочиями. Каков будет ваш ответ на эти обвинения?

— Я признаю, что мои действия могли быть ошибочными, — ответил обвиняемый, его голос был уверенным и четким. — Однако я отвергаю обвинение в убийстве. Я не несу ответственности за смерть Эммы Бартон.

Его слова вызвали едва слышный перешёпот среди собравшихся. Взгляды обвинителей стали острее, но выражения лиц судей остались непроницаемыми, хотя в их глазах читался интерес к словам подсудимого.

— Как тогда вы объясните присутствие яда из вашей лаборатории в организме умершей студентки, что было доказано следствием? — встал обвинитель, магистр Горацкий, его голос, наполненный силой и уверенностью, эхом отражался от стен.

Рейвен смотрел на него твёрдо и спокойно.

— Яд действительно принадлежал мне, но был украден из моей лаборатории. Эмма Бартон ассистировала мне в исследованиях. Она страдала от редкого недуга, и я работал над антидотом, который мог бы ей помочь. Но всё пошло не так, как я планировал.

— Ваши слова звучат убедительно, но они не несут в себе доказательной силы, — строго произнёс Горацкий, его взгляд прошёлся по залу. — Почему вы не сообщили об этом на следствии? Где доказательства того, что яд был украден?

— Я понимаю ваше недоверие, но я сам был шокирован случившимся. Не мог представить, что Эмма могла допустить такую роковую ошибку. Возможно, она перепутала флакончики, — предположил Рейвен. — Один из них содержал уникальные ингредиенты для антидота, другой — яд.

В зале повисла напряженная тишина. Лица судей отражали смесь сомнения и сочувствия.

— Эмма была одержима идеей найти лекарство. — продолжил Рейвен. — Ее болезнь, толкала её на необдуманные действия, но я не мог предвидеть такого развития событий.

— Ваша версия не подтверждена доказательствами, — скептически отметил Горацкий.

В этот момент в зал вошли два новых свидетеля: Таргор Чернорог, завхоз университета, и Амброзий Филидориус Калебрат, коллега Рейвена.

Таргор, нервно почёсывая рог, начал свидетельствовать:

— Я видел, как Эмма Бартон не раз покидала лабораторию профессора Верминуса поздно вечером, весьма озабоченной.

Амброзий Филидориус Калебрат подтвердил его слова:

— Эмма действительно казалась поглощенной своими исследованиями. Она отказывалась от помощи и была замкнута в последнее время.

Адвокат Рейвена вступил в разговор:

— Эти свидетельства только подтверждают, что Эмма самостоятельно проводила эксперименты. Разве это не может указывать на то, что она случайно отравилась, пытаясь собственнолично найти лекарство?

Горацкий, не теряя бдительности, возразил:

— Ваша аргументация заслуживает внимания, однако она не снимает ответственности с Рейвена Верминуса. Он должен был контролировать доступ к опасным веществам в своей лаборатории.

Зал суда наполнился многоголосым шепотом, отражая смешанные чувства собравшихся: сомнение, сочувствие и требование справедливости. Судьи, наблюдая за происходящим, казались безмолвными статуями, осмысливающими каждое слово.

— Не могу не отметить, что обстоятельства этого случая действительно поражают своей двусмысленностью, — вмешался один из адвокатов Рейвена, его голос был спокойным и взвешенным. — Много уважаемый суд должен рассмотреть все аспекты, прежде чем вынести окончательное решение.

Верминус, стоящий на возвышающейся платформе, смотрел на судей с надеждой.

— Ваша Честь, — возразил Горацкий, — мы должны быть осторожны, чтобы не упустить из виду ясные улики в пользу неподтвержденных домыслов. Хоть обвинения и тяжелы, но факты говорят сами за себя. Яд из лаборатории профессора Верминуса был найден в организме Эммы Бартон. Он имел доступ к этому яду и знал, как его использовать. Мы имеем свидетельства, подтверждающие, что Эмма проводила много времени в его лаборатории. Не указывает ли это на определенные выводы?

Второй адвокат Верминуса поднялся из своего кресла:

— Я призываю суд учесть возможность ошибки или недоразумения. Мы не можем игнорировать, что профессор Верминус был наставником и другом для Эммы. Неужели он мог нарушить это доверие таким трагическим образом?

— Другом? — с ироние спросил Горацкий, — Возможно, Вы ошиблись в терминологии? Нам всем известно, что они были любовниками.

Ехидный шепот наполнил зал, присутствующие обменивались взглядами, полными ужаса и недоверия. После паузы Горацкий продолжил:

— Профессор Верминус — хладнокровный манипулятор, использующий своё положение и знания для сокрытия незаконных исследований за счет жизни молодой девушки.

Адвокаты Рейвена тут же вмешались:

— Это лишь теория без прямых доказательств связи Верминуса с смертью Эммы. У вас есть только предположения и догадки.

— Предположения основаны на вещественных уликах, — возразил Горацкий, указывая на флаконы и записи из лаборатории Верминуса. — Как иначе объяснить наличие яда у Эммы? Кто мог подготовить и предоставить ей такое смертоносное вещество, кроме профессора Верминуса?

Атмосфера в зале становилась всё более напряжённой. Судьи, казалось, с каждой минутой всё сильнее склонялись к стороне обвинения. Бремя доказательства невиновности лежало на Рейвене, и оно становилось всё более неподъёмным.

Горацкий, окинув взглядом возвышающуюся платформу, медленно подошёл к ней и, устремив взгляд на Рейвена, тихо спросил:

— Стоит ли мне сегодня упомянуть о ваших связях с контрабандистами профессор, или мы завершим этот театр трагикомедии немедленно?

Рейвен, глубоко вздохнув, отрицательно покачал головой и молча кивнул одному из адвокатов. Тот встал и произнёс:

— Мы осознаём серьёзность обвинений, — начал он. — Но просим суд учесть нашу просьбу. Преданность профессора Верминуса науке и его студентам. Его добросовестную службу на благо родине и то что это преступление было совершено непреднамеренно.

Слова адвоката повисли в воздухе, заставляя каждого в зале задуматься о весомости очевидных доказательств и важности понимания личности обвиняемого.

— Рейвен Верминус, — сурово произнёс Верховный Судья. — Последний раз спрашиваю, признаёте ли вы предъявленные обвинения?

В глазах Рейвена появилось осознание, что избежать наказания не получиться. Он сделал глубокий вдох, словно готовясь к решающему шагу.

— Я признаю свою вину в смерти Эммы Бартон, — медленно произнёс он, его ответ был отягощён грузом сожаления. — Я соглашаюсь с тем, что несу ответственность за её гибель.

Зал наполнился тишиной. Судьи переглянулись, после чего Верховный возвестил:

— Учитывая ваше признание, суд приговаривает вас к минимальному сроку заключения.

Рейвен склонил голову, чувствуя смешанные эмоции облегчения и горечи. Он был рад, что его участие в более обширном заговоре осталось скрытым, но печаль от осознания, что он не смог доказать свою невиновность в смерти Эммы, всё еще висела над ним.