— А раньше спал плохо. Теперь спит, а скелет передвигается.

— Ну и что?

— Кто-то подсыпает ему снотворное.

— Зачем?

— Чтобы передвигать скелет.

— А зачем передвигать скелет?

— Не знаю.

— Узнаете — доложите. Какой у вас второй вопрос?

— Я предлагаю посадить около посольства березку. Можно будет по вечерам собираться вокруг березки и петь.

— Березка не приживется, здесь Африка.

— Это верно, — согласился Шолохов. — Надо посадить другое дерево. Я подумаю.

Посланник нажал на кнопку — появилась Света.

— Никого ко мне не пускай. Я работаю.

Посланник писал письмо в центр о состоянии сельского хозяйства в республике. Вчера в местной газете был напечатан доклад министра сельского хозяйства о производстве кофе и какао, и Женя Бегунов переложил доклад в форме своей беседы с несуществующим специалистом министерства. Это была распространенная практика. В Москве бесед не читали. Кого в центральном аппарате МИДа интересует урожай кофе и какао в стране, которую не всякий сможет найти на карте?!

Появился автор беседы:

— Я знаю, что ты занят, но звонят от министра иностранных дел. Сказали, что он через час будет гулять по набережной.

— Приму к сведению.

Министр иностранных дел, будучи человеком творческим, в международных делах разбирался слабо и каждый раз приходил в замешательство, когда получал телеграмму от представителей своей страны в ООН с вопросом, как голосовать по тому или иному вопросу. Президент дал ему указание голосовать вместе со странами прогрессивной ориентации. Но в «Божественной комедии» прогрессивная ориентация упомянута не была.

И тогда его секретарь звонил в советское посольство и сообщал, что синьор министр через полчаса будет гулять по набережной около министерства. Получив такое сообщение, посланник сразу отправлялся туда же и там «случайно» встречал министра. Сначала говорили о разных пустяках, потом министр осторожно, по-дипломатически, подходил к проблеме, которая его интересовала. Если, к примеру, речь шла об американских базах в Сардинии, он сначала интересовался, любит ли синьор посланник сардины и любит ли он американцев. И только потом спрашивал, как, по мнению синьора посланника, по этому вопросу проголосуют неприсоединившиеся страны. Посланник отвечал. Через неделю, получив сводку о том, как голосовал в ООН делегат Демократической Республики Сан-Антонио, он с удовлетворением отмечал, что труд его не пропал даром. Это давало ему право утверждать, что у него в ООН есть голос и что в этой самой влиятельной международной организации он имеет столько же голосов, сколько США.

Женя ушел, а посланник вынул из стола томик «Божественной Комедии». Этот томик ему срочно год назад прислали по дипломатической почте.

Потом вызвал Свету:

— Иду гулять с министром.

— Опять не знает, как голосовать в ООН? — спросила она.

— Скорее всего. И я ему сочувствую, потому как понимаю, что для него голосование в ООН — занятие, отвлекающее от любимого дела. И он страдает от этого.

— И долго он так страдает?

— С тех пор, как они завоевали независимость.

— А они воевали за независимость!

— Да.

— Как?

— Мужественно. В ООН.

Снова появился Женя:

— Не забудь поставить его в известность о краже книг.

— Помню.

Он вышел в коридор и столкнулся с бухгалтершей.

— Нужно подписать дополнение к смете.

Посланник ее прервал:

— «Никто поспешней не бежал от горя и не стремился к радости, чем я». Песнь вторая, стих 109. Вы читали «Божественную комедию»?

Служительница сметы обалдела:

— Нет, не приходилось.

— Непременно почитайте.

— Она смешная?

— Обхохочетесь.

На экваторе в любое время года день длится 12 часов и кончается ровно в шесть часов вечера. К этому времени жара спадает и начинает дуть прохладный ветер с океана.

Любимое место горожан в это время — набережная вдоль океана. Ее построили много лет назад португальцы. Именно здесь предпочитал гулять министр иностранных дел. Именно сюда пришел посланник. И вот они: посланник в костюме, с галстуком, как положено дипломату, и министр иностранных дел в скромной темной рубашке — мирно прогуливаются по аллее вдоль океана. Сзади на почтительном расстоянии плетется Анита с огромным портфелем. Разговор идет о современных художниках.

— Я не могу понять полотен современных художников, — размышлял министр. — Это ведь русский нарисовал картину, на которой изображен только черный квадрат?

— Да. Казимир Малевич.

— Почему эта картина стоит так дорого? Она ведь стоит очень дорого?

— Думаю, несколько миллионов долларов.

— Почему?

— Это просто условная договорная цена. Ну, как, положим, первые марки. Реальной ценности никакой. Сделать копию легко. Но они — условная ценность.

— Верно! Вот греческие скульптуры — это вечно. Это ценность не условная, не договорная. Я сейчас много читаю о Древней Греции. Кстати, вы знаете, что Кипр когда-то принадлежал Венецианской республике? Да-да, примерно через сто лет после смерти Данте. И сам Данте посещал Кипр. Я обратил на это внимание потому, что через пару дней нам придется голосовать в ООН по кипрскому вопросу. По-моему, там до сих пор еще во многом не разобрались.

— Вы совершенно правы. Поэтому страны прогрессивной ориентации воздержатся от голосования.

— Вы уверены?

— Непременно воздержатся. А в отношении греческих островов… Мне на память пришел остров Лесбос. И я вспомнил, что должен сообщить вам неприятную вещь.

— Бог мой, что случилось? — испугался министр.

— Наша вилла ограблена. «Чужим добром прельстился неразумно…»

— Да-да, неразумно. Пятая песнь. Но вы шутите, синьор посланник?! На острове нет воров. У нас нет даже тюрьмы. Уверен, что это приезжие. Они похитили что-либо ценное?

— Они украли всю эротическую литературу, которую вы нам передали.

— Да-да. Помню. Мы вам действительно передали эту литературу. Украли. Как это случилось?

— Кто-то ночью приплыл на пироге и забрал.

Министр начал улыбаться:

— Понимаю, понимаю. Я даже догадываюсь, кто был заказчиком этого преступления.

— Кто?

— Алфреду душ Рибаш да Силва. Бывший их хозяин. Такой каналья! Должен вам признаться: я наслышан о том, что он переживает из-за отсутствия этих книг. Как-то я вам говорил, что две дамы, которые его окружают… О, если бы вы их видели, вы бы ему все простили! Может быть, вы не будете возбуждать дело?

— Не будем. Просто я хотел проинформировать вас о случившемся. Вольтер говорил: «Почитай порядочность, но будь снисходителен к небольшим грехам».

— Спасибо, спасибо! Но признайтесь, синьор посланник, вы не обошли вниманием кое-какие из этих фолиантов.

— Грешен. Не мог остаться безучастным. Например, «Офелия с примусом».

— Вы шутите!

— Нет, нет. Именно Офелия с примусом.

— А что?! Офелия с примусом, — задумчиво произнес министр. — Это волнующе и успокоительно. «Не к доблести и знаньям рождены, соблазн пороком заменив прилюдно, они отдались постиженью новизны…» «Ад». Песнь двадцать шестая. Ах, каналья!

Они еще поговорили о каких-то пустяках. Потом посланник решил, что самое время откланяться:

— Не смею вас задерживать.

Они простились. Министр некоторое время задумчиво стоял, опершись о парапет балюстрады, отделявшей прогулочную дорожку от пляжа, потом подозвал свою секретаршу:

— Анита!

Та не спеша подошла.

— Пойдем в рощицу у верфи, я тебе продиктую несколько строф.

— Мне нечем писать.

— Это неважно.

Тем временем посланник шел по прогулочной дорожке по направлению к своему дому и ворчал: