***

Сергей нагнал отряд на углу Артиллерийского переулка. Полковник Кутепов заметил впереди группу растерянных офицеров, метавшихся по улице. В здании казарм, что располагались напротив, из оконных проёмов вылетали стёкла вместе с рамами. Солдаты там крушили всё и сами выпрыгивали из окон. Завидев приближающийся отряд, по всей видимости, их командир, с облегчением бросился навстречу и взахлёб начал рассказывать, как взбунтовавшаяся толпа ворвалась во двор казармы и потребовала служивых присоединиться к восставшим.

– Почему вы не препятствовали? – удивился полковник.

– Ничего невозможно сделать, – возразил тот. – Солдаты в казармах тут же перешли на сторону взбунтовавшихся. Вы же видите, что происходит. В казармах поднялась такая суматоха, что теперь делать, непонятно.

Солдаты с винтовками и в амуниции продолжали выскакивать из окон собираться кучками на тротуаре. Кутепов предложил:

– Откройте пару дворов в ближайших кварталах и соберите там своих солдат отдельно от остальных, приведите в порядок.

Офицеры лишь испуганно смотрели в ответ. Сергей обратил внимание на крупный пожар впереди. Слышались отдалённые выстрелы. Мимо пролетали шальные пули. Кутепов распорядился одному из подпоручиков найти телефон и доложить обстановку в штаб, а сам начал распределять положение действующего отряда. Полковник разбивал и без того немногочисленный отряд на группы, которые должны были прикрывать все подходы к имеющейся дислокации. Одной роте во главе с поручиков Сафоновым и четырьмя пулемётами он распорядился закрыть Бассейную улицу со стороны Надеждинской. Другой взвод с пулемётом под командованием поручика Брауна отправил закрывать Артиллерийский переулок, выходящий на Литейный проспект.

Неожиданно выяснилось, что некоторые пулемёты продолжают оставаться в неисправном состоянии. Полковник был в негодовании. Тут Филатов с Емельяновым, переглянувшись между собой, вдруг осмелились возразить командиру в правильности стратегии рассредоточения отряда:

– Простите, полковник, но, на наш взгляд, в данной ситуации нецелесообразно и губительно единый боевой отряд, как крупную единицу, разбивать в разрозненные, не имеющие постоянной связи между собой, действующие отдельно друг от друга мелкие группы солдат, – попытался высказать своё мнение Филатов.

– Вместо ударного кулака мы разбиваем отряд на несколько ничтожных групп, – подтвердил и Емельянов. – В сложившихся обстоятельствах такая тактика губительна и обречена на провал.

– Господа офицеры, вы забываетесь! Здесь я выполняю поставленную задачу! – с возмущением воскликнул разъярённый полковник. – Много ли вам самим приходилось воевать?

Но, обратив внимание на Георгиевский крест на груди прапорщика, не стал далее развивать эту тему, просто повернулся к рассредоточившейся вдоль всей улицы колонне и громко крикнул:

– Двигайтесь вперёд, выясните обстановку в районе Преображенского собора, Собрания армии и флота, Кирочной улицы и у Орудийного завода и, в случае сопротивления и действия бунтующих, немедленно открывайте по ним огонь!

Сергей с прапорщиком остались неуслышанными.

***

Открыв глаза, Олег увидел перед собой уже не окровавленную и искорёженную физиономию убитого полицейского, а испуганное лицо своего приятеля Дёмина, который бьёт его по щекам и растирает снегом лоб и щёки, приводя в сознание. Олег попытался выбраться из-под животного, которое лежало на нём сверху, но лошадь пыталась дёргаться и истошно ржать, при этом ещё сильнее придавливая. Тогда Дёмин вытащил револьвер из кобуры убитого городового и несколько раз выстрелил ей в голову. Тело животного ещё пару раз дёрнулось и обмякло. Новый друг Олега взял три винтовки, скрутив их вместе, и в виде рычага просунув под животное, попытался приподнять тушу. Ничего не получалось. Всюду не переставая шла стрельба. Он крикнул кого-то, и тут же подоспели ещё двое солдат, для того, чтобы подсобить. Уже втроём они всё же смогли слегка приподнять тело убитой лошади, и Олег смог таки вынуть уже затекающие прижатые ноги.

Он быстро встал, но тут же повалился, ноги его совсем не держали. Дёмин ловко подхватил друга за плечи, и вдруг сам без сил повалился на приятеля. Олег, обхватил товарища рукой, но со спины на шинели почувствовал что-то мокрое и тёплое. Его ладонь была в крови. Приятелю, который оказался теперь у него на руках, пуля угодила сзади. Олег тут же перехватил револьвер из ослабевшей руки Дёмина в свою и прицельно разрядил всю оставшуюся обойму в приближавшегося к нему всадника с винтовкой, который и стрелял в его приятеля. Жандарм повалился с лошади на мостовую. Подоспевшие солдаты не дали ему возможности приподняться и тут же прикладами вновь сбили с ног, несколько раз вонзив в него штыками. Сквозь разрезы на яркой шинели полицейского кровь хлынула ручьём на мостовую.

Подоспевшие военные быстро растянули шинель в виде носилок, уложили сослуживца и понесли к повозкам, что собирали раненых. Олег бросился с ними помогать товарищу и чтобы убедиться, что он жив. Санитары приняли раненого и тут же сделали перевязку, останавливая обильное кровотечение.

Стрельба уже затихала, и грузовик, до отказа гружёный ранеными, отправился в госпиталь. Олег же с оставшейся толпой продолжил путь. Проходя место побоища, ему хотелось закрыть глаза. Невозможно было смотреть на обилие крови, что стекала ручьями по грязной мостовой. Всюду раскорёженные лица и тела людей вперемешку с животными. Васильев поспешил быстрее пройти вперёд вслед за солдатской гурьбой.

***

После ухода карательного отряда у генерала Хабалова настроение окрепло. Внешность полковника Кутепова и манера держать себя произвела подкупающее впечатление на начальника Штаба.

– Чувствуется энергия и сила, – заявил он гордо, скорее успокаивая больше себя, чем остальных.

Вскоре по телефону начали передавать о продвижении отряда. Поступили сведения о том, что Кутепов достиг Литейного проспекта. Но, после этого известия об отряде прекратились. Час за часом ни одного звонка и посыльного. Возникла нервная обстановка, плавно переходящая в паническую. Хабалов вышагивал из стороны в сторону, периодически выспрашивая у адъютанта об обстановке. Поручик в ответ лишь докладывал:

– Постепенно продвигаются.

По тону ответа, генерал понимал, что связь с отрядом потеряна. Его настроение портилось на глазах. Градоначальник Балк в это время разговаривал по телефону с министром внутренних дел Протопоповым:

– Окружной суд пылает, Патронный завод захвачен, мы теряем власть. Военный бунт беспрепятственно и быстро разрастается. К вечеру в столице будет полная анархия. Возлагать надежды на одного Кутепова, как бы он ни был храбр и популярен, теперь уже поздно.

– Что теперь по-вашему надо делать? – послышалось в трубке.

– Предупредить Государя и надёжно охранять царскую семью. Я уже послал сейчас же в Царское Село конную полицию, за стойкость и верность коей ручаюсь.

– Это преждевременно, – вдруг заявил в ответ министр. – К вечеру подойдут с фронта свежие войска. Продержитесь ли вы до вечера?

– Да, продержимся, – без особой уверенности произнёс генерал.

– Да, хранит вас Господь Бог. Я рад, что вы спокойны, – поддержал градоначальника Протопопов.

Все ждали прибытия военного министра Михаила Алексеевича Беляева, и вскоре в кабинете появился новый важный генерал в сопровождении с ещё одним офицером. Высокий, короткострижен, гладко выбрит, с роскошными кавалерийскими усами, министр выглядел однако крайне растеряным. Он сразу же удалился в отдельную комнату для беседы с генералом Хабаловым. После недолгого совещания, Беляев объявил всем, что на новую должность начальника Генерального Штаба назначает генерала Занкевича, представив прибывшего вместе с ним назначенца, как офицера смелого, находчивого, умеющего быстро завоёвывать симпатию.

Этот стройный подтянутый генерал лет сорока на первый взгляд выглядел действительно значительно моложе, сравнительно с другими. И он сходу принялся за дело, решив в первую очередь знакомиться с оставшимися в распоряжении отрядами родного ему Преображенского полка, приказав тем построиться во дворе Зимнего Дворца.