Карлос первым подскочил ко мне и ухватил за плечо. Его рука, сжимавшая моргенштерн, оказалась отведена назад в замахе. Но удара не последовала. Потому что ему помешал Гвинед.
— А ну успокоились, сучьи дети. Выблядки, да как вы смеете носить оружие, если не способны держать себя в руках⁈ А ну засунули языки в задницы, и чтобы я не слышал ни одного слова!
— Ты, ты тоже на его стороне⁈
— Я, мать его, паладин, и нахожусь на стороне дисциплины. А потому немедленно выстроились в ряд, покуда я не подправил ваши хари.
— Дети мои, нам следует успокоиться, — заговорил Клемент, вместе с этим используя массовые чары очищения сознания. — То, что вы видели, лишь иллюзия. Не поддавайтесь обману.
— Вы видели мираж. Не существовало никакого сокровища, нежить оказалась обманута, — заговорил уже я. — Вот только Тристелла может вскоре раскрыть морок и тогда она вернется. А потому сейчас вы разобьетесь на пары и возьмете по сундуку. После чего немедленно направитесь к порталу. А кто хочет остаться и погнаться за иллюзией — милости прошу. Мне самоубийцы не нужны.
Отряд погрузился в напряженное молчание, разбитое новой командой, на этот раз от Гвинеда.
— Что встали, как бараны. Живо, взяли по сундуку, или вам ускорение придать?
Ускорение придавать не потребовалось. Возможно, подействовали команды, может быть сыграло свою роль заклинание Клемента, а может просто исчезновение Глаза Ваэррона, но ярость стала отпускать солдат. Вскоре первые из них шагнули к сундукам, без особого труда подхватив тяжелую ношу, а уже через несколько минут дар Тристеллы был полностью разобран.
— Давайте, шевелитесь! Быстрее переставляйте ноги! — подбадриваемые такими криками, воины со все возрастающей скоростью двинулись в нужном направлении и уже вскоре достигли портала. Благо тот был расположен недалеко.
У самого выхода возникла заминка. Не нашлось ни одного солдата, кто бы первым решил зайти в портал. Каждый мялся, будто красна девица, и оглядывался на стоявший у подножия горы замок. Почти наверняка, люди все еще не выбросили идею завладеть «сокровищем». Несмотря на все доказательства, они не верили. Мне сложно было их обвинять, все же я и сам недавно поддался обману. Однако вникать в эти обстоятельства времени не было. Благо проблема разрешилась просто. Рассвирепевший Гвинед схватил первого попавшегося охотника на ведьм, и кинул того в столб энергии, словно куль с мукой. Его напарник не пожелал испытывать такой способ передвижения и поспешил убраться из Кининга добровольно. А уже за ним потянулись и остальные солдаты. Спустя несколько минут толпа рассосалась, а я последним шагнул в портал.
Темный безжизненный мир остался позади. Нас же встретил вечерний лес, наполненный красками, запахами хвои, морской соли, теплым летним ветерком.
Портал за спиной замерцал, выполнив свое предназначение, и в этот момент из него раздался отчаянный, наполненный болью и ненавистью вопль. Кажется, Тристелла все же смогла раскрыть обман. Вот только сделала она это слишком поздно. Ибо спустя секунды портал испарился, навсегда закрывшись в наших землях. По крайней мере именно так утверждала информация из форума.
— А вот теперь мы наконец поговорим! — прозвучал до омерзения знакомый голос.
Карлос не успокоился, вновь решив потрепать мои и без того пострадавшие нервы.
— Почему ты отдал святое оружие в руки баньши? Почему утверждаешь, будто все, что узрели наши глаза, являлось обманом? И главное, почему ты оставил жизнь этой поганой твари, не позволив нам ее оборвать?
Я тяжело вздохнул. На душе было немалое опустошение. Этот поход дался мне особенно тяжело, слишком уж неожиданным и напряженным оказался его последний этап. Однако ответить было необходимо. И сделать это следовало достойно. Просто потому что сейчас мой авторитет в очередной раз висел на волоске. Один неверный шаг и падение, после которого не встать. И раз уж нужно давать ответ на озвученные претензии, то следовало вспомнить одно важное правило. Никогда не оправдывайся. Тебя обвиняют? Обвиняй в ответ, благо сам оппонент дал достаточно причин.
— Оставил жизнь? Карлос, напомни-ка мне, кто именно безуспешно пытался догнать Тристессу, покуда она обрывала жизни наших солдат? Кто оказался бессилен ее остановить?
— Ты говоришь обо мне или о себе? — оскалился в ответ инквизитор.
— Я говорю о всех нас. О том, что мы не смогли упокоить эту тварь, оказались бессильны перед ней. Не пытайся сделать вид, будто этого не понимаешь, ты чувствовал ту же беспомощность, что и все здесь присутствующие! Теперь о «святом оружии»… Пусть каждый на этой поляне назовет, чем именно завладела баньши. Давайте, не стесняйтесь, я слушаю вас!
— Святые мощи! Меч! Мой сын! — ответы посыпались со всех сторон, но каждый следующий звучал все более неуверенно. Насколько я понимал, Глаз Ваэррона изрядно отбивал критическое мышление, но, тем не менее, даже в забытье человек мог почувствовать обман, а когда на голову сыпется столько противоречивых фактов, даже полностью уверовавшие люди способны осознать подвох.
— Ну что, вас ничего не смущает? Может быть, в руках у баньши было полсотни сокровищ? По десять мешком алмазов, святых мощей и мечей? Все названные вами родные? Что молчите⁈ Не верится? Так может вы все же раскроете глаза и наконец увидите подвох? Ты! — обратился я к Карлосу. — Ты же почувствовал скверну. Ты обязан был ее почувствовать. Или я не прав?
— Не знаю, — ответил инквизитор, на секунду сбившись. В свою очередь мне в голову пришел один резонный вопрос. А на самом ли деле Карлос не понимал произошедшего? В Кининге он был обманут, как и все остальные, но здесь и сейчас… Он действительно не понимал, что тогда случилось или просто воспользовался ситуацией?
— Я ни в чем не уверен и требую доказательств, — продолжил Карлос уже тверже. — Как ты можешь подтвердить, что на самом деле обманул нежить? Что не передал ей ничего ценного?
— Свидетелем этого выступаю я, — объявил Клемент, выглядевший усталым, измотанным и больным, но все же не утратившим достоинства и внутренней силы. Его слово все еще было авторитетом для солдат. По крайней мере, так я постановил, услышав одобрительный гул толпы.
— Двое говорят одно, а шесть десятков видели другое. Кто еще может подтвердить сказанное?
— Что именно видели шесть десятков? Ваши показания разнятся. Но если наших слов тебе не достаточно, то как насчет этого? Я, инквизитор Энквуд, клянусь, что обманул Тристеллу, отдав ей темный артефакт, насылающий иллюзии. Пусть свидетелем этой клятвы станет Единый. И пусть я навсегда лишусь его милости, если солгал хоть в одном слове!
Тишина накрыла поляну. Солдаты напряженно ждали. Но ни грома, ни молнии на мою голову так и не обрушилось.
— Я также клянусь именем Единого, что отданный баньши артефакт являлся проклятым. Что он был способен только обманывать, того, кто на него посмотрит. Пусть Единый навсегда отвернется от меня, если это не так! — объявил Клемент.
— Я подтверждаю их слова, — на сей раз проговорил Гвинед. — Артефакт нас обманывал. Он показал мне брата, давно мертвого брата. Это было ложью.
— Ну что, тебе довольно таких доказательств? — обратился я к Карлосу.
Долгую минуту тот молчал. Но затем все же произнес:
— Да, довольно. Темная магия ввела меня в заблуждение, — признал инквизитор. — Я прошу простить мои поспешные слова. Они были вызваны эмоциями. Клянусь пройти самую жесткую епитимью, дабы вырвать из себя корни греха.
Я смотрел на Карлоса и просто не находил слов. В голове отчетливо билась всего одна мысль — он совершенно точно перед этим воспользовался ситуацией, дабы поколебать мой авторитет. Может быть не тогда, в Кининге. В тот раз все были обмануты, но сейчас слишком уж гладко инквизитор смог выкрутиться, согласившись с собственной «виной». И вот что было самым скверным — я не мог взять и выгнать Карлоса. По множеству причин. Например, потому, что даже после оправдания, моя репутация среди воинов так до конца и не восстановилась. Все происходило как в том анекдоте: «ложечка то нашлась, но осадок остался». Мораль в отряде упала, воины были недовольны походом. И если сейчас без причины выгнать Карлоса, с ним уйдет множество последователей. Возможно больше, чем он изначально привел. А найти причину для отставки я не мог. Инквизитор всего лишь высказал общее мнение, так каждый скажет. «Стоило выгнать его раньше» — обреченно пронеслось в голове.
