И внезапно сменив тему, спрашивает вкрадчивым фальцетом:

– А что это ты, «Голицына» пьёшь, а куришь аргентинскую лабуду, а? Раньше тувакский[11] табачок полюблял, да и от феодосийского[12] не отказывался?

Аластри медленно затягивается, рассматривая трёх сидящих перед ним женщин. Все в высоких сапогах с медными заострёнными носами и на подковках, в защитных корсетах, в шнуровках. В разлетающихся разрезных юбках, прикреплённых к широким охотничьим поясам, множество потайных карманов, на головах атласные женские цилиндры с маленькими кокетливыми дубовыми листочками. Кожаные высокие перчатки со скрытыми когтями на пальцах сняты и небрежно брошены; поясные сумочки с косметикой раскрыты и благоухают пудрой, духами и ещё какой-то химией. Наборы метательных ножей, новомодные женские рэвольвэры-малютки на четыре выстрела и обязательные многохвостые плети на гибких ручках аккуратно лежали на широкой софе. Задумчиво глядя на железные змеиные морды, венчающие каждый хвост плети, Аластри затягивается ещё раз. Женский Клуб «Дочерей Гнева»[13] был одной из самых влиятельных тайных организаций Алустона. Конечно, в своих возможностях они несколько уступают Товариществу «Полей забвения»[14], но, зато кое в чём, превосходят Профсоюз «Центральной Парогенераторной»[15]. По традиции количество членов всегда было равно тридцати тысячам женщин. Они всегда делились на тройки, принимая одни и те же имена. Три тройки-ветерана решали насущные вопросы «Дочерей», но постоянно менялись, ибо потери у клуба всегда были значительными, хотя поток желающих заменить исчезнувших мстительниц не иссякал. Аластри имел тесные связи с «Дочерями» в силу своей деятельности, и действительно мог поднять любое количество троек, но любил работать именно с этими. Которых сейчас кормил шоколадом.

– А это один хитрый грек попытался соскочить со своих грехов[16], – Аластри усмехается, прикуривая новую сигарету, – прислал мне груз своих изделий, думал откупится…и как узнал, где я…И, чтоб ты знала, патриотичная моя, сигаретки эти пользуют токмо аргентинские верхи. И даже девы невинные[17], – тут Аластри закашливается от смеха, – если девы воскуряют, чего б и мне не попробовать?

Мстительницы хихикают, и снова тянутся к шоколаду. Аластри вытирает выступившие слёзы, ещё немного качается в кресле-качалке и, решительно затушив сигарету о дно перламутровой пепельницы, говорит:

– Так, девчули, бросайте гадость бельгийскую, пока не послипалось у вас, прячьте всё ваше непотребство, переодевайтесь в гражданское и за мной! Едем в «Поплавок»[18], знакомиться с заказчицей. Она желает говорить с вами лично.

Мгновение, и весь бельгийский шоколад, до крошки, спрятан в сумочки и в широкие карманы юбок. Второе мгновение, и арсенал Гнева надёжно убран в шкафах с хитрыми замками. Третье мгновение растягивается на пол часа, по окончанию которого на веранде увитой виноградом перед Аластри красуются три дамы-путешественницы с маленькими книжечками-путеводителями в руках. Он окидывает взглядом скромные шляпки, дорожные пелерины, укороченные до щиколоток юбки для путешествий, коротенькие ботики на шнуровке, немного потёртые несессеры на поясах и… очки. Без очков ни одну из Дочерей невозможно было заставить выйти на улицу. При исполнении обязанностей они носили защитные «консервы» со сменными стёклами, а в гражданском очки сразу упрощались до обычных стёклышек с закорючками, чтобы цеплять за уши. Он подозревал, что эти простенькие очёчки тоже обладают чем-то очень необходимым для Дочерей, но расспрашивать не спешил. Зачем портить отношения с такими замечательными женщинами? Ему ещё с ними работать и работать…

К «Поплавку» решили спустится с верхнего Алустона, у Аластри там были мимолётные дела. Пока он, сверкая свежестью чёрного шёлка на своём цилиндре, хлёстко щёлкает тростью из красного дерева и ныряет то в ворота представительства Капитанства Готии[19], то в античные арки Союза Мегапотамо[20], то в башню, где заседает законный представитель Княжества Феодоро[21], три дружных путешественницы, восторженно ахая, рассматривают свежеустановленные столбы с новейшими электрическими свечами. Потом их внимание привлекают выставленные в витрине магазина технических достижений новейшие телефоны с моржовыми ручками, дубовые трости для путешественников и электрические свечи для домашнего использования, которые светят целых пять часов. После, с неменьшим энтузиазмом, они принимаются рассматривать витрину ювелирного магазина, где, потеснив жемчуг и изумруды, на самом видном месте, лежат колье и кольца из отполированного алюминия[22].

Там и застал Аластри своих улиточек, искренне и восторженно обсуждающих те или иные алюминиевые изделия. Попытки оторвать их от созерцания искрящихся колечек потребовали значительных усилий; члены тайного женского клуба редко посещают Алустон по-граждански, чаще они видят родной город с другой стороны: через перекошенные лица тех, кого заказывает высшее правосудие или указывают мольбы несчастных. Если же Дочерям доводится увидеть город вне службы, то не будет предела их щенячьему восторгу, в который их приведут самые обыденные для горожан вещи.

Получив по разу в висок, в горло и в пах, Аластри покупает обиженным дамам по большому эклеру с кремом из маскарпоне, с толстым слоем шоколада. И по большому бокалу сладкого хмельного кваса, в котором плавают обязательные в этом сезоне разваренные сушёные вишни.

– Слышь, паучина, – от восторга бас Тиси звучит мягче и мелодичнее, – прощён! Веди уже нас к этой…к заказчице…

Аластри манерно щёлкает крышкой своих часов; последняя модель, по два дня без механического подзавода, заряжаются так же как электрические свечи, в Центральной парогенераторной. Что ж, Аластри может себе это позволить. Он смотрит на циферблат, важно кивает головой и внушительно произносит:

– На гулянки нет времени, – крышка часов звонко щёлкает, – поспешим, непрощулечки мои, она пунктуальна и ждать не будет.

И, повернувшись к Дочерям спиной, Аластри торопливо, но с достоинством в каждом движении, уходит в направлении нижнего Алустона. Девчонки блестят ему в спину стёклами очков, переглядываются, а потом мгновенно нагоняют и молча идут за ним, след в след. Хоть они и по-граждански, а всё же, на работе. Восторги и эклеры закончились.

В «Поплавок», окружённый разноцветной иллюминацией, они приходят на пять минут раньше назначенного срока. Важный швейцар в форме отставного матроса турбинного подводного флота смотрит с сомнением, но не мешает, только бросает испытывающие взгляды в след. Заносчивый господин в чёрном атласном цилиндре, с тростью из красного дерева ведёт себя важно и уверенно, легко и чуть небрежно раскланивается с именитыми гостями. А три молодые дамы-путешественницы явно находятся под его покровительством. В славном Алустоне всякое бывает. Швейцар пожимает плечами и поворачивается к очередным посетителям.

Аластри уверенно ведёт их к крайнему столику, что ближе всех стоит к морю. И, не дойдя трёх шагов, останавливается и кланяется.

– Здравствуй, палач, – говорит ему статная высокая женщина, с правильными до болезненности чертами лица, – ты хорошо выглядишь, мне нравится. О, Дочери Гнева. Я помнила вас немного другими… не в гражданском.

Она неспешно поправляет широкие рукава модной шерстяной сирийской туники, такой длины, что подол закрывает часть пола. Потом кивает головой, увенчанной шёлковым киликийским платком и произносит: