– А я обязана отчитываться перед тобой в письменном виде? Неужели недостаточно того, что я приказала побыстрее заткнуть ей рот? – рассердилась Умила.

– Это не так легко. Все это время она была возле государя. Или находилась под опекой пристальной стражи. Князь приказал беречь и охранять ее аки зеницу ока, – пояснил Арви. – Однако и в этих трудных условиях я кое-что предпринял, – напомнил тиун. – Вольне ночью дурно стало. Ее отравили…И я подгадал так, что все имеющееся указывает на Диву…

– Почему тогда ничего не происходит? – Умила не впервые слышала новость про Вольну: с этого сообщения началась их с Арви встреча поутру.

– Ничего не происходит, потому что князь еще спит, – объяснил Арви терпеливо. – Все самое худшее произойдет, когда он проснется и получит эту ужасающую весть.

– А вдруг он решит, что это лишь обычное недомогание беременной? – Умилу не устраивал неясный исход событий.

– Это исключается, моя повелительница. Как только я увижу сегодня князя, то преподнесу ему событие в нужном виде…То есть опираясь на те доказательства, которые имеются…К тому же лекари указали ясно: непростая это хворь, а насланная.

– Отчего внуков мне должны рожать эти гадкие женщины? Неужели нет других? – задалась вопросом Умила, глядя на желтеющую полосу леса за окном. – Вон их сколько…Но он всегда выбирает самых противных, – Умила имела в виду Рёрика и его возлюбленных.

– Я могу подобрать кого-то и постараться представить князю выбранную особу, – предложил Арви. – Есть дочери достойных семейств из других городов…Такие союзы будут полезны…

– Нет, не нужно. Я уже сама все подобрала, – усмехнулась Умила. – Аснё!

После окрика княгини в горницу вошла девушка. Одета она была просто, как и полагается рабыне. Но скромный наряд не мог скрыть ее красоты. Она была высокая и стройная, как молодая березка. Кожа ее была гладкой, почти шелковой. А волосы сбивались в мягкие локоны от малейшей влаги, попадающей на них. Кроме того, ее взгляд был робок, как и нравилось Умиле. Такая дева не будет перечить.

– Как тебе?– Умила хотела узнать мужской взгляд. – Я берегла ее долгое время.

– Очень милая и прелестная…– подтвердил Арви.

– Выйди, Аснё, – Умила быстро отпустила свою прислужницу. – Я пока не хочу никаких знатных особ в нашем семействе, Арви. От них одни хлопоты. А вот покорная Аснё совсем другое дело. Она будет все терпеть и повиноваться молча. Не пытаясь что-то изменить в своей судьбе.

– Госпожа моя, не знаю, удастся ли такое теперь…– Арви хотел донести до слуха Умилы, что время сейчас неподходящее. – Князь и его молодая княгиня почти неразлучны…

– Ну так да. А после того, что случилось сегодня ночью с Вольной, Нег должен будет сурово наказать Диву. Так ведь? – рассудила Умила.

– Да, но…Это же не значит, что он тут же приманится к Аснё, – негромко возразил Арви.

– Ну а почему нет? Все получится. Главное, хорошо подготовиться. А вообще знаешь, Арви, я удручена тем зрелищем, что разверзлось пред моим взором…– Умила вдруг указала Арви на лавку напротив своего стола. Это был жест доверия. – Мои дети…Они не повинуются мне. И они не любят меня так, как бы мне этого хотелось.

– Княгиня заблуждается. Они любят и почитают свою мать…– утешил тиун.

– Это все пышнословные лясы…Единственный, кто еще почитает меня, так это моя Ума, – вздохнула Умила.

– Ума – дочь. А все дочери привязаны к матерям. Так что неудивительно, что она ближе…

– А неудивительно ли тебе, Арви, что после всех своих стараний я почти потеряла моих сыновей? В большей степени меня огорчает Нег…– Умила никогда не могла подчинить старшего сына своей воле всецело. Он прислушивался к ее советам только тогда, когда сам того желал. – Синеус хороший мальчик, хоть и озорник…– для Умилы младший сын оставался ребенком до сих пор, хотя на самом деле уже был далек от детского возраста, как Дорестадт от Новгорода. – Но он все же иногда считается со мной. Но тот…– Умила на миг замолкла, словно припоминая что-то. – А ведь для Нега я сделала больше, чем для остальных своих детей, Арви! – обиженно заметила Умила. – Если бы не я, то мать Харальда до самой старости оставалась бы женой Годслава, и мы никогда бы не смогли претендовать на его имя и наследство. Если бы не я – мой Нег навсегда остался бы в тени этого прохиндея Харальда.

– Княгиня всегда была радетельной матушкой, и дети ценят это, – уверял тиун, хотя на самом деле уже и сам сомневался. По сути, они делают что хотят, эти дети.

– Да что Ингрид! Что Харальд…– Умила задумчиво покрутила кружку с остывающим иван-чаем в руке. – Я бы сто Харальдов смела с его пути, лишь бы только он всегда был дома, рядом со мной…Но ведь самая дорогая жертва, которую мне пришлось принести – это мои материнские чувства. Каково мне приходилось, когда я сама отправляла его в эти опасные походы, из которых он мог не вернуться? Сначала с Дражко, потом с самим Харальдом…Мое сердце умирало каждый день много раз в ожидании его возвращения…– Умила любила Рёрика больше других детей, потому что в нем было то, чего не имелось в остальных и в ней самой – он всегда действовал из необходимости. Иногда нехорошо, но как требуют обстоятельства. И порой он бывал справедлив.

– У княгини не имелось выбора: после потери мужа дому требовались защитники. И княгиня воспитала их…– вторил Арви.

– Я отправила его с Дражко не потому, что мне нужен был защитник. Я бы любое чудовище в мире растерзала б голыми руками, чтобы защитить своих сыновей…Я не о себе беспокоилась, Арви. Я старалась ради них. Я хотела, чтобы Нег с Синеусом выросли сильными. И чтобы, когда меня не станет, на свете не осталось такой беды, которая могла бы их устрашить…

– И у княгини это получилось. Только моя госпожа со своей удивительной силой духа смогла воспитать столь деятельных сынов. Разве то, что сейчас мы стоим у истоков нового государства, не является подтверждением моих слов?

– Является. Но как нелегко мне пришлось! – глаза Умилы заблестели. Не так часто к ней подступали слезы. Но сегодня ей было трудно. Она не видела Рёрика давно, а вчера заметила, как он изменился. – Все, что я делала, было ради них…До тех пор, пока они не возмужали, я всегда была строга с ними. А ведь в действительности мне хотелось баловать и радовать своих малышей, по крайней мере, когда была такая возможность…Как любая мать, я хотела дать им все. Но вместо этого я не дала ничего. Кроме наставлений. Никогда не ограждала их от трудностей. Хотя мне так хотелось помочь им, – грустила Умила. – Но они должны были научиться преодолевать свои сложности самостоятельно. Я боялась, что кто-то сможет их обмануть, обхитрить, обидеть, когда меня уже не будет рядом и я не смогу вступиться за них…

– Сердце княгини должно быть спокойно: они усвоили все материнские назидания, – успокаивал Арви. – Сами боги не в силах обидеть их.

– И вот сейчас, несмотря на все мои жертвы, я оказываюсь для них лицом второстепенным…– открыла Умила истинную причину своих расстройств.

– Как можно так говорить? Они никогда не обидят свою мать…И всегда исполнят все ее желания. И даже наш князь. Он уже давно не послушное дитя. Но он берет в соображение все слова своей родительницы. Кто подтолкнул его в поход на Новгород, вселив в него всесокрушающую ярость? – напомнил Арви. – Да он сам, может, и не пошел бы сюда за тридевять земель, если б его мать не нашла способ задеть его отказом дочки Гостомысла от женитьбы! Я же помню, как мы вопиюще все приукрасили! Да наш князь готов был разорвать все это княжество на две части вместе с самим Гостомыслом!

– Ну, Нег бы все равно сюда пошел…Даже если бы они отказали нам вежливо…– усомнилась Умила. – Ты же видишь, что случилось с Дорестадтом. Нег и сам понимал, что этим рано или поздно кончится. Ему и без меня было ясно, что пора убираться оттуда…А Гардарики – это счастливая возможность!

– Но именно родительница указала князю на этот верный путь, – подчеркнул Арви.

– Ты прав, Арви. Это все я, – покачала головой Умила. – Если б не мои уговоры, он бы так и остался разбойником, живущим грабежом фризских берегов! И в благодарность за мои радения я теперь на последнем месте после всех его баб! – не сдержалась Умила. – А ты помнишь, что я пережила за тот год, когда мы считали его погибшим вместе с Харальдом? Ведь, кажется, тогда я и поседела…