– Хм-м-м, – промычал я снова.

Нордхэген грустно улыбнулся, словно его огорчал тот факт, что он может улучшить партию Бобби Фишера, но не в состоянии узнать историю своей же собственности. Он удобно устроился в кресле, но я заметил, что его взгляд нервно блуждает по комнате, а пальцы сжимают подлокотник. Чем больше я наблюдал за ним, тем больше приходил к выводу, что он испытывал чувство тревоги и с трудом ее сдерживал.

– По моей теории, – продолжал он, – давным-давно здесь происходило что-то непристойное. Какая-нибудь извращенная сексуальная практика? Возможно, но вряд ли. В истории задокументированы подобные случаи. Убийство? Сомневаюсь. У убийств своя аура, а информация об убийствах, совершенных в этом районе в прошлом, вполне доступна. Что-то связанное с королевской семьей? Нет, это еще менее вероятно, потому что каждый темный секрет королевской семьи зафиксирован в различных источниках. Так что, по моей теории, все дело кое в чем другом. В чем-то оккультном, в каком-то пережитке Средневековья.

– Вы имеете в виду колдовство?

– Не совсем. Оккультизм: числа, символы, алхимические опыты, в том числе ерунда вроде превращения свинца в золото, поиска философского камня, воскрешения из мертвых. Это оккультизм, а не колдовство.

Здорово, что он использовал слово «ерунда». Но древняя история меня не очень интересовала.

– Оккультизм – подходящее объяснение, – продолжил Нордхэген. – Плохая история с ужасным концом, но слишком тайная, чтобы попасть в летописи. Возможно, участники событий предпочли сделать так, чтобы память о них не сохранилась.

– Возможно, – согласился я. Наблюдать за Нордхэгеном становилось все интереснее. Быть может, он вел свой рассказ, чтобы меня отвлечь. Я заметил, что его рука дрожит каждый раз, когда он подносит бокал с вином к губам. О да, подумал я, этот человек прекратил хирургическую практику, потому что руки больше его не слушаются. С ним покончено.

– Что ж, давайте пойдем. – Нордхэген встал. – Пора провести для вас экскурсию. – Он внимательно посмотрел на Лину, словно ожидая от нее сигнала, чтобы прекратить операцию. Но сигнала не последовало.

Мы вышли из библиотеки и пошли по узкому коридору вглубь здания. Нордхэген отпер низкую дверь, спрятанную под лестницей.

– Погреб, – пояснил он. – Первый ключ к разгадке. В конюшнях погребов не было. Когда я купил эти здания, в них находились несколько полуразвалившихся гаражей. В процессе перестройки старый пол отодрали, и под ним обнаружился этот погреб. Давайте войдем внутрь.

Нордхэген так возбудился, что я боялся, что его хватит удар. Мы спустились по каменной винтовой лестнице в погреб, и я почувствовал ладонь Лины на своей руке. Я ожидал увидеть маленькое помещение с низкими потолками, но погреб оказался огромным. Мы очутились в передней, стены которой были выложены из шлакоблоков. Работа Нордхэгена. Он задержался у массивной дубовой двери и посмотрел на Лину.

– Все хорошо, дорогая?

– Да, – ответила она.

Нодрхэген странно улыбнулся, выбрал нужный ключ и с трудом вставил его в замочную скважину. Мне втайне хотелось, чтобы Лина взяла ключ из его трясущихся рук и открыла эту дверь. Но наконец дверь поддалась, и мы вошли в темное помещение. Я сразу понял, что оно было большим, потому что видел, как вдалеке мигают лампочки.

Потом я увидел Лоуренса Харви I

– О боже, – раздраженно пробормотал Нордхэген. – Я забыл, что включил «Экспрессо Бонго»[25] ^[26].

Я чуть не рассмеялся. У него в погребе был кинотеатр. На экране в дальнем конце темной комнаты шел черно-белый фильм с Лоуренсом Харви.

Я услышал, как Нордхэген нажал какую-то кнопку, и фильм выключился. Медленно, очень медленно начали загораться лампочки. Лина крепко сжала мне руку и прильнула ко мне всем телом. У нее было такое же выражение лица, как и тогда, у двери на чердаке ее дома. Потом она отпустила мою руку и отошла на шаг назад. Я повернулся и вступил в комнату.

Она была просто огромной. У дальней стены под киноэкраном стояли мягкое кресло, двухместный диван, вращающийся стул и что-то вроде стола или консоли. Но большую часть пространства занимал длинный, полукруглый стол, вернее, не просто стол. Через каждые два метра столешницу поддерживали цельные блоки, вырезанные из толстых бревен. Сама столешница была сделана из дубовых досок, прибитых к массивному каркасу из деревянного бруса. Под этим столом находился лабиринт из труб, тянувшихся по всей длине сооружения.

На столе на одинаковом расстоянии друг от друга стояли двенадцать (позже я их сосчитал) застекленных ящиков. Потрясающее зрелище. Я направился к ним и чувствовал, что Лина идет за мной.

В середине стола был узкий разрыв. Я прошел через него и оказался в полукруге. Здесь было темнее.

Хотелось поскорее добраться до стульев на возвышении у дальней стены и не смотреть по сторонам. Мне было страшно. Не за себя, хотя этот страх стал предвестником ужаса, который поглотил меня позже. Просто я осознал, что нахожусь посреди тайны Роджера Нордхэгена, и эта тайна – самый мрачный и невообразимый кошмар, разбивающий вдребезги последние остатки человеческой сущности.

Я резко развернулся и посмотрел на Лину. Я хотел сосредоточиться на ней, чтобы не видеть ничего вокруг. Периферическое зрение отключилось само собой. Хотелось найти что-то в ее лице, какой угодно намек на эмоцию. Но ее жестокое выражение не говорило мне ничего. Или все. Теперь во всем помещении горел свет, и я медленно огляделся.

Внутри каждого застекленного ящика находился живой человек. Над их головами зажглись лампочки, похожие на карикатурные нимбы. Они висели в оковах и слегка покачивались, словно елочные игрушки из ночных кошмаров. Они были полностью раздеты, а подгузники им заменяли черные резиновые емкости.

У них не было рук и ног. Кто-то профессионально ампутировал все сорок восемь конечностей. Работа гениального хирурга.

Их лица. У них были лица людей, живущих в аду, обезображенные агонией. Не из-за физической боли, хотя, возможно, ее они тоже ощущали, а из-за чего-то более страшного. Некоторые из них тихо стонали, другие извивались в оковах, но большинство просто висело в пассивном отчаянии.

Не знаю, как долго я стоял и смотрел на них. Я перестал чувствовать свое тело и превратился в пару глаз, прикрепленных к мозгу, который парил в безжизненном воздухе, словно воздушный шар. Когда мне начало казаться, что я скоро улечу и растворюсь, как облако пара, я почувствовал прикосновение Лины и начал возвращаться в свою физическую оболочку.

Нордхэген прошел через разрыв в столе и присоединился к нам. Он нервничал, как старый пес, и наблюдал за мной, но не в открытую. Я уставился на него, словно видел впервые. Все, что я выяснил об этом человеке до того, потеряло всякий смысл. Вот он, настоящий Роджер Нордхэген. Моя головоломка. Загадка, которую я надеялся разгадать. Он решил, что он бог – и, очевидно, безумный бог. Но я не мог не бросить ему вызов.

– Почему? – спросил я, удивленный тем, как гулко и твердо прозвучал мой голос в этом огромном помещении.

– Почему? Ха-ха! – воскликнул Нордхэген, затем, улыбаясь, покачал головой. – Почему? Почему? А что мне оставалось делать? Вызвать каждому по такси и отправить их домой?

– Почему они здесь, в таком виде?

– Почему, почему, почему. – Лицо Нордхэгена озарилось интересом. – Можете с таким же успехом спросить, почему погибла цивилизация майя, почему Кеннеди решил ехать в открытом лимузине во время визита в Даллас, почему мы слезли с деревьев. Что есть «почему»? «Почему» не существует. Существует только сейчас и вот это. – Он обвел жестом людей в ящиках. – Это происходит сейчас. И это единственный факт, который имеет значение. Не надо начинать с «почему». Надо начинать с сейчас. И сейчас это – факт вашей жизни.

У меня кружилась голова, но часть мозга продолжала работать. Я заметил, что среди этих людей поровну мужчин и женщин. В основном среднего возраста, хотя имелись и молодые, и старые.