Линда почувствовала, что оказалась в знакомой западне и постаралась себя из нее вытащить: чем больше ты волнуешься, тем больше находишь поводов для волнений. И эта дорога может привести к фатализму и апатии. Но Линда знала, что лучше всего сохранять бдительность.
Майкл сохранял олимпийское спокойствие. Казалось, ее страхи его не беспокоили. Она хотела бы быть похожей на него, с готовностью и уверенностью принимать каждый день. Линда всегда ценила это в своем муже, даже много лет назад, когда в нем еще играл мальчишеский задор. Ей недоставало его уверенности. Майкл не плыл по течению. Он всегда знал, кто он и что он делает, и он выстроил свою жизнь на этом фундаменте. Линда крепко держалась за это ощущение определенности, несмотря на то, что оно иногда ее раздражало.
Может, проблема заключалась в том, что они с Майклом редко оставались наедине. Последний раз они отдыхали вдвоем – боже – целых шесть лет назад. Они оставили Неда с дедушкой и бабушкой в Буффало и поехали в Монсеррат на неделю. С тех пор они даже на одну ночь в мотель не выбирались. Да, им пошло бы на пользу уехать куда-нибудь вдвоем. Но она знала, что в этом году не получится. Они уже потратились на новый дом, и осталось еще много работы.
Со времен студенчества в Бостонском университете они с Майклом проделали огромный путь. Оттуда они переехали в Пенсильванию, где Майкл работал над диссертацией. Потом в Вашингтон, волнительное приключение, которое с течением времени превратилось в рутину. Линда с горечью думала о старых книгах по истории искусств, которые теперь пылились в подвале, разложенные по коробкам. Она не могла вспомнить, когда последний раз ходила на выставку или покупала новую книгу об искусстве. Майкл тоже изменился. Его стала устраивать скучная стабильность госслужбы. Он перестал задумываться о переходе на работу в одну из престижных частных фирм, не говоря уже о создании собственной.
«Это и есть жизнь, – подумала Линда. – Рано или поздно, так или иначе, приходится идти на компромисс и выбирать стабильность».
И вот они поселились в Линнхейвене. Уехали из большого города. Теперь у них свой дом, а не квартира. Четыре акра земли. Следующая ступень на бесконечной американской лестнице, которая ведет… куда? Может, в этом весь смысл: движение, видимость перемен, которой подменяются сами перемены. Но на что Линде жаловаться? Чего ей еще не хватает?
Друзей. Кто знает, когда Линда говорила Майклу о том, что Неду необходимы друзья, не имела ли она в виду себя? У нее есть ребенок, за которым необходим присмотр, и брак, удобный, как старое кресло, но нет ни соседей, с которыми можно было бы общаться, ни друзей.
В Вашингтоне у нее были знакомые, жены коллег мужа и соседи по многоквартирному дому. Но переезд в Линнхейвен свел общение с этими людьми к редким телефонным звонкам и туманным обещаниям с обеих сторон встретиться в ближайшее время. «Не происходит ли со мной что-то», – задавалась вопросом Линда. Когда ты переезжаешь в маленький городок из мегаполиса, то сразу становишься старым и скучным человеком? Одно она знала наверняка: переезд обрывает связь со многими аспектами прошлой жизни.
Даже с Дженис, и это расстраивало ее больше всего. Дженис Робертс была лучшей подругой Линды в Вашингтоне, но, казалось, за эти несколько месяцев они стали чужими друг другу. Они все еще общались по телефону, но теперь их разговоры стали короткими и почти обезличенными. Это беспокоило Линду, но она пыталась убедить себя в том, что они проходят через временный застой, который иногда возникает в отношениях.
Линда и Дженис познакомились в колледже в Бостоне, но их дружба расцвела только после случайной встречи в Вашингтоне. Дженис устроилась в небольшую, но перспективную фирму по связям с общественностью и поселилась в крошечной квартире на окраине Джорджтауна, неподалеку от Майкла и Линды. Они были не только бывшими однокурсницами, но и в некотором роде дополняли друг друга. Дженис жила одна и занималась своей карьерой, а Линда вышла замуж и мечтала о детях. В их дружбе не было ни намека на соперничество. Линда и Дженис были довольны своим выбором и поэтому могли без зависти ценить способности и сильные стороны друг друга.
В Вашингтоне Линда и Дженис регулярно встречались, чтобы сходить в галерею, в кино или театр, или просто пообедать вместе, а потом пройтись по магазинам. Даже после рождения Неда они общались не сильно реже, чем раньше. Майкл не отказывался сидеть с младенцем несколько часов вечером в будни или днем в субботу. И Дженис иногда присматривала за малышом, чтобы Майкл и Линда могли выбраться куда-нибудь вдвоем. Майкл и Дженис неплохо ладили. Хотя он считал ее слишком претенциозной, а она находила его немного душным, вражды между ними не было.
Но теперь – что же такое творится с Линдой, от чего их с Дженис дружба меняется? С тех пор, как Ковингтоны переехали, они виделись ровно два раза. Сам по себе этот факт не так удивителен: Дженис слишком занята на работе, а Линда с трудом справлялась с Недом и новым домом. Нет, было что-то еще. Возможно, атмосфера тех двух встреч беспокоила Линду.
В первый раз они виделись вскоре после переезда, когда Дженис приехала в Линнхейвен. Ей понравился дом и участок. Она провела в гостях у Линды почти весь день. Женщины непринужденно болтали, пили вино с паштетом и кофе с выпечкой. Не было ни неловкого молчания, ни напряженных моментов. Приятная встреча, как и многие до нее. Да, но?.. Линда вспомнила. За несколько минут до расставания Дженис огляделась и сказала: «Что ж, ты и вправду теперь здесь». Но дело не в том, что она сказала, и даже не в том, как она это сделала. Линда запомнила выражение глаз Дженис, которое задержалось на мгновение, а потом исчезло. Даже сейчас, пару месяцев спустя, Линда не могла понять, что оно означало. Возможно, ничего. Возможно, ей просто показалось. Но она не могла забыть это выражение.
Спустя какое-то время они снова встретились. В пятницу. Она позвонила в офис Майкла и сообщила, что он заболел и на работу не придет. На самом деле он был здоров и просто захотел устроить себе длинные выходные. Это освободило Линду от домашних обязанностей, и она сразу же решила съездить в Вашингтон. Днем Дженис должна была быть на приеме, но она решила улизнуть пораньше и пообедать с Линдой. Они провели вместе чуть меньше часа, но Линде показалось, что гораздо дольше.
– Как прошел прием?
– Ужасно, что даже хорошо, – ответила Дженис. – Толпа коррумпированных копов и амбициозных молодых помощников конгрессменов.
– Чему он был посвящен?
– Тефлоновым пулям.
– Ты шутишь? – улыбнулась Линда, но потом поняла, что Дженис была абсолютно серьезна. – Почему…
– Поверь, ты не хочешь это знать.
Их разговор кое-как продвигался, то и дело стопорясь, еще полчаса. Дженис казалась не уставшей, но какой-то изможденной. Это было не похоже на нее, и Линда почувствовала смущение. Внезапно она поняла, что ей не о чем рассказывать. Словно над столом между ними возник вакуум. Обе женщины испытали облегчение, когда пришло время расставаться.
– У тебя все хорошо? – спросила Линда, когда они вышли из ресторана.
– Конечно. А что?
– Не знаю. Мне кажется, тебе не помешал бы отпуск.
«Это прозвучало ужасно», – подумала Линда. Но сказанного не воротишь.
– Может, ты и права, – согласилась Дженис. – А ты как? Как дела в твоей глуши?
Линда вспомнила свой ответ:
– Чудесно.
По дороге в Линнхейвен она пыталась отогнать от себя меланхолию. Так иногда бывает. Мы обе не в настроении. Дженис слишком много работает. Я еще не до конца привыкла к новой обстановке. И так далее. Бла-бла-бла. Чудесно? Неплохо? Нормально? Так себе? Или… как?
С тех пор у нее пропало желание ездить в Вашингтон, но она надеялась, что Дженис приедет еще раз. Их дружба была слишком крепка, чтобы пострадать из-за небольших неурядиц. Но теперь Линда понимала, что Дженис не решит ее проблемы. Линда знала, как просто было почувствовать себя невидимой в большом городе; после переезда в Линнхейвен она почувствовала на своей шкуре, что можно испытывать такое же одиночество и в маленьком городке. «И единственный человек, который может хоть что-то изменить, – это ты сама», – напомнила она себе еще раз.