— Мама, я вернулся!.. — продолжил меж тем ликовать великовозрастный обалдуй, и на глазах изумленных зрителей в следующую секунду заключил ошарашенную мать в свои медвежьи объятья…

Чем закончился этот цирк с конями, увы, досмотреть мне не было суждено.

Перед глазами все вдруг резко помутнело…

Барабанные перепонки прошил мерзкий свистящий звук…

И окружающая декорация радикальным образом преобразилась.

Я лежал с обмотанным колючей шалью горлом на перине под пуховым одеялом. А надо мной нависала круглая хрень, подозрительно смахивающая на кованное тележное колесо, с крестовиной и ободом густо заставленными горящими свечами. Освещения этой подпотолочной средневековой лампы с лихвой хватало, чтоб разглядеть практически пустые стены просторной комнаты, с огромным аркообразным окном в торце (за стеклом которого сейчас царила непроглядная тьма). Все четыре стены комнаты были затянуты мрачным, темно-синим бархатом. Из мебели же здесь, кроме моего ложа, обнаружились еще: одинокий секретер у окна, с приставленным стулом, и здоровенный платяной шкаф напротив кровати.

Дабы избавиться от наваждения, я на автомате протер кулаками глаза. Но это спонтанное действие лишь прибавило сумятицы в голове. Окружающий сюр и не подумал развеяться, и к нему еще добавился шок от основательно преобразившихся рук. Мало того, что с них исчезли бинты, вместо широких избитых ладоней Бин Саня, я увидел незнакомые узкие холеные ладошки, без единого синяка на костяшках, выглядывающие из широких рукавов, с кружевными оборками.

— Какого хрена! Че это за сраная голубятня⁈ — прохрипел я простуженным (с какого-то перепуга⁈) горлом.

— О, очухался, наконец, — раздался сбоку от изголовья насмешливый знакомый голос. И из старинного деревянного кресла-качалки (которого, при недавнем осмотре комнаты, я почему-то в упор не увидел) со зловещим скрипом поднялся собственной персоной Пых, только разряженный с какого-то перепуга, как на маскарад, в старомодный костюм, да еще с дурацкими усиками под породистым носярой и по-бабьи длинными патлами, падающими на плечи из-под берета с пером.

— Да ты лежи, лежи, — хмыкнул фанат запретного дыма в ответ на мою рефлекторную попытку тоже вскочить с кровати (именно попытку, потому что подлое тело, как недавно в коридоре квартиры Бин Саня, вопиющим образом проигнорило мою команду на подъем, руки безвольными плетнями рухнули на грудь, и я не смог даже шевельнуться).

— Тю! — наклонившись надо мной, мерзко ухмыльнувшийся сосед по общаге больно щелкнул меня пальцем по носу. — Это тебе, Санек, за то, что к стенке тогда меня прижал. У меня руки в тот момент примерно так же были связаны, разумеется, не в прямом смысле слова… В общем, считай, что теперь мы в расчете. И да, можешь снова говорить, разрешаю, — небрежно махнул рукой Пых, усаживаясь обратно в скрипучее кресло.

В следующую секунду на меня накатила волна удушливого кашля. Сквозь спазмы которого я кое-как прохрипел:

— Че, вообще, происходит⁈ Кто ты, нахрен, такой⁈

— Твой лучший друг, разумеется, — откликнулся рядом, под аккомпанемент скрипучих покачиваний, странный тип. — Старина Пых собственной персоной. Неужто запамятовал?.. Да не-е, не может быть. Времени-то с нашего предыдущего расставания прошло всего пшик… Кстати, поздравляю тебя, Санек, с первым результативным рывком из той сказочной жопы, в которой ты оказался. Еще с полдюжины таких же успешно пройденных миссий, и, глядишь, наскребешь на шанс вернуться обратно в родное тело.

— Каких еще, нахрен, миссий⁈

— Объяснять долго и нудно. Времени же у нас в обрез. Потому, я лучше тебе покажу… — Оставшись в кресле, Пых щелкнул добытой из кармана зажигалкой, и надо мной (между кроватью и свечной лампой) из ничего материализовалась зависшая в воздухе здоровенная сорокадюймовая плазма. Но вместо динамичной картинки на ее загоревшемся белоснежном экране стал быстро печататься какой-то текст.

— Сперва прочти это, — напутствовал меня сосед сбоку, параллельно раскуривая добытый из рукава косячок.

Из-за усилившегося кашля, поначалу у меня никак не получалось сосредоточиться на расплывающихся строчках, но выдохнутый в мою сторону ароматный дым дурман-травы мгновенно унял мучительный недуг. Я сосредоточился на экране и стал читать:

Как только я дочитал до конца, белый экран с текстом сменился изображением просторной палаты реанимации, где среди доброго десятка неподвижных тел, в отключке лежавших на больничных койках и подключенных к ЭВЛ, я быстро отыскал и свою несчастную тушку.

В этом царстве унылого покоя, нарушаемого лишь мерным гулом работающей аппаратуры, вдруг обозначилась какая-то движуха. В приоткрывшуюся дверь палаты реанимации жопой вперед, со шваброй и ведром воды в руках, улиткой вползла санитарка в бежевом халате не первой свежести.

— Ну привет, мальчишки, как ваши делишки? — развернувшись к обитателям палаты лицом, с порога скаламбурила тетка и, оставив ведро со шваброй около стены у входа, неторопливо заковыляла по широкому коридору между кроватей.

— Че, заждались, касатики, бабу Машу? И кто ж первый меня сегодня порадует? — от плотоядного оскала, с каким санитарка, проходя мимо, разглядывала лежащих на кроватях мужчин меня пробил озноб. И интуиция тут же взвыла от нехорошего предчувствия.

— Может снова ты, боксерчик? — остановившись у моей койки, наглая тетка рывком стащила с неподвижного тела одеяло, открыв обозрению скрытой камеры мускулистую фигуру в дурацкой больничной ночнушке.

— Ну-ка, ну-ка, чем сегодня порадуешь бабу Машу? — сменив угол обзора, камера сместилась резко вниз и взяла крупным планом омерзительное морщинистое лицо старухи, похабно облизывающей блестящие от слюны губы.

Воровато оглянувшись, санитарка задрала вверх подол моей пижамы и подрагивающими от вожделения руками сунулась было распаковывать открывшийся памперс. К счастью, от казалось неминуемого кошмарного изнасилования меня спас смачный пердеж, раздавшийся вдруг из-под пальцев похотливой карги.

— Фу-у! Как не стыдно, баксерчик! — заворчала обломавшаяся насильница, брезгливо отдернув руки. — Баба Маша к тебе первому, со всем почтением, а ты серишь тут почем зря, паршивец эдакий!.. Вот и лежи теперь обосранным! В последнюю очередь тебя, говнюка, подмою сегодня за такие выкрутасы!

Одеяло рывком было возращено на прежнее место. После чего трансляция из реанимации, вместе с экраном плазмы, просто растворилась в воздухе.

— Че, понравилась киношка? — хмыкнул слегка поплывшим от наркотика голосом Пых, со скипом вновь поднимаясь с кресла и туша окурок о дно невесть как оказавшейся в левой руке глиняной тарелки. — Потом приберешься за мной, ладно? — добавил он, опуская «пепельницу» на сиденье кресла.

— Это че?.. Это как?.. Это почему?.. — зачастил я в надвигающуюся с мерзкой лыбой усатую рожу.

— Тссс! Молчи и слушай, — прижав палец к моим губам, распорядился Пых, и онемевший мгновенно язык перестал повиноваться, как и все остальное тело.

— Ты и твои предки Санек, увы, сильно накосячили за годы жизни (а вернее жизней), — стал объяснять Пых, параллельно на кой-то ляд холодными пальцами поочередно оттягивая мне веки и что-то под ними внимательно разглядывая. — И так уж вышло, что критический лям отрицательной кармы выпал на твою долю бытия. Теперь, хочешь ты того или нет, придется ишачить Странником до полного, так сказать, выхода из отрицательной кармической зоны. Проблема, как ты уже понял, усугубляется еще конкретным сроком угасания физического тела, который на данный момент составляет чуть больше шести суток. Не успеешь восстановить карму до окончания этого срока, сдохнешь в реанимации. Это, чтоб ты не филонил, и исполнял последующие миссии с прежним задором и самоотдачей. А чтоб не отвлекался в процессе на всякие никчемные амурные шалости и похождения, теперь ты будешь знать, что в реанимации, параллельно с пикантным, так сказать, интрижкой на стороне, твое тело окажется сексуальной игрушкой в руках коварной бабы Маши, или ее не менее любвеобильной сменщицы — не такой старой, но в разы более упитанной, страстной толстушки Зинаиды Спиридоновны… Да что ж ты так злобно на меня пялишься-то, Санечка. Это вовсе не я карму рода твоего в такую отрицательную трясину загнал. Я ж тебе только гарантию не привыкания к дурман-траве обещал, и, как видишь, слово твое сдержал, потому как проблемы твои к моей забористой травке не имеют касательства… Ну что, приятель, пришло время нам попрощаться. Новая миссия жаждет вмешательства Странника. А кто я такой, чтобы мешать твоему новому славному приключению? — Пых подмигнул мне, извлекая наконец свои длинные пальцы из моего безвольно распахнутого рта, где он беспрепятственно что-то ими прощупывал последние отвратительно-долгие полминуты. — Удачи, Саня. Вернее, уже Сача.