— Когда мы приедем туда, давай, не распаковывая чемоданы, поднимемся на небоскребы на всех лифтах, которые увидим, Курт. И конечно, нам надо посмотреть Бродвей. Да, а еще я хотела бы поехать в Хобокен, чтобы увидеть настоящих негров.

Рейнхардт откашливается.

— Я слышал, что они в основном в Гарлеме.

— Правда? — спрашивает Лотта. — Господи, нам надо было это знать, когда мы играли «Песню Хобокена».

В этой негритянской комедии — таков был подзаголовок — Лотта с коллегами бегала по сцене с черным гримом на лице в полном убеждении, что Хобокен — это вторая Африка. Наверное, драматург имел такое же смутное представление о Хобокене и Гарлеме, как и Брехт — об Алабаме и Бильбао.

— Хорошо, — говорит Курт. — Тогда сначала мы осмотрим небоскребы. Но потом я хочу написать открытку моим родителям. Из Нью-Йорка до Палестины — так далеко наши сообщения еще никогда не путешествовали.

— Они только что эмигрировали, как и мы, но в другую сторону, — объясняет Лотта, обращаясь к Максу Рейнхардту. — Мы будем скучать по ним.

Она опускает голову на плечо своего мужа. Теперь его семьей станет она.

После обеда Лотта и Курт прощаются со знакомыми, чтобы в бассейне, расположенном палубой ниже, проплыть несколько кругов.

— Интересно, остались ли еще колонны в Афинах, — шепчет Курт. Интерьер даже небольшого бассейна очень импозантный.

Не проплыв и круга, Курт снова садится на обогреваемую мраморную скамейку.

— Ждешь, когда я тебе тут устрою водный балет? — И она ныряет, чтобы под водой встать на руки. Потом бьет ногами, так что Курта полностью окатывает водой. Когда Лотта выныривает, ее купание возмущенно прерывает какой-то другой гость, пожилой господин:

— Что это за поведение!

Но Лотта смотрит только на Курта.

— Раньше ты держался подольше.

— Здесь через три гребка доплываешь до конца дорожки. Лучше подожду, пока снова смогу плавать в море.

Лотта хватается на бортик бассейна, чтобы подтянуться и вылезти из воды.

— Ты прав, дорогой.

У пожилого пловца, похоже, начался приступ кашля. Лотта наконец обращается к нему:

— Я заметила, что здесь есть лестница, большое спасибо. Но я всегда предпочитаю прямой путь.

— Она такая, — подтверждает Курт и пожимает плечами.

Лотта берет полотенце, которое он протягивает ей, и вытирает волосы, перед тем как растереть тело. Потом садится на скамейку рядом с Куртом.

— Скоро мы снова сможем плавать в Атлантике. В этот раз с другой стороны. А вообще, в Нью-Йорке есть пляж?

— Наверное, должен быть. В конце концов, часть города располагается на берегу океана, — отвечает Курт.

Лотта потягивается, поднимая вверх руки.

— Думаю, пришло время отдохнуть.

В своей кабине они прижимаются друг к другу, уставшие от теплой воды и слишком обильной еды. Указательным пальцем Лотта водит по обнаженной груди Курта.

— И что подумает бедный Брави?

— Ты обидишься, если я признаюсь, что все мои друзья предостерегали меня насчет тебя?

— Нет. Да. — И что же ты им ответил?

— Что кто-то должен был меня спасти от злых нацистов.

— Это и была причина?

— Нет, конечно. Я еще сказал, что это старая еврейская традиция — мужчина должен прощать свою жену.

Лотта, оскорбленная, поворачивается на спину.

— И никто тебе не поверил. Ты никогда не был хранителем еврейских традиций. И эту придумал сам.

Смеясь, он поворачивается к ней. Она чувствует, как его губы прижимаются к ее ушку, и его шепот проникает прямо в сердце, как это всегда делает его музыка.

— На самом деле это потому, что ты даешь мне то, что не способен дать никто другой.

Успокоившись, она ласкает его лицо.

— А я уже думала, что ты серьезно с этим своим «Je ne t’aime pas».

— Если бы ты дослушала до конца, дорогая, то поняла бы, что это значит. Я люблю тебя.

— И я тебя.

СЦЕНА 7 Прибытие,

10 сентября 1935 года

Крик Курта выдернул ее из сна.

— Поднимайся, Лотта! Быстро!

Она в испуге еле-еле открыла склеенные глаза. На улице уже светло. Хотя она и спала долго, но кажется, что просто прилегла на минутку.

— Что случилось, Курт? Ты увидел айсберг?

— Гораздо лучше айсберга, дорогая. Надо быстро подняться на палубу. Я полночи стоял там, чтобы не пропустить такое зрелище. Будешь жалеть, если не поднимешься сейчас же.

— Мы уже на месте?

— Именно.

Лотта быстро проскользнула во вчерашнее платье и чулки. Накинула пальто уже на лестнице, по которой через ступеньку взлетела на среднюю палубу.

Наверху она сильно наклоняется через перила.

— О!..

Курт обхватывает ее сзади. В благоговейной тишине они смотрят, как зеленая статуя с факелом в руке проплывает мимо.

— Мы добрались, Курт. Welcome to New York, Darling. — Она поворачивается и целует его в кончик носа.

Миновав остров Эллис в бухте Нью-Йорка, они добираются до Манхэттена, где смотрят на панораму, которую столько раз видели на фотографиях и экране.

— Будто вернулись домой, — шепчет Лотта. — Но я даже не подозревала, что эти коробки действительно скребут небо!

Обрадованный такому восторгу американец, стоящий рядом, заводит беседу:

— Вы, наверное, здесь впервые?

Они узнали, что он только что от родственников в Великобритании. А они объясняют, что хотят стать истинными американцами.

— Как разумно с вашей стороны.

Человек гордо улыбается, будто успех своей страны принадлежит ему одному.

— Вы знаете отель Санкт-Мориц? — спрашивает Лотта. — Мы остановимся там.

Он кивает.

— Вам, наверное, придется взять такси. Но будьте осторожны. Водителям нельзя доверять. Они парни подозрительные, стоят друг за друга. Недавно опять устроили беспорядки и ранили нескольких человек. Среди них много сутенеров и преступников.

— О, — говорит Лотта. Как интересно.

При виде такси они ни секунды не раздумывают и садятся. Во время поездки Лотта спрашивает Курта: может, он тоже разочарован? Водитель ведет себя на редкость дружелюбно, никакого гангстера и близко. Наоборот, он так рад поделиться любой информацией, что гости в недоумении.

— Кажется, что он постоянно что-то жует, — шепчет Лотта. — Здесь не как в Лондоне.

— Мы скоро привыкнем, — отвечает Курт.

Наконец автомобиль остановился перед какой-то каменной громадиной, которая, если бы не равные по высоте соседи вокруг, показалась бы Лотте гигантским исполином. Тысячи стеклянных глаз, выглядывающих из серо-коричневого песчаника, уставились на них и смотрят. Строение напоминает увеличенную в размерах оборонительную башню. Она состоит из коробки, на которую один на другой выложили квадратные камни, причем на разной высоте, а у некоторых есть еще и зубцы.

Посыльный забирает у водителя багаж и после оплаты счета ведет их в отель.

— Там даже висит настоящий Санкт-Мориц. — Лотта замечает картину на стене. — Господи помилуй, неужели здесь все из мрамора?

— Что-то из золота, — добавляет Курт, улыбаясь.

— А где же лифт? — обращается Лотта к портье у стойки регистрации, прежде чем он успевает поприветствовать ее должным образом.

Брови этого человека несколько раз поднимаются.

— У вас есть на выбор шесть лифтов. Какой вам нужен?

— Все равно, мы поедем на всех.

— Очень хорошо. — Он откашливается. — Если вы обернетесь, то увидите два из них.

— Что скажешь, Ленья-Бенья, этого будет достаточно? — Курт подмигивает ей.

— Как ваша фамилия? — Портье листает свои записи.

Они смущенно смотрят друг на друга.

— Господин и госпожа Вайль, — наконец отвечает Лотта.

Они зарегистрировались как супружеская пара, потому что боялись, что иначе их не поселят вместе.

— Господин и госпожа Вайль, добро пожаловать в наш отель. Номер вашей комнаты указан на ключах. Вы будете жить на двадцать втором этаже. О вашем багаже позаботится один из наших сотрудников, по всем вопросам, пожалуйста, смело обращайтесь ко мне.