Лотта не собирается одну зависимость заменить на другую. Мне не надо играть, правда, не надо. В этом она заверила Курта, который в последнем письме беспокоился, что свой талант она растратит в казино и даже забудет о своей любви к театру. Он ошибается. До встречи с Отто она много и упорно вкалывала. Конечно, она вернется на сцену. Но сейчас заслужила небольшую паузу.

Как только Лотта замечает скамейку в парке, она идет туда. Роется в сумочке, пока не находит свой портсигар и овальную зажигалку фирмы «Hurricane». Лотта взяла ее из гостиной матери. Не исключено, что эта зажигалка — сентиментальное напоминание Эрнста о войне, но пока этот ленивый кобель развлекается за счет других, можно ведь с него взять хоть шерсти клок. Зажигалка ей сразу понравилась. Благодаря ее безотказной прочности она станет на редкость приятным гостем в сумочке, расшитой павлиньими перьями. Она открывает латунную крышку и проводит большим пальцем по колесику.

Сделав несколько глубоких затяжек, Лотта уже знает, как ей быть. Она продолжит верить в Отто и докажет своему мужу в Берлине, что не потеряла все из-за какой-то ошибки. Лотта избегает при Курте упоминать Отто. А если приходится, называет его «Господин П.» — хотя, наверное, такая деликатность и не требуется, потому что ее муж уже давно утешается Эрикой. Кто его упрекнет, если Лотта в Монако, а Кас в Берлине исследует только что обнаруженную гомосексуальную жилу.

Лотта и раньше, еще до побега с Отто, чувствовала, что между Куртом и Эрикой что-то происходит. Мысли об этом жалят ее, несмотря ни на что. Она старается не досаждать Курту и когда речь заходит об Эрике, высказывается с веселым одобрением, которое совершенно не соответствует ее чувствам. Курт всегда был великодушнее ее. Вот и теперь он предложил ей играть в парижской постановке «Махагони», и даже для господина П. нашел роль.

Тихий смешок вывел ее из задумчивости. Молодая пара, не замечая Лотту, проскальзывает мимо ее скамейки, прижавшись друг к другу. Стук высоких каблуков девушки затихает, но когда Лотта вслушивается в тишину, то улавливает что-то еще. Какой-то шум, который, сначала ей казалось, гудел только в ее голове. Теперь она поняла. Как за игровым столом можно было забыть, что через два квартала отсюда находится море? Раньше бы она после приезда первым делом кинулась в волны и поплыла бы далеко-далеко, насколько хватило сил. Но с тех пор как они с Отто в поисках удачи переезжают из одного приморского городка в другой, кроме казино, ресторанов и двуспальных кроватей, она почти ничего не помнит.

А это кощунство — быть так близко к воде и не обращать на нее внимания. Ей хотелось бы хоть ноги намочить. Лотта обматывает запястье ручками сумочки и направляется в сторону, откуда, вероятно, доносится шум прибоя. Резкая боль в правой щиколотке заставляет ее приостановиться. Лотта громко ругается. Ее каблук застрял в асфальте и сломался. Недолго думая, она сбрасывает вторую туфлю и оставляет пару лежать на асфальте. В носкé туфли ей все равно жмут, а завтра, когда она выиграет кучу денег, сможет купить новые. Осторожно снимает она и колготки, прячет в сумке, чтобы защитить нежный искусственный шелк, который придает такой красивый блеск ее ногам. Вероятность встретить людей, которых это могло бы задеть, невелика. А если и встретит — чувство свободы, которое дарит ночная прогулка босиком, стоит любого неодобрительного взгляда.

Камни под ее ногами еще теплые от солнца, светившего целый день. Без обуви можно идти гораздо быстрее. Вскоре она оставляет позади улицы, дворцы и променад и видит перед собой только море. Она узнает очертание большого камня у кромки воды и решает сесть там и задрапироваться, как русалка. Лотту не заботит сырость, которая быстро проникает сквозь тонкую ткань платья. С восторгом нащупывает она ногами прохладное дно. Легкая пена омывает ее щиколотки, а когда вода отступает, чувствуется, как ноги засасывает песок. Она пытается что-то разглядеть вдали, но под неярким светом полумесяца небо и море на горизонте едва различимы.

Лотта достает письмо Курта и зажигалку, чтобы в темноте расшифровать его строки. Читая, она несколько раз останавливается в недоумении. Почему Курт только сейчас сообщает ей, что вот уже какое-то время получает странные письма? «Что такой еврей, как вы, делает в таком поселке, как Кляйнмахнов?» Так звучит, пожалуй, самое безобидное послание. Когда Лотта представляет, как Курт получает это письмо, то злится на саму себя, что в этот момент не с ним. Она видит его перед собой — в оцепенении, свернувшегося от шока калачиком на диване. Окаменевший эмбрион. Лотта представляет, как его верная овчарка Харрас заботливо тычется носом в хозяина, а преданная домработница — которую тоже зовут Эрика — старается изо всех сил вернуть его к жизни крепким мокко.

Курт не сможет ее обмануть. Он описывает события с легкостью, которая ему несвойственна. Эти обстоятельства, наверное, просто невыносимы для него. Но нужна ли ему поддержка Лотты? Может быть, за его описаниями все-таки нет никакой бравады и он уже смог поделиться всей тяжестью положения с женой Каса. В одном абзаце он намекнул на нечто подобное. Лотте остается только надеяться на это, но ее тошнит. Конечно, он доверяет новой подруге свои тайны. Не только физическую, но именно духовную близость Курт ищет в женщинах. Он не придает такого значения страсти, которую Лотта разделяет с Отто. Но не исключено, что он говорит с Эрикой о вещах, которые касаются Лотты как их общей знакомой. Ужасная мысль — способствовать доверительным отношениям Курта с другой женщиной.

Однажды она дала слабину и обратилась к его ученику Брави:

— Объясни мне, что он нашел в Эрике?

— Может быть, ему необходима надежная женщина, которая заботится о нем без капризов.

Самое страшное в Брави то, что он всегда говорит правду. Он не хотел ее оскорбить, поэтому его слова задели Лотту еще сильнее. Она не могла себе объяснить, почему одной рукой цепляется за Курта, а другой отталкивает. Это эгоизм? Самозащита? Тем удивительнее кажутся ей последние строки, в которых он говорит, что она, Лотта, удерживает его от падения, потому что именно в ней он видит красоту и правду, которые способны перечеркнуть все отвратительное.

К своему удивлению, Лотта замечает, что огонь подпалил уголок письма. Она не заметила? Теперь листок горит, пока огонь не добирается до пальцев. Оставшиеся окантованные черным клочки бумаги она бросает в воду. Потом подтягивает колени к груди и кладет на них голову. Она громко всхлипывает. Он и его слова, которые так красиво звучат! Раньше она смеялась над его поэтическими бреднями, но все же была очарована ими, пока ей не пришла в голову мысль, что он пишет их только ради благозвучия.

Лотта сидит на скале, плачет и чувствует себя абсолютно опустошенной. Она посоветует ему переехать во Францию: не из-за нее, а потому, что в Германии уже небезопасно. А еще предложит развод, на котором Отто настаивает уже какое-то время. Курт поймет, что официальное расставание всем пойдет на пользу. Кто знает, что там нацисты еще придумают. Как только Лотта перестанет быть женой еврея, им будет легче сохранить его имущество. Видишь? Я могу быть ужасно разумной.

Лотта слезает с камня и скидывает платье. Обнаженной заходит в воду против течения по самое горло. Затем отталкивается ногами от дна и дрейфует, пока не чувствует, что растворяется в темноте над и под ней.

СЦЕНА 8 Возвращение и побег — Берлин,

март 1933 года

Когда Лотта сходит с поезда, то удивляется, что на первый взгляд почти ничего не изменилось. Но все-таки она рада, что Курт решил покинуть страну. Даже в ее близком окружении уже были аресты. Она сразу же согласилась помочь ему бежать.

Последние слова Отто перед отъездом все еще звучат в голове как жужжание назойливой мухи. Для взрослого мужчины он может вести себя пугающе глупо.

— Почему тебе вдруг понадобилось ехать в этот жалкий Берлин? Я думал, вы развелись.