Оборачиваюсь в сторону входной двери, услышав скрип поворачивающейся ручки. Рейли. Надеюсь, новость о Кайле отвлечет ее, и она не станет доставать меня из-за того, что я не ночевала дома прошлой ночью.

Заметив Миллса, сидящего в нашей гостиной, Рейли удивленно моргает, а затем, резко приняв невозмутимый вид и опустив пакет из супермаркета на пол, спрашивает:

– Пришли арестовать эту хамку, офицер?

Услышав это, я удивляюсь и пытаюсь вспомнить, в чем я снова провинилась перед Рейли.

– Ч-что? – переглянувшись, спрашиваем мы с Миллсом одновременно.

– Почему мне на работу звонит директор школы и сообщает о твоей очередной выходке, Изабель? – возмущенно бросает мне Рейли, видимо, совершенно не смущаясь присутствием Миллса. А пока сгораю со стыда, я все еще пытаюсь понять, в чем меня обвиняют. – Вылить горячий кофе на Линду Джонс? – «Ах, так вот оно что». – Серьезно?! – Рейли почти срывается на крик и скрещивает руки на груди.

– Он был не такой уж и горячий! – оправдываюсь я, поднимаясь с дивана. – Правда. Кофе был комфортной температуры…

– Чтобы пить его, а не обливать им кожу человека! – все так же разъяренно бросает тетя, и я замечаю, как ее шея покрывается красными пятнами. Как всегда, когда злится или напивается.

– Да ладно тебе, это же Линда…

Мне совершенно не хочется выяснять отношения с Рейли перед помощником шерифа, но, когда тетя начинает нападать на меня, я не могу молчать. И уж тем более я не стану извиняться.

– И что? Будь это хоть сам Сатана, это не оправдание твоему поведению!

– Боже, да ты бы слышала, что она говорила об Элайзе, обо мне, о… – И тут я вспоминаю, что Линда предлагала мне отсосать Миллсу, и резко замолкаю.

Рейли лишь раздраженно прикрывает дергающиеся веки в попытке успокоиться. Миллс, который все это время сидел в недоумении от происходящего, поднимается с дивана. Привлекая к себе внимание кашлем, он вежливо, как и всегда, говорит:

– Я лучше оставлю вас, дамы.

Рейли вздрагивает от звука его голоса, будто только что вспомнила о его существовании.

– Напомните, почему вы здесь, офицер? – устало спрашивает она.

Переглянувшись с Миллсом, я отвечаю за него:

– Насчет Элайзы. Мы знаем, кто это сделал.

Осторожно поднимаю взгляд на Рейли: ее лицо будто не выражает никаких эмоций. Но я знаю, что это именно то лицо. Говорящее о том, что Рейли накрывает волна чувств: ярости, смятения, замешательства.

С полминуты мы так и стоим втроем в тесной, слабо освещенной гостиной, вокруг низкого журнального столика, в напряженном молчании. Затем Рейли, все еще сверля мое лицо свирепым взглядом, наконец произносит непривычно низким голосом:

– Лучше оставьте нас, офицер Миллс. – Переводит взгляд на него. – Пожалуйста.

– Да, мэм, – тут же отвечает тот. – Всего доброго, – говорит он мягко, обращаясь к нам обеим, а затем, обеспокоенно взглянув на меня, поспешно скрывается за дверью.

Изабель

Billie Eilish – Bored

Как только входная дверь захлопывается за помощником шерифа, я тут же выпаливаю:

– Это сделал Кайл Леннард! Он был с нами на вечеринке в ту ночь. Он – парень Линды, и эта сучка его покрывает!

– Следи за словами, Изабель, – шипит Рейли, и ее губы сжимаются в тонкую полоску.

– Ох, ты вдруг вспомнила о своих обязанностях по воспитанию?! Позволь заметить, что ты – последний человек, к которому я бы стала прислушиваться! – чересчур резко выдаю я.

– И что это, черт возьми, должно значить? – Ее глаза яростно блестят.

– То, что ты позволяешь себе напиваться каждые выходные и забивать на меня, а когда вдруг оступлюсь я, даже если незначительно, то слышу от тебя только обвинения и упреки! – Я замолкаю на секунду, чтобы вдохнуть поглубже и продолжить: – И после того, что я сказала о Кайле и Линде, ты точно не имеешь права обвинять меня в том, что я пролила на нее кофе! Сегодня я едва сдержалась, чтобы не прикончить их обоих прямо там, в столовой!

Выпучив глаза, она молчит несколько долгих секунд, а затем вдруг начинает причитать в своей привычной манере:

– Дело не только в кофе, Изабель! И не в Линде! И не во мне! Ты никогда никого не слушаешь! А после того, как Элайза… – Рейли запинается. Ей все еще тяжело произносить это вслух. – Ты совсем потеряла контроль. Ведешь себя как ненормальная. Все лето мне на тебя жаловался шериф Осборн, а с начала учебного года мой телефон атакует директор; тебя наказывают почти каждую неделю, и слишком уж часто я слышу имя Линды Джонс! Мне надоело краснеть за тебя. Тебе пора научиться вести себя в обществе. Пора опустить ситуацию…

После этих слов мне кажется, будто стены обступили меня и комната уменьшилась в несколько раз. Я невольно издаю нервный смешок.

– О да, Рейли, я вижу, как ты отпускаешь ситуацию, пряча бутылки виски по кухонным шкафам. Твой пример очень вдохновляет!

Разочарованно опустив голову, она садится на диван. Кажется, ей даже смотреть на меня сейчас тяжело. И хотя я могу ее понять, от этого мне не менее больно.

– Ты так похожа на своего отца, Изабель. Те же светлые волосы, те же глаза, улыбка. Но твой характер… – покачав головой, тетя зажмуривается, – полная его противоположность. Мой брат был воплощением спокойствия. А ты всегда была такой своевольной, неуправляемой. Но раньше я видела в тебе хотя бы частичку твоего отца. А в последнее время… – ее голос дрожит, и я отворачиваюсь, потому что не хочу видеть, как она плачет. Я и сама на грани. – Ты совсем перестала себя контролировать. И я больше не вижу сходство, даже внешнее…

Сглотнув проклятый ком в горле, я бормочу:

– Что ж, видимо, ты облажалась с моим воспитанием.

– Какая же ты неблагодарная… – шепчет она.

Тяжесть этих слов сдавливает мне грудь, а глаза начинает щипать. Но я не могу заткнуться, не могу перестать отвечать на ее обвинения.

– Не строй из себя святую, Рейли, – вздыхаю я. – Ты не бросила меня не из-за своего альтруизма или любви ко мне. Я понимаю, что ты сделала это, потому что пообещала отцу.

Я замолкаю, и тишина повисает между нами. Мы обе знали это, и даже Элайза понимала, в каких мы с Рейли отношениях, но никто раньше не говорил этого прямо.

Какое-то время Рейли молчит, а затем, бросив на меня полный разочарования взгляд, гробовым голосом заявляет:

– Видимо, я ошиблась.

И я понимаю, о чем именно речь. Тетя ошиблась, взяв меня под опеку. Я – ошибка для нее. Я всегда знала это. Но услышав эти слова от нее, я ощущаю, как обида комом застревает в горле, не позволяя мне даже дышать.

Не в силах взглянуть на Рейли и промямлив что-то вроде «видимо, да», я выбегаю из гостиной и залетаю в ванную. Закрыв за собой дверь, я начинаю мерить шагами эту небольшую комнату, а слезы неудержимо стекают по моему лицу. Всхлипы вырываются их груди один за другим, но я прижимаю руку ко рту, чтобы Рейли не могла их слышать.

Опершись ладонями о раковину, я пытаюсь отдышаться и прийти в себя. Поднимаю голову и смотрю в свое лицо в зеркале. Когда я вижу себя такой – покрасневшей и заплаканной, то слезы все чаще выступают на глаза.

Я включаю прохладную воду и умываю лицо, надеясь, что это поможет мне прийти в себя. Но сразу же понимаю, что это безнадежно.

Невольно засматриваюсь в зеркало на свои черты лица, вспоминая слова Рейли. Я и сама прежде замечала, рассматривая фотографии родителей, что я похожа на отца. Мне никогда не казалось, что у меня привлекательная внешность. Она… обычная. Нормальная. Но мне всегда была приятна мысль, что я похожа на отца.

Я мало что помню из детства, которое провела с родителями. Но все воспоминания, что у меня есть, – счастливые, теплые. В них я чувствовала, что меня любят. Я никогда не сомневалась, что мои родители – хорошие люди. И осознание, что во мне есть хоть что-то от этих людей, грело душу. Мать дала мне имя, а отец – внешность. А вот мой скверный характер – это, судя по всему, продукт неудачного воспитания.