— Выйдешь отсюда, и ты и твой дядя можете начинать паковать свое дерьмо.

Я напрягаю спину, стискиваю зубы и, наклонив голову, смотрю через плечо:

— Прости?

— Нам нужен кто-то, кто поможет нам забраться в сейф. Если ты не хочешь помогать, прекрасно. Но тогда можешь распрощаться со стипендией, а Томас может начинать искать другую работу преподавателя, — говорит он без особых эмоций в голосе.

Алистер не блефует, он может легко потянуть за ниточки, необходимые для того, чтобы вышвырнуть меня вон. Его отец и мать входят в школьный совет, по щелчку пальцев не только моя жизнь, но и жизнь Томаса может быть разрушена.

Он так много работал, чтобы выбраться из сточной канавы. Ходил в школу и учился, только для того, чтобы я заявилась сюда и все ему испортила? Чтобы в мгновение ока лишила его всего, ради чего он работал?

— Сейф? Почему ты думаешь, что я могу помочь? Я даже не знаю, как это делается! — сквозь зубы лгу я.

Единственное, что он знает, это то, что я украла это его кольцо. Не думаю, что ему известно что-то еще.

— Ты можешь убежать от своего прошлого, но не от судимости, — говорит Рук, прикуривая сигарету и выпуская дым изо рта.

Я чувствую себя беззащитной. Уязвимой, когда они все смотрят на меня. Каждый из них знает обо мне все, а я знаю только то, что о них писали в газетах. Я нахожусь в крайне невыгодном положении.

— Ну вот вам и ответ. Если у меня есть приводы, очевидно, я не умею воровать, — еще одна ложь.

Все случаи, когда меня арестовывали или ловили, были во времена моего детства, до того, как я отточила искусство воровства. В зависимости от сейфа, который я уверена, могу легко взломать. Мне нужно только время и стетоскоп. Но этим парням помогать я не хочу. Не хочу помогать им ни в чем. Не хочу иметь ничего общего с тем, во что они втянуты. Какая-то банда, наркотики, убийство — я не хочу ничего из этого.

— Я, к сожалению, вынужден согласиться. Откуда нам знать, что ей под силу сделать то, что нам нужно? Она неграмотная, плохо одетая провинциалка. Разве плохое может быть чем-то из ряда вон выходящим? — голос Тэтчера начинает звучать все более раздражающе, с каждой секундой нарастает желание ему врезать.

— Укради его бумажник.

Я поворачиваюсь к Алистеру, поднимая бровь:

— Я не могу.

— Тогда ладно, уходи. Попрощайся со своим будущим из трущоб. Завтра ты сядешь на самолет.

Я должна сделать выбор. Я должна сделать его прямо сейчас.

Помочь им, а потом с этим покончить. Они оставят меня в покое, потому что знают, что я ничего не скажу, а если скажу, то они бросятся вместе со мной под автобус. Это их способ замарать мои руки вместе с их.

Я буду так же виновата.

Или я ухожу. Я покину это место, и все мои надежды и мечты пойдут прахом.

— Я не могу украсть его бумажник прямо сейчас. Так не пойдет, — я облизываю нижнюю губу, пытаясь раздобыть себе хотя бы немного влаги, я едва могу дышать без ощущения, что у меня в горле застряли ватные шарики. — Я бы не стала просто подходить к парню и говорить: Эй, я хочу украсть твой бумажник. Я должна застать его врасплох.

— Видишь, я же говорил тебе, она лгунья.

Сытая по горло болтовней Тэтчера, я набрасываюсь на него, сильно толкнув двумя руками. Мои эмоции настолько зашкаливают, что малейшее движение приводит меня в ярость. Мой взрыв ярости лишь немного сдвигает его высокую фигуру. Это выводит меня еще больше, но до него свою мысль я донесла.

— Ты просто это сделаешь, — приказывает Алистер, не обратив внимания мою вспышку гнева.

Раздраженная, уставшая и желающая покончить с этим. Я делаю вдох и подхожу к нему, пока он следит за каждым моим движением, словно ястреб. Да, это определенно идеальная ситуация для того, чтобы украсть чей-то кошелек.

— Я просто подхожу к парню, избегаю зрительного контакта, отхожу в сторону, — я разыгрываю все, что объясняю и, глядя на землю, переступаю через Тэтчера. — Смотрю им в глаза один раз, а потом бум — и ухожу.

Я прохожу мимо него и резко разворачиваюсь лицом ко всем. Я вытягиваю руки, как в конце фокуса. Тэтчер лезет в карман, достает бумажник и вертит им в воздухе.

— Он все еще там, свинья. Видишь, я же говорил тебе, давай просто избавимся…

— Проверь внутренности, — говорю я с самодовольным выражением лица. Я завожу руки за спину, пока он это делает, открывает кошелек и обнаруживает, что он пуст. Осторожно потянувшись в задний карман, я достаю пару стодолларовых купюр.

— Все дело в отвлечении внимании, — напеваю я, пересчитывая хрустящие у меня в пальцах купюры.

Толкнув Тэтчера, я легко выхватила бумажник. Я просунула руку в его карман и забрала стопку с купюрами еще до того, как он понял, что происходит. Для всех остальных это выглядело так, будто я была сыта по горло его дерьмом, которым я и была сыта, но это также дало мне возможность.

Потом я вернула кошелек в карман, где Тэтчер его и обнаружил, только пустым. Деньги у меня в руках выглядят очень неплохо. Я подбрасываю бенджаминов в воздух, наблюдая, как они порхают по помещению и падают на грязный пол.

Я не хочу этого делать. Это не то, что я представляла себе после отъезда из Техаса. Я хотела оставить воровство позади, и, возможно, после этого мне это удастся. Когда все закончится, я смогу начать все с чистого листа.

Только сначала мне нужно заключить сделку с группой дьяволов.

— Итак, какой сейф я взламываю?

Алистер

— Не забудь взять с собой костюм.

Слышу я, запихивая в сумку очередную футболку, сканируя свою комнату на предмет вещей, которые я мог пропустить, чтобы мне не пришлось возвращаться сюда ни за чем другим в течение следующих нескольких месяцев.

Я фыркаю:

— Да, точно.

Я собираю со стола новый скетчпад и набор ручек, бросаю их туда же. Большинство моих вещей уже в общежитии, но, когда наступили каникулы по случаю Рождества и Дня благодарения, все покинули территорию школы, а мне нужно чем-то себя занять, пока мы будем в гостях у семьи Тэтчера.

Все его дальние родственники по материнской линии прилетали в гости, и я обычно запирался в своей комнате уже на второй день празднеств. Хотя там было шумно и людей больше, чем я мог вынести, но все равно предпочитал это место своему дому.

Хотя я не праздновал вместе с ними, праздники у Тэтча всегда казались более настоящими. Здесь не было безумно украшенного бального зала или ужина на сто человек. Это был обычный семейный ужин, с рождественской елкой и играющими на заднем плане звенящими колокольчиками.

Если бы его отец не был буйным психом, Тэтч мог бы вырасти обычным богатым придурком. Если бы все сложилось иначе, я знаю, что возненавидел бы его. Возможно, мы бы стали врагами на всю жизнь.

Чтобы не слышать его, я подхожу к своему шкафу, включаю свет и перебираю ряды одежды, которую никогда не носил.

В основном это костюмы, смокинги, подаренные мне или купленные, когда я был моложе и меня могли заставить их носить.

— Ты не придешь в джинсах на бал-маскарад, Алистер. Это безвкусно, и ты будешь выделяться еще больше, чем сейчас. Нам нужно слиться с толпой.

Он прав, но это не значит, что у меня перестанет зудеть кожа от мысли о том, чтобы надеть рубашку с воротничком.

— Я даже не понимаю, зачем нам идти. Кроме как дать тебе повод надеть что-то нелепое, — ворчу я, снимаю с вешалки черный комплект, желая проверить, подойдет ли он вообще, прежде чем беспокоиться о его упаковке.

Надеюсь, он будет слишком мал, тогда у меня будет причина не надевать его.

— Потому что это наша самая безопасная ставка. Мы знаем, где будут все учителя и ученики. Это даст нам больше времени на случай, если твой питомец попытается сделать что-то невежественное.

Мой питомец.

Она ведет себя хуже всех. Побитая собака, которая не перестает писать на диван только для того, чтобы разозлить меня.

Бал в канун Дня Всех Святых был одной из многих возмутительных традиций Холлоу Хайтс. Это было похоже на выпускной бал в колледже, только гораздо хуже. У моей матери до сих пор хранятся фотографии, на которых она и мой отец запечатлены во время посещения бала. Это происходит каждый год и с годами становится все более экстравагантным.