Переводчик: Дмитрий С.

Редактор: Татьяна С.

Вычитка: Татьяна С.

Обложка: Татьяна С.

Переведено для группы: vk.com/bookhours   t.me/bookhours_world

Beyond the Pines-Thrice

Baby-Bishop Briggs

37 Stitches- Drowning Pool

Chalk Outline-Three Days Grace

It Was a Sin-The Revivalist

Control-Halsey

In Chain’s- Shaman’s Harvest

Into the Fire-Asking Alexandria

Happy Song-Bring me the Horizon

Skeleton Key- Love Inks

Help-Papa Roach

The Devil-Banks

Killer- Valerie Broussard

Black Honey-Thrice

Алистер

Я всегда знал, что родился с ненасытным аппетитом к насилию.

Мне суждено быть черной овцой в своей семье.

Стоит научиться предупреждать о детях, которые растут в отсутствие света. Когда вы лишаете их блеска, тьма становится не просто их частью, они сами становятся тьмой.

Сила пронеслась по моей руке, когда я почувствовал, как разбился нос этого малыша. Мои костяшки пальцев впились в плоть его лица в погоне за единственным, что могло поддержать мой голод.

Боль.

Высокий долговязый кретин, который решил, что это хорошая идея — бросить мне вызов, с грохотом упал на землю.

В официальных смешанных единоборствах полагается останавливаться, когда твой противник так падает.

К счастью для меня, это «Кладбище». Заброшенный ипподром на окраине города, куда съезжается народ из окрестных районов в поисках неприятностей. Нелегальные уличные гонки, драки, наркотики и полуголые девушки. Это райский сад для богатых детей. На траве посреди потрескавшегося асфальтового круга происходят бои, а ревут и перекликаются двигатели, выясняя, чья купленная отцом машина первой пройдет финишную черту.

«Кладбище» — это место, куда приходят, чтобы тебя похоронили. Особенно если ты против меня.

Я бросаюсь вперед, садясь на него, вдавливая колено в его брюхо так глубоко, что чувствую, как подо мной смещаются его органы. Мои проворные кулаки наносят удар за ударом по его уже воспаленному лицу. Я ритмично дышу, в каждой точке соприкосновения делаю еще один вдох. Чьи-то руки хватают меня за плечи, впиваются в меня, чтобы я остановился.

Мне все равно, я лишь сильнее давлю коленом. Мои кулаки безжалостно бьют его.

Почему я должен сдаваться, ведь он был настолько глуп, что вышел со мной на ринг?

Похоже на личную проблему.

Мое сердце колотится в груди, энергия клокочет по венам, как барабаны в ушах. Она смешивается с криками окружающих нас людей, ревом двигателей и запахом масла.

Черт, что бы я отдал, чтобы чувствовать себя так каждую секунду дня.

Я наношу удар справа, наблюдая, как кольцо отпечатывает мои инициалы на нежной коже его щеки, рассекая ее прямо над буквами A.К.

Струя обжигающей крови брызжет мне на грудь из его лица. Яростный рев прорывается сквозь меня, багровая жидкость действует как бензин на пламя внутри моего тела. Но мне нужна не кровь. Мне нужна его агония. Я хочу видеть его боль. Хочу знать, что вечером его нужно будет отнести в машину, отвезти домой, и он, вероятно, доползет до своей гребаной кровати. Где останется на следующую неделю, потому что оставленные мною синяки слишком значительны, чтобы с ними справиться.

От этого по моему позвоночнику пробегают мурашки.

Это мой не такой уж и секрет.

Я всегда, всегда злюсь.

— Иисус, мать твою, Христос, Колдуэлл, отпусти его! Хватит, мужик! — голос звенит у меня в ушах, но я наношу последний удар, прежде чем стряхнуть нетерпеливые руки со своей кожи.

Круг людей вокруг нас скандирует о жестокости, которая только что произошла. Невозможность отвернуться от трагедии и катастрофы. Все они в сущности такие же, как и я, зависимые от жестокости. Просто слишком боятся признаться в этом.

Я ненавижу трусов. И каждый чертов человек в этом гребаном городе — трус.

Монстры за масками, боящиеся, что их соседи увидят скелеты, которые они продолжают запихивать в свои шкафы. Но они не знают, что в Пондероза Спрингс ничего нельзя держать в секрете. Надолго.

Я знаю это лучше, чем кто-либо другой.

Оттенки красного вспыхивают у меня перед глазами, когда я встаю, горячая слюна вылетает из моего рта и падает прямо на его стонущее тело. Ему повезло, что он может издавать звуки, еще больше повезло, что он не умер.

Кроме крови у меня на груди, на моей коже больше нет никаких следов. Что злит меня еще больше. Ничто больше не бросает мне вызов. Я сжимаю челюсть, разворачиваюсь, масса людей расступается, как Красное море, оставляя мне открытый путь к выходу.

— Деньги за ставки, — один из парней постарше, управляющих этим хаотичным дерьмом, прижимает смятые купюры к моей груди. Я смотрю на них, потом снова на него.

— Оставь себе, — ворчу я.

Мне не нужны эти деньги. Он мог сделать с ними все, что угодно, я боролся не за деньги. Я дрался, потому что если не это, то я кого-нибудь убью.

Я быстро хватаю свою кожаную куртку, легко набрасывая ее на плечи. Моя футболка валялась где-то в грязной траве, и я не чувствую необходимости ее искать.

Мое дыхание начинает выравниваться, пока я иду к своей машине. Даже если бой был безрезультатным, выпустив хотя бы немного своей ярости, я смогу сегодня заснуть. Учитывая все происходящее, сон не то, что я могу потерять.

Как только я поворачиваю ключ зажигания, из колонок раздается музыка. Звук тяжелый и бодрящий. Моя левая рука крепко сжимает руль, и я вижу, как белеют окровавленные костяшки пальцев. Они пульсируют так сильно, что это почти приятно.

Я быстро включаю передачу, готовый к поездке в дом моих родителей. Двадцать восемь тысяч квадратных футов, девять основных спален, десять запасных, семь ванных комнат, двадцать шесть акров, а между мной и моей семьей все еще недостаточно места. Моя хватка крепнет, в следующем месяце я должен лететь на Восточное побережье. Между мной и ними будет целая страна.

Вместо этого я застрял здесь еще как минимум на год, гоняясь за призраком.

Резко поворачивая направо, сворачиваю на нашу подъездную дорожку. На дороге, укрытой высокими деревьями, асфальт на мгновение заканчивается перед большими воротами, закрывающими въезд. Я нажимаю кнопку на пульте, чтобы они автоматически открылись, проезжаю мимо них в поместье моей семьи.

Миновав безвкусный мраморный фонтан, я легко въезжаю на свое парковочное место. Ни одной машины здесь нет, значит, дома никого. Впрочем, это не имеет значения, даже когда они здесь, я для них невидимка.

Я всегда был таким.

Молния сверкает в небе за домом, на долю секунды озаряя туман, затем, когда я иду к двери, землю под моими ногами сотрясает гром. Клавиатура светится под моим прикосновением, я ввожу свой пароль и вхожу внутрь.

Когда мои родители и брат здесь, этот дом сияет светом. Его сияние видно сквозь деревья на дороге. Экстравагантные вечеринки, семейные ужины, на которые меня никогда не приглашают. Но когда они уходят, остаюсь только я и тьма.

Стук моих ботинок эхом отдается от пола, шаг за шагом, пока я не оказываюсь на кухне и не включаю кран. Опускаю свои распухшие руки под теплую воду. Кровь начинает стекать в канализацию, во всяком случае, часть ее. Другая часть застревает между пальцами, уже засохшая.

В доме не должно быть шума. Все должно быть так, как всегда, когда я здесь.

Мертвая тишина.

Только это не так. Мои уши улавливают знакомый щелчок, за которым следует звук разгорающегося кремня.

— Пытаешься меня напугать? — говорю я вслух, медленно вытирая руки, прежде чем повернуться.