Фоксли — деревушка в два ряда невзрачных кирпичных домов на вершинах высоких насыпей. Ступени лестниц, ведущих к дверям домов, были весьма опасны для высоких каблуков Виолы.  Увидев синюю лампу полицейского участка, она буквально ворвалась внутрь. Розовощекий молодой констебль попытался задержать ее, но не смог устоять перед мощью ее напора.

Оказавшись в главном офисе, Виола вдруг почувствовала спокойствие и уверенность. Во-первых знакомая, обычная обстановка, много раз она видела такие служебные комнаты. А во-вторых, сидящий за столом мужчина средних лет в форме, лицом напоминал Редьярда Киплинга — раздвоенный подбородок, усы и очки, все точь-в-точь. Виола любила в детстве читать его истории об обитателях джунглей. Нет, такой человек обязательно ей поможет! И Виола ​​начала рассказывать:

— Похищена девушка. Она…

Ее прервали вопросом:

— Имя и адрес ее отца?

— Уильям Стерлинг. Он известный миллионер. Остановился в отеле «Колизей», Пикадилли.

— А ваши собственные имя и адрес?

Сообщив эти сведения, она слегка похолодела, заметив что «Киплинг» кивнул молодому констеблю, зашедшему в комнату следом, и тот вышел в приемную. — «Будет все проверять?»

— Итак, что вы собирались мне рассказать? — продолжил полицейский.

Желая убедить его, Виола начала драматический монолог об опасности, в которой находилась Беатрис. Пользуясь ее собственным лексиконом, она «вывернула всю душу наизнанку». Она приближалась к концу своего рассказа, когда молодой констебль вернулся.

— Вы на связи, сэр, — сказал он.

Подняв руку в качестве призыва к молчанию,«Киплинг» снял трубку с телефона у него на столе:

— Говорит сержант Баркер из полицейского участка Фоксли. Я только что получил сообщение, что ваша дочь пропала… Что вы сказали? Она дома?… Да… Да… Молодая женщина по фамилии Грин… Да, я поговорю с ним. Передайте ему трубку.

Надежды Виолы рухнули, и она слушала щелканье и треск в трубке. Казалось, воздух вибрировал, будто она все еще стояла под железнодорожной аркой, в то время как над ее головой грохотал поезд. Она точно определила момент, когда Рафаэль Кросс взял трубку у миллионера по той улыбке умудренного опытом человека, которая расползлась по лицу сержанта.

— Это и мое собственное впечатление, — заметил он. — Ха-ха. Да, мы знаем, каким образом это закончить… Неужели? Я спрошу ее… Большое спасибо.

Он повесил трубку и спросил у Виолы:

— Играли на сцене?

— Да, — ответила она, — но я…

— Послушайте, девушка. Меня только что известили о том, что это не первый раз, когда вы стали источником неудобства для окружающих. Послушайте моего совета: держите себя в руках и держитесь в тени… или вы можете оказаться впутанной в большие неприятности.

Взглянув на сержанта, Виола поразилась тому, как она могла подумать, как она могла принять его за доброго человека:

— Клянусь, что я сказала вам правду.

— Вы не сказали мне ни слова правды, — возразил сержант. — Отец девушки отрицает, что она пропала.

— Это потому, что он не смеет признаться в этом. Похитители пригрозили ему, что если…

— Да, я все об этом знаю… — и сержант указал на дверь — выход там.

Но Виола продолжала умолять, и сержант кивнул молодому констеблю, который попытался выпроводить ее. Выйдя из себя, она оказала сопротивление, но после короткой схватки девушка оказалась снаружи. Ее лицо пылало от унижения.

— Вышвырнули, как нашкодившего котенка, — в гневе пробормотала она.

Как ей сейчас не хватало Фома — его практического склада ума, тяжести его рук. 

— Да. Старый добрый трюк плюща, — сейчас это очень бы было кстати.

Подумав, она решила, что необходимо связаться с Фомом. А вдруг водителю такси не удалось доставить ее сообщение? Если детектив немедленно направится на Старфиш-авеню, то он еще может успеть вовремя. Был шанс на то, что Бергман будет ждать прибытия Кросса, прежде чем тестировать бриллианты.

Бредя дальше, Виола напрасно искала взглядом телефон-автомат. Наконец она подошла к воротам оштукатуренного дома, построенного в стиле эпохи Тюдоров — с крутой крышей и выкрашенными в черный цвет балками. Преодолев величественный сад камней по неровной садовой дорожке, грубо вырезанным ступеням и выгнутому мосту, которые к тому же были скользкими от влажности, девушка ​​пережила разочарование.

Пожилая безупречная горничная едва выслушала ее просьбу, прежде чем захлопнуть дверь у нее перед носом.

— Сожалею, у нас нет телефона, — отрезала она, хотя Виола видела провод, поблескивающий в свете фонаря у крыльца.

Очевидно, жители уединенного района были очень осторожны в общении с незнакомцами. Когда Виола кое-как добралась до парадного входа следующего дома, который также был построен на возвышении, ее звонки и стук в дверь были проигнорированы, хотя в окнах виднелся свет.

Было бессмысленно подниматься к другим домам на возвышениях, — тратить бесценное время впустую. Охваченная внезапной истерикой, Виола пустилась бежать со всех ног вперед, не имея представления о своих дальнейших действиях. Она знала только, что Беатрис в опасности, и что она должна добраться до нее, пока не станет слишком поздно.

Виола потеряла всякий страх, хотя машины мчались навстречу, слепя фарами, и проносились мимо, отчаянно сигналя. Иногда она оставалась одна в прохладной, абсолютной темноте, которая ощущалась как ключевая вода, и видела вокруг лишь звезды и деревья, но не успевала девушка почувствовать облегчение, как покой снова нарушался рычанием мотора.

Виола ощущала себя механизмом, запрограммированным на непрерывную работу; ее конечности двигались размеренно, словно поршни. Она не чувствовала ни напряжения, ни затраченных усилий, двигалась легко, будто обладала безграничным запасом энергии. Восхищенная таким своим состоянием Виола еще ускорила темп стремясь развить максимальную скорость, и эта яростная борьба со своим организмом оказалась  слишком яростной. Секунду назад она была неутомимым автоматом, a в следующий момент стала ничем. — Обморок. Дыхание пропало,  звезды исчезли. Придя в себя, сначала она была охвачена ужасом, но после некоторой борьбы легкие снова заработали, а биение сердца стало более нормальным.

— Просто запыхалась, — пренебрежительно пробормотала Виола. — Просто выдохлась. Надо идти, возможно удастся поймать попутную машину.

Ее ноги ослабели, лодыжки болели, а сдавленность в груди не проходила. Пришлось снизить скорость, но каждый нерв и каждая клетка в ее теле протестовали против такого темпа. «Поспеши, поспеши, или ты опоздаешь», — грозили они.

Виола не смела взглянуть на часы, чтобы совсем не пасть духом, но она вспомнила расстояние, названное водителем такси.

«Пять миль. Даже если я пробежала одну, значит, я в часе ходьбы, если двигаться со скоростью четыре мили в час. Но сейчас моя скорость около двух миль в час. Надеюсь не меньше и надеюсь, что ее удастся увеличить.»

Казалось, удача совсем отвернулась от Виолы. Случайные автомобилисты, которые проносились мимо и двигались в том же направлении, оставались слепы к ее сигналам. Либо ее было не видно в темноте, либо все они были бессердечными гадами.

Виола ковыляла, находясь в полубессознательном состоянии, не имея представления о том, сколько миль пройдено и как долго уже идет. Перед ней простиралась бесконечная черная дорога с белой разделительной линией посередине. Всякий раз, когда у нее в голове прояснялось, она думала об опасностях и трудностях, которые ей предстояли. Она размышляла о том, что ожидает ее на Старфиш-авеню и как она сможет помочь Беатрис, если найдет ее. Но девушка не могла сосредоточиться ни на чем — спустя несколько секунд ее разум снова занимала путаница бессвязных фраз: «Продолжай идти. Вспомни черепаху. Старая добрая черепаха, старый добрый Уолт Дисней… Беатрис… Снято. Не падай духом. Выше ножки, мама Браун[26]… Беатрис, Беатрис… Спляши ламбет-уок»[27].