Первый живой сон перенёс сновидицу в тот самый приморский городок, что снился ей прошлой ночью. В Москве тогда была середина ноября, мокрый снег вперемешку с дождём сыпал из хмурых свинцовых туч, наводя депрессивные мысли о тщете всего земного. А во сне плескалось тёплое ласковое море, и влажный, пахнущий солью ветер раздувал лёгкое платье словно парус. Кира с восторгом скинула туфли и пошла вдоль кромки прибоя, позволяя ласковым волнам лизать свои ступни. Потом она долго бродила по засыпающим улочкам городка, убегавшим вверх по склону горы, и слушала, как далёкий шум прибоя вплетается в шелест невидимых в темноте деревьев. А когда притомилась, то улеглась на пляжный лежак и заснула. Да-да, заснула во сне, так, оказывается, тоже бывает.

Проснувшись утром в своей постели, Кира долго не могла сообразить, что же произошло. Вот только что она слушала шуршание морских волн и гортанные крики чаек, а теперь, вместо шума прибоя, было завывание холодного ветра за окном, а вместо чаек, звонкий требовательный голосок Тиночки, возмущённой тем, что мамы нет рядом. Кира не решилась поделиться своими ночными переживаниями с мужем, ей казалось, что столь яркий, правдоподобный до мельчайших деталей сон мог быть свидетельством какого-то умственного расстройства. Сновидице было откровенно страшно, она замкнулась и постаралась забыть о ночном приключении.

Но не тут-то было, через два дня ей снова приснился живой сон. На этот раз Кира оказалась в ночной Москве. Только родной и хорошо знакомый город во сне преобразился самым волшебным образом. Это точно была Москва, Кира узнавала почти все улицы и здания, но приснившийся город был как бы улучшенной копией настоящего. Первое, что бросилось в глаза – это обилие парков и пешеходных зон, а ещё чистый воздух без привычной вони выхлопных газов. Автомобили внешне были похожи на реальные, но ездили почему-то почти бесшумно. И главное, в застройке совершенно отсутствовали как многоэтажные строения из стекла и бетона, так и однообразные спальные муравейники. Всюду были добротные красивые дома с архитектурными излишествами в виде колонн, портиков, башенок и барельефов не выше десяти этажей.

И опять Кира бродила по полузнакомым улицам пока ни утомилась и ни прикорнула на лавочке в парке, а проснулась в своей постели. После второго сна она отчётливо поняла, что проблема не рассосётся сама собой, ей срочно требовалось посоветоваться с кем-то, кто не станет сходу крутить пальцем у виска. Впрочем, выбор собеседника был очевидным. Не нужно было быть ведущим аналитиком, чтобы обнаружить связь между живыми снами и занятиями по осознанному сновидению. Поэтому Кира позвонила Егору и договорилась с ним встретиться в сквере у своего дома рядом с детской площадкой, чтобы во время разговора присматривать за Тиночкой.

Тренер выслушал её взволнованный рассказ и надолго задумался. Кира ждала его ответа как приговора, и чем дольше продолжалось молчание, тем тоскливее становилось у неё на душе. Она видела, что Егор был откровенно обескуражен её признанием, и противный липкий страх начал затоплять её сознание, словно болотная жижа.

– Прости, Кира, я с таким раньше не сталкивался,– наконец смущённо произнёс наставник. – Наверное, тебе стоит прекратить практики по осознанному сновидению, если сны вызывают у тебя такой страх.

Страх. Это слово, словно отмычка, открыло двери затаившемуся где-то в глубине ужасу, и тот вырвался на свободу. Кира судорожно вздохнула, и слёзы полноводной рекой хлынули из её глаз. Она даже не пыталась унять истерику, мысль о вероятном безумии поглотила всё её существо. Егор в первый момент испугался столь эмоциональной реакции своей ученицы, видимо, принял её рыдания за ещё одно подтверждение неадекватности. Но уже через несколько секунд ему стало стыдно, он обнял плачущую женщину и принялся её утешать, бормоча ободряющие, ничего не значащие слова. Вот в таком виде их и застал Семён, вернувшийся с работы в неурочное время.

Именно с этой сцены и началась их размолвка. Кире пришлось поделиться с мужем причиной своих рыданий. Она ожидала, что он может не поверить или, наоборот, посмеяться над её страхами, но вышло иначе. Выслушав сбивчивые объяснения жены, Семён только согласно покивал, словно это было в порядке вещей. Никаких обвинений или насмешек, типа, всякое бывает, проехали. Вот только, взглянув в глаза мужу, Кира едва опять ни зарыдала, в его глазах была такая боль, словно она рассказала ему о смертельной болезни, а не о снах. Всю следующую неделю Семён ходил сам не свой, стал замкнутым, отвечал односложно, старался избегать разговоров и выяснения отношений. А через неделю он уехал в командировку.

Эти регулярные командировки на несколько дней были частью его работы, поэтому первые три дня Кира даже не тревожилась. Она даже радовалась, что у них обоих будет время выдохнуть и привести мысли в порядок. Но прошла неделя, а Семён всё не возвращался, его телефон не отвечал, на послания он тоже никак не реагировал. На десятый день отсутствия мужа Кира уже всерьёз задумалась о том, чтобы обратиться в полицию. Но именно в тот момент, когда она совсем было уговорила себя, что с ним случилась беда, на её столе появился тот самый злосчастный конверт. Беда действительно случилась, но не с ним, а с ней самой.

– Прости, Мариш, сегодня никак,– Кира участливо улыбнулась подруге,– я уже пообещала Светлане, что отпущу её сегодня. Давай на следующей неделе оторвёмся. Можешь пригласить очередного кандидата. Обещаю, я буду само обаяние.

Мариша немного поворчала и отправилась работать, а Кира наконец смогла вернуться к текущему проекту. Когда прозвучал мышиный писк напоминалки, она уже неплохо продвинулась с анализом проблемы. Скинув на планшет данные по двум предыдущим проектам на тот случай, если заказчику понадобятся примеры работ, Кира отправилась в кабинет к Полу. Кто бы мог представить в тот момент, что, прикрываясь невинным приглашением на встречу, это злодейка-судьба беспардонно вмешалась в спокойную и размеренную жизнь ведущего аналитика солидной компании. Могла ли Кира что-то изменить, сбежать и поломать коварные планы фортуны? Кабы знать…

Ну отчего мы никак не желаем рассуждать беспристрастно и самостоятельно? Всё норовим отключить собственные мозги и воспользоваться штампами, которые социум навязывает общественному сознанию. Направляясь в переговорную, Кира пыталась представить себе приглашённого прибалта по имени Витас, естественно, в рамках засевшего в голове шаблона. Блёклые бесцветные волосы, лошадиное, ничего не выражающее лицо, неуклюжие медлительные движения. Она заранее уговаривала себя не раздражаться из-за свойственной прибалтам тормознутости и относиться снисходительно к природному тугодумию гостя. Эх, как же ей пришлось раскаяться в собственной предвзятости.

Впрочем, в одном Кира не ошиблась, волосы у Витаса действительно были белыми, но вовсе не из-за его национальности. Эта шикарная седая грива являла собой пример того, как нужно ухаживать за своей шевелюрой, и невольно вызывала вопрос, а точно ли тут поработала природа, а не перекись. На первый взгляд гостю было лет сорок пять, выглядел он солидно и представительно. Все статусные атрибуты были на месте: дорогой костюм, шёлковая сорочка, золотые часы и запонки с маленькими бриллиантиками. Однако первое впечатление мгновенно рассеялось, как только Витас поднялся, чтобы поприветствовать Киру. Плавные уверенные движения хищника, спортивная поджарая фигура и, главное, молодой слегка насмешливый взгляд карих глаз вдребезги разбили иллюзию относительно его возраста. Он был старше самой Киры, которой недавно исполнилось двадцать восемь, от силы лет на семь-восемь, а скорее всего, и того меньше.

Помимо Витаса, в переговорной ожидаемо присутствовали начальственный экспат Пол и Папа Карло. Кира поздоровалась и села рядом со своим шефом. Тот только невнятно буркнул что-то себе под нос и отвернулся. Его странное, если не сказать, невежливое поведение сразу напрягло внимательную к деталям и аналитически подкованную сотрудницу. Обычно Папа Карло прямо-таки излучал радушие и спокойствие, а сейчас от него исходила волна нервозности. Его скупые резкие движения, слегка подрагивающие пальцы и застывшая на губах вымученная полу улыбка выдавали напряжение, которое начальнику удавалось сдерживать с видимым усилием. Это было не к добру. Жизненный опыт подсказывал, что, как правило, так себя ведут люди, которые собираются сделать тебе какую-нибудь гадость, например, уволить.