Каждый день все больше конвоев с немецкими подкреплениями направлялись на север по приказу Гитлера «сбросить союзников обратно в море». В северной части Шера полковник Коломб – в мирное время граф Арно де Воге, а теперь глава местной ячейки Сопротивления – без оружия мог лишь в агонии наблюдать, как конвои проходят по его территории, неспособный их атаковать. Его люди также подвергались постоянным нападениям со стороны милиции, которая хватала и пытала сторонников, чтобы выяснить местонахождение их лагерей. Защищаться было практически невозможно – Сопротивлению не хватало снаряжения, боеприпасов и даже еды. В отчаянии макизары выкручивались как могли, совершая налеты на магазины в поисках хлеба, на банки и почтовые отделения в поисках наличных. Они часто оставляли залог, подписанный при свидетелях, в качестве «гарантии» за украденные деньги, обязуясь их вернуть их, как только им сбросят наличные или когда придет освобождение. Но, по правде говоря, никто не знал, когда этот день настанет.

Единственной надеждой для Коломба были слова легендарной «английской» радистки из этого региона по имени Диана, которая говорила на «отвратительном» французском языке, но к которой, казалось, прислушивались власти в Лондоне. Однако снова и снова из-за ее жестких мер безопасности ему не удавалось связаться с ней. Наконец он узнал, что его старый друг и агент УСО Филипп де Вомекур – когда-то носивший кодовое имя Готье, а теперь известный как Антуан, или майор Сен-Поль, – снова работал поблизости, сбежав из тюрьмы. Он вернулся во Францию   в апреле после формального обучения УСО в Лондоне, которое, похоже, изменило некоторые его взгляды. Двое мужчин провели военный совет через несколько дней после высадки, где Коломб спросил, знает ли Антуан, как связаться с неуловимой Дианой, – ему срочно нужна была помощь. Антуан сразу же догадался, о ком речь; он хорошо помнил ее по совместной работе в Лионе, – сколько других женщин могли бы подойти под описание? Он нашел способ послать ей загадочную записку: «Я приветствую вас – от одного из трех братьев – от какого?» Ответ пришел сразу же, подтверждая, что это была Вирджиния. Она использовала свое старое лионское имя и определила, кто из трех братьев де Вомекур с ней связался (Константин и Лукас были депортированы). «Я также приветствую вас, – ответила она, – от Мари для Готье».

Вирджиния согласилась на встречу со своим давним коллегой и Коломбом в сумерках густого местного леса. В своей прежней жизни в Лионе Антуан изо всех сил старался усложнить жизнь Вирджинии, и ей нужно было начать их отношения с чистого листа и создать о себе правильное впечатление. Она избавилась от своей крестьянской маскировки, чтобы выглядеть и говорить, как целеустремленный партизанский лидер, которым она теперь и была. Когда она вышла к нему из-за деревьев, он увидел «все ту же необыкновенную женщину, которую я знал, блестяще скрывающей свою искусственную ногу за широкими шагами». Все еще живая, все еще нетерпеливая, все еще готовая сражаться до последнего. Даже де Вомекур теперь понимал, что «к Вирджинии Холл нельзя подходить с обычными мерками». Он признал, что она была агентом, сделавшим «много вещей, которые считались невероятными, если не невозможными»[324], и должна была сделать еще многое. Это была высокая похвала от яростного патриота, который, как и многие его соотечественники, с подозрением относился к англосаксам – особенно теперь, когда сотни тысяч солдат союзников находились на французской земле, – ведь по окончании войны они могли просто заменить немцев в качестве господ. Помимо этого, Антуан все так же пренебрежительно оценивал достижения женщин за пределами кухни и все еще находился в конфликте с большинством других американских оперативников, которых он неоднократно увольнял как «совершенно ни к чему не годных»[325]. В свою очередь, Вирджиния была рада видеть своего коллегу снова на поле боя и с радостью отметила должное уважение, которое он теперь к ней проявлял.

И все же она оставалась осторожной. Она не могла согласиться защищать интересы Коломба, пока не убедится в его честности и не проверит его людей. Вокруг нее постоянно вились мошенники и самозванцы. Она подробно расспросила Коломба и осмотрела его людей, прежде чем, наконец, решила, что «группа хороша», – тогда она сигнализировала в Лондон, чтобы ему прислали припасы. Вирджиния теперь обладала властью; она фактически решала, будут ли группы Сопротивления получать поддержку союзников или останутся одни. Ее строгость и военная манера вызвали в величественном, но благодарном графе де Воге чувство благоговения. После месяцев напрасного ожидания всего через пять дней с неба посыпались ружья, боеприпасы, взрывчатка и детонаторы, искусно распределенные Дианой. Она также принесла 435 000 франков, чтобы он мог погасить долги и избежать новых. Вскоре после первой заброски произошла еще одна, которая доставила специального радиста для группы Коломба, – теперь он мог сам связываться с Лондоном. Тогда он еще этого не знал, но Вирджиния планировала все наперед, и больше он ее не видел. Всю оставшуюся жизнь он вспоминал «ее мужество, ее авторитет, ее решительный дух… Те из нас, кто имел возможность видеть ее „в действии“… не могли забыть эту выдающуюся фигуру армии Сопротивления»[326].

Из-за постоянных поездок в целях проверки партизанских ячеек у Вирджинии не было времени вернуться в Париж для работы над планом побега. Однако она требовала от своих контактов новостей, и вскоре после встречи в лесу она узнала, что Гилена и Леччиа отправили во Френ для депортации в Германию. Армия Эйзенхауэра постепенно продвигалась к Парижу, и Вирджиния надеялась, что сможет освободить «племянников» и друзей в грядущем хаосе или что в случае неудачи они будут освобождены союзниками. Тем временем лучшее, что она могла сделать, это вывести с поля Одетт Вилен (отчаявшуюся Софи) через линию Вика в Испанию.

Однако прямо сейчас Вирджиния была занята сверх меры. Она вела передачи для нескольких различных групп маки по меньшей мере в трех департаментах стратегически важной части Франции. Благодаря дням, проведенным у обочины дороги, она могла предоставить «критические разведданные» о передвижении войск, особенно о перемещении на север 7-й немецкой армии (на которую нацистское командование полагалось, чтобы укрепить свои позиции в обороне). Вирджиния также участвовала в обучении, руководила атаками и саботажем, а также заказывала и получала парашютные заброски. Но в ответ на успех маки последовали жестокие контрмеры. После атак групп Вирджинии в Коне на немецкие конвои, идущие с юго-запада к линии боев в Нормандии, гестаповцы разграбили и сожгли из огнеметов три местные деревни. В одной из них они убили двадцать семь жителей, включая местного священника, которого полураздетым повесили на колокольне.

К концу июня Лондон счел ситуацию неприемлемой, поэтому в полнолунную ночь 8 июля УСС десантировало другого организатора и радиста, Леона, чтобы сменить Вирджинию в Коне. Через месяц за ним должен был последовать лейтенант Рене Дефурно в качестве инструктора. К счастью, никому не пришло в голову поставить Вирджинию в подчинение – теперь она представлялась образцовым начальником. Перед отъездом Леону ясно дали понять, что он может полностью положиться на хорошие отзывы Дианы о группе, к которой он должен был присоединиться, поскольку она была «опытным организатором… и мы полностью доверяем ее суждениям». Она оказалась права. Получив еще несколько доставок, маки осуществили «эффективнейший снос моста Сен-Тибо через Луару по прямому приказу [командующего Третьей американской армией] генерала Паттона», а также перерезали шестнадцать линий железной дороги, пустили под откос восемь поездов, взорвали четыре железнодорожных моста, оборвали все телефонные провода в районе и убили восемьдесят немцев, в то время как с их стороны пострадало всего двенадцать человек[327]. Руководство признавало, что действия Вирджинии позволили макизарам из Кона стать «наиболее мощным фактором в преследовании вражеских войск»[328]. Другие ее группы провели столь же эффективные атаки, в том числе разрушительный удар по станции Сен-Себастьян, к которой она примеривалась уже в первый день своей миссии.