Исколесив на общественном транспорте добрую половину города, я, наконец, мог приступить к основной цели своего визита — посещению книжного рынка, который в моём городе неизменно кочевал с места на место, и последние два года располагался рядом с ипподромом. Мне пришлось пешочком спуститься по ул. Революционной к Московскому Шоссе, где с трудом удалось втиснуться в автобус нужного маршрута. Обидно было то, что автовокзал, с которого мне предстояло возвращаться в Средневолжск, находился примерно на середине моего теперешнего маршрута, а значит, придётся возвращаться, и опять в переполненном автобусе. Теоретически, в Самаре уже десять лет существовало метро, но практически им мало кто пользовался. Проект метро и закладка единственной пока в городе линии осуществлялись в ещё советские времена, основной пассажирский поток предполагался от жилых кварталов центра города до многочисленных заводов на краю построенного во времена эвакуации в Великую Отечественную Войну производственного района «Безымянка». За то время, пока строили метро, основными жилыми районами стали совсем другие места, а после развала Союза, одни заводы закрылись, другие сократили производство и, соответственно, рабочие места, но метро продолжало строиться по старой схеме, и до сих пор так и не доползло до исторического центра, а веток в «спальные районы», обильно выросшие в восьмидесятые годы, ещё даже и не начинали строить. Поэтому основными видами транспорта в нашем городе-миллионнике до сих пор оставались трамвай, троллейбус и автобус. Такси выходило слишком дорого для молодого следователя прокуратуры.

На книжном рынке мне приходилось бывать неоднократно, таков уж наш век нелицензионных кассет и дисков, а также пиратских компьютерных программ, поэтому я без особого труда разыскал нужный мне лоток под навесом, где торговали видео— и аудиотехникой, а также компьютерными платами сомнительного производства. «Знающий человек» оказался мужиком лет сорока пяти, довольно крупным, с пышными усами и длинной нечёсаной шевелюрой, одетый в джинсовый костюм, расстёгнутую, несмотря на мороз, джинсовую же куртку и вязаную шапочку. Чу уверял меня, что этот дядька работал раньше в отделе «Р», секретном подразделении, занимающемся преступлениями с использованием радиоэлектронной техники и компьютеров. По внешнему виду чуйского знакомого в это верилось с трудом, однако мужик довольно быстро и грамотно ответил на все заданные вопросы и за небольшую мзду снабдил меня необходимой вещью. Я поблагодарил джинсового мужика, перекусил в какой-то сомнительной чебуречной, не столько, чтобы приглушить голод, сколько чтобы согреться, и поплёлся на свою остановку.

В суете областного центра я даже не заметил, как сумерки опустились на город. Помаявшись полтора часа по тёмному, вечно находящемуся в процессе ремонта автовокзалу, я втиснулся, наконец, в автобус до Средневолжска, приятно поразивший меня своим полупустым салоном, пригрелся на мягком заднем сидении и дремал всю обратную дорогу.

Подходящая мне остановка автобуса была в «старом городе», поэтому я решил забежать на работу, хотя было уже семь вечера. Зосимыч, сонно отстукивающий на машинке какой-то свой процессуальный документ, сообщил, что меня никто не спрашивал, прокурора весь день не было, так что я могу особо не переживать. Ну и отлично, подумал я и отправился домой.

Дома меня встретила удивленная Катя и весело скачущая вокруг неё Бася. Катя поинтересовалась, как прошла моя поездка, и едва выслушав, взволнованно затараторила:

— Представляешь, сегодня что было! Я всё разглядывала брошку, которую Аполлинария мне передала, да думаю, зачем мне брошка, я ж не буду её носить — подарю-ка её лучше тётушке. А у брошки этой заколка немного сломана, держится плохо. Так я отнесла к ювелиру, а тот глянул, так глаза выпучил, говорит, вещь старинная и очень ценная. Он мне адрес дал одного старичка-коллекционера. Я домой зашла, взяла твой портсигар и старичку этому показала обе вещи. Так ты знаешь, они действительно редкие, старинные и очень дорогие. Сергей, ты меня слушаешь?

— Слушаю, Кать, я устал, хочу есть, ещё у меня тут одно маленькое дельце — надо со штукой одной разобраться. Потом послушаю с удовольствием, — я зевнул, разоспался в автобусе и никак не мог стряхнуть оцепенение дремоты.

— Серёжа, ты что! Надо сейчас пойти и вернуть старушке вещи. Она в возрасте и не очень понимает, что делает. Если их продать, ей на жизнь денег хватит очень надолго, с её-то маленькими запросами! — волновалась Катя.

— Откуда ты знаешь про её запросы? Может она на завтрак пьёт шампанское «Кристалл»? — надеялся отшутиться я.

— Ага, а закусывает чёрной икрой! — подхватила Катя, и уже серьёзно потребовала. — Давай собирайся, надо занести, пока ещё не очень поздно, заодно Басю прогуляем.

Я пытался отговорить свою девушку, и клялся, что мы сделаем это завтра, если хочет, можно и прямо с утра — очень уж не хотелось по морозу переться обратно в «старый город», но Катя была непреклонна.

Через полчаса мы с Катей в компании Баси стояли на площадке второго этажа «сталинского дома», где проживала «подпольная миллионерша» Аполлинария Захаровна. Я нажал на кнопку звонка уже в пятый раз — бесполезно, никто не отвечал.

— Может быть, она спит, или просто звонка не слышит? — вяло предположил я.

— А вдруг с ней что-то случилось? Пожилой ведь человек! — заволновалась Катя и без малейшего колебания принялась звонить в соседнюю дверь.

Через пару минут, на пороге появилась соседка Аполлинарии — немолодая женщина в махровом халате и шерстяных носках.

— Здравствуйте, мы пришли к вашей соседке, она нас должна была ждать, — слегка исказила действительность Катя, — но почему-то дверь не открывает. Вдруг случилась какая-то неприятность с ней, надо бы проверить! У Вас случайно нет от её квартиры ключа? Знаете, пожилые люди оставляют соседям иногда, на всякий случай…

Женщина удивленно вытаращила глаза, а через секунду засмеялась:

— Ох уж эта Аполлинария! Видимо, склероз её тоже достал, как не крепилась. Нет её дома, ребятки. Родственники её объявились после той неприятности с квартирой, да вы, наверное, в курсе, раз знакомые её? Она же в наш город во время войны приехала в эвакуацию, а до того в Ленинграде жила. Вот там у неё и нашлись, в смысле, в Петербурге, родственники дальние. Ну, то бишь, они были и раньше, просто я не знала о них ничего. А теперь старушку забрали они насовсем, ну и правильно, куда ей без присмотра? А квартиру сказали, что будут пытаться на Петербург поменять, только глупо это, не найдут они желающих. Так что нету Аполлинарии вашей.

— А кош… ш… шки куда делись? — тупо спросил я.

— А кошки уехали вместе с ней. Это было её непременное условие, — улыбнулась женщина, — думаю, если бы те негодяи, когда Аполлинарию выселяли, оставили бы ей кошек, никто бы ничего не узнал, и квартира бы ушла по-тихому.

— Понятно. А адрес её питерский есть у вас? — поинтересовалась Катя.

— А вот адреса я вам не дам. Нету у меня его. Да и не знаю я вас. Был бы — не дала бы, после той истории с квартирой.

Мы отправились восвояси ни с чем. Я предложил Кате, как вариант, сделать прокурорский запрос в питерский адресный стол. Но только когда время будет свободное время. Если Аполлинария там зарегистрировалась, значит, есть шанс найти адрес и подумать, как вернуть подарки. Катя кивнула. Честно говоря, возиться со всем этим мне вообще не хотелось. Ну, подарила и подарила, а вдруг обиделась бы, что мы вернули. Мы наконец пришли домой, я плюнул на все запланированные дела, поужинал и завалился спать. Завтра разберусь.

Утром в среду, едва позавтракав, я, наконец, закончил то, ради чего мотался вчера в областной центр. Результат даже превзошёл мои ожидания, мозаика сложилась практически полностью, в итоге вместо работы я отправился на квартиру к Зятченко.

Проход в подъезд мне преградил очередной «дежурный», на этот раз сухенький старичок с лысой головой, в огромных очках. Странно, я думал, большинство консьержей — консьержки, в смысле женщины.