— Я понимаю, Станислав Петрович, но, увы, закон предписывает допросить вас, и я вынужден попросить вас прибыть в прокуратуру. Учтите, если попытаетесь уклоняться, вынужден буду оформить ваш привод, в соответствии с…

— Да вы что, охренели там, что ли?!!! — заревела, наконец, начальственным ором трубка. — Я к вашему Бугаеву завтра приду. Я такой скандал устрою! Приводом меня!! Да я областного прокурора лично знаю! Соображать надо! И больше мне не звоните!

Вопли сменились короткими гудками. Больше не звонить? Ну ладно, не будем, я — парень понятливый. Через минуту, сходив наверх и взяв в прокурорской приемной пустые бланки повесток с печатью прокуратуры, я выяснил адрес Зятченко в адресном бюро, и заполнил повестку на завтра, на двенадцать часов. Пусть только попробует не явиться. Оформлю ему привод, и пусть его с позором милиционеры на допрос доставляют под белы ручки, хоть бы он и с самим Генеральным прокурором был в приятелях. Нет, он меня конкретно разозлил.

Повестку я решил отнести сам, пока поручишь участковому, пока тот вручит, или постесняется, а может, и не пойдет вовсе, просто напишет рапорт, что не было никого дома. Можно было отправить на работу, но кто знает, где рабочее место у Председателя совета директоров, и как часто он его посещает. Короче, я сообщил Зосимычу, что пойду по служебной надобности, убрал, наученный горьким опытом, все документы в сейф и выбрался из полутьмы кабинета на свежий воздух.

Путь мой лежал в «блочки», значит, опять через парк. Может, собачку встречу, подумалось мне, сейчас, среди бела дня, мысль о подобном нисколько не пугала. Снег уже пару часов как перестал, стояла чудесная погода, робкое солнышко пробивалась сквозь плотную ткань облаков, ощущался минимальный, приятный морозец, которого достаточно, чтобы под ногами не хлюпало, но, в то же время он не дерёт щёки и не подгоняет вперёд прохожих, заставляя поднимать воротники и втягивать головы в плечи. Вдобавок, было совершенно безветренно. Я шёл аллеей парка по уже немного растоптанной, в сравнении с утренней, тропинке и любовался одетыми в снег ветками деревьев. За неделю пребывания в Средневолжске, этот постоянный пейзаж пока не сумел мне надоесть. Вдруг словно что-то кольнуло в левом боку. Я узнал тот самый фонарь, под которым вчера встретил своего черного пса. Запомнить фонарь было несложно, он один горел поздним вечером на пять ближайших и, видимо, чья-то халатная рука не спешила выключать его сегодня днем. Я посмотрел в сторону кустов, куда вчера удалилась псина и… да, да… именно… увидел там следы. Конечно, я не лесник, не охотник и мало разбираюсь в следах, но это точно были следы не кошки и тем более не мышки. Причём, вчера ночью и сегодня утром валил густой снег, значит следы оставлены здесь совсем недавно. Во мне боролись два чувства: любопытство в самом жгучем состоянии и, нет, не чувство долга, направленное на доставку повестки, а страх, липкий, тягучий, болезненный. Всё-таки я — не герой. Победило чувство долга, сказал я себе, а обрадованному страху пообещал, что осмотрю следы на обратном пути.

Станислав свет Петрович жил в так называемом «элитном» доме. Ну не знаю, можно ли называть таким эпитетом дом, построенный в городке Средневолжске, Самарской области, в районе под названием «блочки», на краю пустыря, с видом на автотрассу, помойку и автозаправочную станцию. Но во всяком случае, дом был новый, кирпичный, двухподъездный, и тут имелся редкий пока даже в областном центре консьерж — мужчина-пенсионер, гордо носивший красную повязку с надписью «Дежурный». Этот самый «Дежурный», не хотел ни под каким видом пропускать меня в подъезд, даже при виде прокурорского удостоверения и после долгих увещеваний о нарушении норм законодательства о прокуратуре. Вредный дед держал меня за рукав куртки, был счастлив и суров, просто классика вахтерского жанра воплоти. Я не стал вырываться и посоветовал ему позвонить участковому, дабы выяснить мои полномочия, «Дежурный» дед на миг утерял бдительность и отпустил меня, взявшись за телефон. Этого хватило, чтобы проскользнуть внутрь подъезда и двинуться вверх по лестнице. Дед пару раз крикнул: «Стой! Куда?», — но видимо, трезво оценив свои шансы в беге по лестницам, за мной не погнался. Наверняка затаился паразит в засаде, думая отыграться при моем выходе. Ладно, придумаем что-нибудь, выйти обыкновенно бывает проще, чем войти, хотя и не во всех случаях.

Квартира Станислава ибн Петровича располагалась на последнем, пятом этаже и была одна на лестничной площадке, что, впрочем, могло ни о чём и не говорить в наше-то время многоярусной индивидуальной планировки. Звонок прозвенел модными распевами какой-то дурацкой попсовой песенки, дверь мне открыла женщина среднего возраста, с опухшим лицом и красными глазами. Она смотрела на меня удивлённо и испуганно. Видимо трусливый халтурщик — консьерж постеснялся по телефону доложить о моем визите. Я предъявил удостоверение, стараясь держаться вежливо и официально, поинтересовался, дома ли милейший Станислав Петрович и, получив отрицательный ответ, спросил, кем ему является гражданка, а заодно попросил принести паспорт. Как ни странно, женщина не возражала, не принялась расспрашивать меня, а сомнамбулической походкой удалилась вглубь квартиры, оставив меня стоять на пороге, и не удостоив ответом. Из принесённого ею паспорта следовало, что зовут её Зятченко Вера Вадимовна и является она Станиславу Петровичу законной супругой. Я вручил повестку, получил её роспись на корешке, сухо извинился за беспокойство и отправился восвояси. Странностям в поведении женщины особого внимания я не уделил, сейчас так много своих проблем, что нет ни времени, ни особого желания вникать в чужие. Просто вспомнилась банальность, что богатые тоже плачут, но сознание быстро охватила паника по поводу предстоящего приключения в парке, и я выкинул супругу Станислав Петровича из головы.

Дед «дежурный» даже не высунулся из своей каморки, может, его участковый по телефону вразумил, а может, углубившись в какую-нибудь коммунистическую газетку, поглощал принесенные из дому в баночке щи с кислой капустой, которыми уже пахла вся площадка первого этажа.

Следы были на месте, их не занесло, не завалило снегом, не затоптали люди. Значит, отлынить не удастся. Я присел на корточки и принялся их разглядывать. Следы как следы. Скорее всего, собачьи, хотя я не был уверен. Вообще-то следы изучает раздел криминалистики трасология, в ней я был не особо силен, знал лишь совсем немного, и то в общих чертах, но не вызывать же сюда эксперта-криминалиста для борьбы с ночными страхами и персональным привидением, собакой Баскервилей, точнее, собакой Виноградова.

Направление и локализация следов, как говорится в учебнике, позволяет нам предположительно определить направление и даже, в некоторых случаях, скорость движения того, что их оставил. Скорость меня мало волновала, к тому же я не знал, как выглядит рисунок следа характерного для собаки шага. По размеру отдельных следов лап было похоже, что собака, ну если, конечно, это не было какое-то другое существо, была одна. След выходил из кустов, петлял по краю аллеи и снова уходил в кусты, причём там, где намело большие сугробы, вместо следа были провалы и ямы, видимо собака увязала глубоко в снегу и передвигалась скачками. Проклиная себя за то, что не люблю зимнюю обувь и вечно ношу вместо сапог кроссовки, либо ботиночки, тогда как сейчас лучше всего подошли бы валенки, я полез в сугроб. Ноги сразу провалились по колено, а затем и выше. Пройдя кусты, я обнаружил, что ямы от собачьего движения ведут далеко по снежной целине парка почти под прямым углом к аллее, по которой хожу домой я. Ботинки и носки засыпало снегом, но я решил во что бы то ни стало, дойти по следам до того места, до которого они меня вообще смогут довести и разобраться, наконец, со странностями местной фауны, а заодно и со своими страхами.

Продвигаясь, как партизан, уже почти по пояс в снегу, я всё надеялся, что след вот-вот потеряется, но он, как назло, не терялся, а раз уж дал себе слово, надо его держать и идти вперед. Пробурив парк поперёк главной аллеи, я вышел к зарослям, за которыми, вот чёрт, сетчатый забор, огораживающий прогулочную часть парка от какого-то комплекса технических построек, то ли каких-то складов, то ли подстанций. Собачий путь пролегал далее, через дырку внизу плетёной сетки секции забора, а я туда по габаритам явно не проходил. Забор был выше моего роста, а подтягивался я и в лучшие годы весьма посредственно. Сейчас, стоя по пояс в снегу, запыхавшийся от перехода по глубокому снегу, без перчаток, шансы мои влезть на забор были равны нулю. Я двинулся вдоль забора в надежде, что сумею обнаружить более подходящую прореху, забрёл в какие-то немыслимо колючие заросли, чуть не порвал куртку и нашел-таки место, где перемычка, которой сетчатые секции крепились к бетонным столбам, проржавела и отломилась. Осталось только подналечь на край секции, отогнув его наружу, и сразу удалось вылезти, всё-таки порвав рукав куртки, что обидно, прямо на самом видном месте. Я выбрался к глухой стене какого-то ржавого сарая или гаража, у которой проходила тропка, одним концом своим упиравшаяся в жёлтое пятно на снегу, а другим, стало быть, она должна вывести на дорогу, где я отряхнусь, закурю и прикину, как пробраться к тому месту забора, где вынужденно прервалось следование собачьим путем. О том, что это может быть след какого-то другого пса, а не моего, я старался даже не думать. Вот куртку было действительно жаль, надо будет аккуратно заклеить, когда ещё купишь себе новую, на государственном-то довольствии. Тропинка и правда вывела меня на дорогу, а точнее, на расположенную вдоль дороги помойку из трёх грязных, заваленных через край мусором, контейнеров. Пахла она соответствующим образом. Я задержал дыхание, вытащил из кармана сигарету, чтобы как можно скорее перебить запах и вдруг… вау, а вот и он! Недалеко от помойки бегал, весело помахивая хвостиком, мой пёс Баскервилей, чёрный, с белым носочком на лапе.