Мне повезло, смена, которую вызывали к Скрябину, отдежурила сутки накануне и сменялась в пятницу, вот почему уже в семь утра следующего дня я был на станции скорой помощи и мучил опросами утомлённый «экипаж». К общей радости, за ночь срочных вызовов по Средневолжску не было, что не очень удивительно, городок-то небольшой, и, соответственно, мои «клиенты» выглядели больше не выспавшимися, чем физически усталыми.

Врачи были как две капли воды похожи на тех, с которыми мне приходилось сталкиваться, проходя практику в Самаре: говорили неохотно, опасаясь, что их будут пытаться привлечь к ответственности по жалобам на некачественное лечение или неоказание медицинской помощи, потому в основном упирали на описание собственных действий и их соответствие врачебным инструкциям, а также предписаниям медицинской науки. Впрочем, они помнили прекрасно, как тридцать первого января ездили на вызов в РОВД, где какая-то полная женщина билась в истерике, крича, что у её сына сердечный приступ, и что его довели милиционеры. Врачи скорой измерили обоим давление и пульс, у парня всё было в порядке, у женщины по возрасту и весу давление немного увеличено. Для профилактики сделали им обоим инъекцию витаминов и лёгкого успокоительного, а женщине дали под язык валидол. Оснований для госпитализации не было, да и не могли они увезти задержанного по уголовному делу в обычную городскую больницу. Про избиения или какие — либо другие виды физического, а также психического воздействия никто при них разговоров не вёл. Последствий побоев на лице и теле пациента они не видели. Если бы таковые имелись, а тем более свежие, обязательно задали бы ему вопрос — откуда, и зафиксировали бы этот факт при осмотре.

Ну вот, теперь я мог с чистой совестью выносить постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, уложившись, заметьте, в требуемые законом три дня. «Да что вы мне говорите! Нелюди! Хоть капля совести у Вас есть!!..» — примерно так будет вопить адвокатша Скрябина, э-э-эх, бедные мои нервы, надо бы ещё сигарет купить. Одолеваемый невесёлыми мыслями, шагал я вдоль ставшей уже привычной за три дня аллеи парка, направляясь на «базу» после утреннего посещения станции скорой помощи. С неба опять валил снег.

В нашем кабинете оказалось людно: Зосимыч восседал за своим антикварным произведением мебельного искусства, попыхивая очередной едкой сигаретой, напротив него на неведомо откуда взявшемся казенном советских времён кресле с рваным на спинке дерматином, заклеенном скотчем, сидел милицейский майор, а на пыльном стуле у стены устроилась давешняя знакомая старушка, на этот раз с сумочкой вместо стопки уголовных дел на коленях. Старушка как в прошлый раз дремала, в комнате дым стоял плотной стеной и шёл разговор на повышенных тонах.

— Етить-колотить! Я тебе что, салага? Карасик неразумный? — кипятился Денис Зосимович. — Не надо мне баки забивать, Юра! Если виноват, пусть отвечает! Вот и вся любовь!

— Денис, Дени-и-ис! Не гони лошадей, ну ты же знаешь Мерецкова, отличник милиции, на хорошем у нас счету, сколько рецидивистов задержал, сколько преступлений раскрыл.

— Он что, угрозыск, чтоб преступления рас-крыва-ать?!! — уже почти перешёл на медвежий рёв тщедушный Зосимыч. — Он у тебя где работает?! В Мо-О-оБ! Ми-ли-ции об-щест-вен-ной бе-зо-пас-нос-ти. По буквам тебе говорю, мэ, о, бэ! «Бэ» — это бе-зо-пас-нос-ти! А он чего устроил тут? В ногу человеку из автомата засадил! Это что тут, безопасность что ли?

— Он оборонялся, тот человек первым на него кинулся!

— Он у тебя милиционер или стрелок вольный, что-то я не врубаюсь! Кроме очереди автоматной других способов защиты не нашёл?!

— Ну ты же знаешь, Денис, он низенький у нас, а тот бугай был, а Мерецков при исполнении. А если бы тот бугай оружие служебное отнял, тот же автомат, что бы ты тогда говорил, тельняшка прокурорская? Имеет право сотрудник милиции защищаться от нападения, я тебя спрашиваю, или у нас права только за бандитами да ворами закреплены? — майор посмотрел на меня и, видимо, решил привлечь в разговор. — Вот вы как полагаете, молодой человек?

— Ну-у-у, в принципе, Закон «О милиции» и Кодекс Уголовный позволяют считать… — начал я неуверенно.

— Серега, ты не лезь! — строго перебил меня Зосимыч. — Не надо этого баклана, — тут очевидно подразумевалось «хулигана», — выгораживать. У него тут не первый случай уже.

Я пожал плечами, замолчал и принялся разбирать свои бумаги. Разговор в кабинете как-то затих сам собой. Зосимыч затушил свою вонючку и принялся наливать заварку из чайничка невесть как оказавшегося у него на тумбочке, демонстративно уставившись в окно. Майор встал и принялся подводить черту дискуссии:

— В общем, я тебе всё сказал, ещё разговаривать с тобой, Алексеев, будет конечно и Белозерский, — я уже знал, что это начальник районного отдела милиции, — и прокурор тебя вызовет, скорее всего. Белозерский сегодня уже у него был. Так что не надо лучше удила-то закусывать… До свидания!

Развернувшись, он быстро проследовал к выходу, подмигнул мне на ходу и хлопнул дверью.

— Ишь ты! — мрачно сказал Зосимыч, наливая в чашку кипятка. — Серега, ты как, чай будешь?

— У меня чашки нет, всё собираюсь прикупить, да не успеваю в магазин.

— Ничего, найдем какую-нибудь тут.

— Только не из вещдоков!

Зосимыч засмеялся, стало понятно, что тучи развеялись.

— Это Кондурин был, заместитель Белозерского, Юрий Ефимович. МОБ — его епархия. Вот и бегает, выгораживает своих. А они только борзеют от этого. Вон уже до огнестрела дело дошло, совсем нюх потеряли!

— А как это случилось то?

— Да как! Усиление у них тут было. Антитеррор. Ну и поставили этого Мерецкова в патруль к гаишникам, с автоматом. Он при проверке документов сцепился с водителем каким-то и в ногу ему очередь дал. Рембо, итима! Все одно не посадят. Белозерский не захочет сор из избы выносить, а он с прокурором нашим вась-вась, договорятся конечно. Но хоть нервы этому хмырю помотать, чтобы неповадно было другим разом на людей кидаться.

Зосимыч, отдуваясь, прихлёбывал крепкий чай и выглядел уже совершенно мирным старшим следователем. Опустив чашку на стол, он выразительно посмотрел на календарь.

— Сегодня пятница, между прочим, — сообщил он доверительным голосом и хитро прищурился.

— Так, я готов, — улыбнулся я, — позовём кого-нибудь?

— Кого? Прокурора? — съехидничал Зосимыч. — Баграмян не пьёт. А больше и нет никого. Ментов привечать не будем сегодня, провинились, два материала за неделю на них.

Хотя мне и доводилось видеть прокуроров, которые не чурались за столом общества подчинённых, но тут был явно не тот случай. Я пожал плечами — мне, мол, всё равно, и мы принялись собираться.

Зосимыч предлагал устроиться прямо у нас в кабинете, всё равно, мол, в пятницу вечером никого уже не принесёт, хотя и оговорился, что наш прокурор не любит пьянства на рабочем месте даже во внерабочее время. Вторым вариантом он, на правах аборигена, предложил «уютненький такой пивбарчик» в «Старом городе», оказавшийся жуткого вида забегаловкой «наливайкой», где в крохотном помещении за узкой стойкой теснилось человек пять работяг ханыжного вида, а у стены притулились три столика, за которыми можно было стоять, чудом избегая соприкосновений с не слишком чистоплотными посетителями. В общем, этот вариант я тоже забраковал и поинтересовался, нету ли в светлом граде Средневолжске мест поприличнее, где два благопристойных джентльмена могли бы отметить скромное событие.

— Дай-ка подумать… «Чайку» на ремонт закрыли, забодай их кальмар. В «Ландыше» тебе тоже не понравится. Лучше всего, конечно, в «Олимп», но там сильно дорого. Может, в парк пойдем?

В парке на морозе пить совсем уж не хотелось.

— Пошли в твой «Олимп», поглядим что почём, как богатые живут.

— А пошли, — согласился Зосимыч, которому тоже явно надоело выбирать, — но только водки возьмем с собой, а то разоришься тут. Что они нам сделают? На крайний случай, у нас «ксивы» есть!