Все эти дни стояла она в теплой зимней церкви Тихвинской Божией Матери. Здесь по окончании церковных богослужений день и ночь не умолкало чтение Псалтири по усопшей, здесь непрестанно совершались по ней панихиды, постоянно горели вокруг гроба свечи, сюда кроме монастырских стекались со всей епархии целые тысячи мирян, которые благоговели перед ней, которые и уважали ее, всегда и во всем к ней прибегали, а также при гробе ее скорбели и плакали, что они лишились в ней своей матери, утешительницы и молитвенницы. Церковь не только днем, но и ночью была наполнена все прибывавшим народом. Жара стояла в храме такая, что со стен потекли потоки воды. И несмотря на это, почившая раба Христова лежала во гробе своем как будто только лишь забывшаяся сладким сном, лежала как живая, даже не холодная, а теплая, и непрестанно менялась в лице своем, не имея ни малейшего мертвенного безобразия, а напротив, сияла какой-то духовной красотой. Вся она с головы до ног осыпана была свежими цветами, которые и при жизни так любила; цветы эти непрестанно заменялись новыми, и тотчас же нарасхват разбирались людьми, уносившими их домой с благоговением.
В девятый день после кончины блаженной, то есть 7 февраля 1884 г., совершено отпевание ее при громадном стечении народа. Когда после отпевания и продолжительного последнего прощания понесли многострадальное тело подвижницы Христовой к нарочито приготовленному месту упокоения у Свято-Троицкого собора против главного алтаря и когда стали закрывать крышкой гроб, то и тогда прощавшиеся с нею свободно брали ее ручки, которые были так гибки, мягки и теплы, как у живой.
Могила ее первоначально обнесена была деревянной решеткой и обсажена кустами сирени, жимолости и цветами. На самом месте, где в каменном склепе постановлен гроб ее, первоначально положена была простая дубовая доска с крестом на ней из черного дуба — частью по неимению тогда средств, частью по уважению к тому убогому ложу ее, которое она так любила всю свою земную жизнь.
БЛАЖЕННАЯ НАТАЛИЯ
Девятого февраля 1900 года мирно отошла ко Господу эта хорошо известная посетителям женских обителей старица, девица Наталия, с 1848 года проживавшая в Серафимо-Дивеевском монастыре. Всю жизнь свою она служила особым избранным путем — путем «блаженных», а потому и именовалась всеми знавшими ее не иначе, как «блаженной Наталией», или «блаженной Наташей». Этот весьма трудный и далеко не для всех понятный род служения и угождения Богу приняла старица Наталия еще в молодых годах, по благословению одного киевского старца. Некоторыми странностями старицы нередко смущались люди светские, не имеющие надлежащего понятия о блаженных. Дивеевское монастырское начальство, еще в самом начале поступления Наталии в монастырь, решило было совсем удалить ее из монастыря, благодаря упомянутым странностям; но накануне назначенного дня удаления, благочинная монастыря Татиана Бучумова, увидела во сне другую, чтимую уже тогда, блаженную — Пелагию Ивановну Серебренникову. Серебренникова показала благочинной бумагу, где было крупными буквами написано: «Не трогайте Наталию: ей назначено здесь жить». Это видение навсегда решило участь блаженной: ее, действительно, не решались уже больше беспокоить, и она провела всю жизнь в Дивеевской обители.
В последние три-четыре десятилетия образ жизни старицы во многом изменился. Особых, выдающихся странностей ее не стало уже заметно. Но взамен этого началась и постепенно усиливалась ее подвижническая жизнь. Заключалась она в бдениях, изо дня в день, сидениях, сначала в притворах храмов, а затем в легких тесовых загородях-шалашниках, под открытым небом, во всякую непогоду, не исключая зимних вьюг и морозов. Весьма благоуспешно и с особой силою развился у блаженной и благодатный дар старчествования, благодаря которому она начала вести открытые и для каждого простеца доступные духовно-нравственные назидательные беседы, давать душеспасительные наставления и духовные советы и ответы на разные жизненные запросы и исключительные обстоятельства.
Любовь и расположение простого народа к старице росли все более и более, желание видеть ее и беседовать с нею увеличивалось. Ее постоянно осаждали толпы народа, жаждущего ее духовных бесед и наставлений, среди которых нередко можно было видеть и достаточное число интеллигентных лиц. Лицам, совсем ничего не слышавшим о старице и в первый раз видевшим ее, на первый взгляд казалось непонятным: чем и как могла расположить к себе народные сердца эта ветхая, согбенная и удрученная летами старица? Но это недоумение скоро сменялось чувством глубокого уважения, когда эти лица узнавали от других и сами лично убеждались, что старица Наталия выделяется своими многолетними продолжительными молитвенными бдениями, подвигами, постоянным чтением священных и духовно-нравственных книг, постом и молитвою. В ней обитал, — если не во всей полноте, то все же в большой мере, — дух старца Серафима и оптинского старца Амвросия: иначе она не могла бы с таким успехом подвизаться на поприще старчествования, которое не без основания считается лучшим и отборным цветом монашества в мужских обителях, а в женских — прямо можно назвать таковое лишь редким исключением.
Место бесед старицы Наталии состояло, как мы упомянули уже выше, из тонкой открытой тесовой загороди, рядом с кельей. Внутри этой загороди, или открытых сенок, кругом обложенная массивными книгами в кожаных переплетах, покрытая ветхими рубищами, сидела блаженная старица, часто безмолвно, глубоко погруженная в богомыслие и молитву. Во все время открытых сидений старица проводила день и ночь на одном месте: здесь она, в свободные часы от бесед со странниками, молилась, читала, писала; тут же, сидя на лавке, низко согнувшись, она засыпала на краткое время (как обыкновенно располагаются на ночь — так она никогда не ложилась). При ней находилось несколько послушниц. Но самую большую часть времени проводила со старицей ее главная и любимая послушница Е. К-на, по указанию Вышенского затворника, епископа Феофана, ревностно служившая ей в продолжение 10 лет, вплоть до ее кончины. Открытые сидения у старицы начинались обыкновенно с весны и лета, а затягивались, случалось, до глубокой зимы, несмотря на трескучие морозы. Когда же старица перебиралась в свою келью, беседы ее с кем бы то ни было уже прекращались: в келье у себя она никого не принимала, кроме самых близких лиц. Уступая лишь усиленному желанию и просьбе некоторых, старица переговаривалась с ними чрез вставленные двойные рамы в окне.
Свои беседы и наставления Наталия обосновывала главным образом на избранных текстах Св. Писания, изречениях св. отцов и примерах из житий святых; недаром около нее, во время ее открытых сидений, всегда находились: Библия, Добротолюбие, Четьи-Минеи и патерики. В беседах с блаженной сразу замечались ее разносторонняя духовная начитанность, острая память, хороший навык извлекал нужное из прочитанного и уменье практически применять к делу приобретенные в разное время сведения и познания из Св. Писания и святоотеческой литературы.
Наружный вид блаженной всегда был одинаков. Верхнее одеяние ее постоянно было светлое, но крайне ветхое и запыленное. Положение тела согбенное. Лицо полузакрытое и всегда с поникшим взором. Пища ее была чрезвычайно скудная и в малом количестве; по средам и пятницам она и совсем ничего не вкушала, кроме антидора и теплоты с просфорой, каждодневно приносимых послушницами из церкви. Нижнюю одежду, по словам послушниц, она сменяла всего один раз в год, перед Пасхой или Благовещением. Строгое воздержание в пище и самоумерщвление плоти в разных видах делали старицу неподражаемой в обители.
И вот эта самая блаженная Наталия, незадолго до своей кончины, а именно 26 июня 1899 года, положила основание новой женской обители* в 3 верстах от села Теплова, Ардатовского уезда, Нижегородской губернии. Место было приобретено старицей Наталией почти всецело на собственные средства. В селе Теплове оно известно под названием Мелява, т. е. мелкой речки, когда-то протекавшей по этой лесной равнине, но затем в конец обмелевшей и оставившей следы лишь в виде небольшого овражка. С этим местом связывались воспоминания об одном преступлении, история которого заслуживает полного внимания читателей.
