Когда я открыл рот, чтобы ответить, за спиной Хорнета из толпы образовались трое злобного вида заключенных. Вместо слов я вздохнул, понимая, что сейчас будет. Классика жанра.

— Нам ведь этого так не достает, ну конечно.

— Ты о чем?

— Сейчас поймешь.

— Ia adalah masa untuk bercakap, putih-assed.(Пришло время поболтать, белозадые — малайск. яз.)

Хорнет обернулся. Посмотрел на подошедших, затем обратно на меня.

— Чего он сказал?

— Не знаю, но там что-то было про жопу. Ass.

Друг повернулся обратно.

— Узкоглазый, тебе жопа моя не нравится? Так она и не должна. Я, конечно, понимаю, что это тюрьма, но...

Не знаю, что именно не понравилось заговорившему с нами заключенному, но когда он врезал Хорнету по лицу и тот, перелетев через наш стол, плюхнулся за мной, я понял, что дело плохо. Моментально запахло жареным.

Тарелка с "кашей", которую я так и не доел, тут же оказалась на лице у противника. Сама она не разбилась, но звук ломающегося носа доказал, что она, к тому же, очень крепкая. Говоривший грохнулся на пол, высмаркивая из ноздрей и рта "кашу". Его напарники бросились на меня. И, к добру ли, к худу ли, не только они. Толпа вокруг взревела и бросилась к нам. Одни побежали на меня с Хорнетом, а другие, напротив, на напавших на нас. В мгновение ока территория столовой превратилась в место массового побоища, в каких мне пока не доводилось участвовать. Врезав одному из заключенных по лицу, я успел нырнуть под стол, рядом с которым лежал ошалевший Хорнет. Схватив его за воротник, я подтащил его под столом, на который тут же с грохотом упал кто-то здоровый. Ноги упавшего висели со стола.

— А здесь весело, — крикнул Хорнета, стараясь перекричать шум и гам.

— Очень! Надо валить отсюда, пока...

Удар головой о пол оказался болезненным. Оказалось истинным чудом, что в результате этого я не сломал себе нос. Было достаточно и отбитого лба, на котором через некоторое время вскочила шишка.

Мужик, дернувший меня за ноги, напоминал огромную, белую обезьяну. Сказать кем он был по национальности я не мог. Да и было не до этого.

Когда он ударил меня по лицу, у меня сложилось впечатление, что голова начинает отрываться от шеи. Но нет. Я всего лишь, как и Хорнет, перелетел через стол и приземлился с другой стороны.

— Ты как, приятель?

Я не ответил. Надзиратели тюрьмы, видимо, наконец решили, что пора со всем этим завязывать. Через минуту я уже лежал на животе с вытянутыми руками за спиной. Металл наручников холодил предплечья.

Потом прогремели два выстрела. Толпа начала затихать.

А еще через некоторое время меня повели вниз. Несмотря на то, что голова гудела будто компьютер, которые только начали выпускать, я старался запомнить каждую лестницу и коридор, который мы проходили. Спустившись на несколько этажей вниз, мы пошли по коридору, где не было ни единого окна. Только камеры и решетки. Вот это место уже действительно напоминало подземелья Омессуна. Затем меня швырнули в очередную одиночку, в которой были только дырка в полу и койка.

— Mari kita berharap bahawa ini akan menjadi pengajaran untuk anda, white-ass(Будем надеяться, что это послужит тебе уроком, белозадый), — сказал один из конвоиров, после чего они удалились. Поморщившись, я потер лоб и тяжело опустился на койку. Голова болела. А еще они снова что-то сказали про зад. Кажется, охранники в "Желтых камнях" не сильно отличались от самих заключенных. Впрочем, ничего удивительного в этом, возможно, и не было.

— Штиль, — неожиданно рядом раздался знакомый голос. — Это ты?

Я открыл рот.

— Ветрогон? Ты?

— Да. Как ты, боец?

— По голове настучали. Ты-то что здесь забыл?!

Голос капитана звучал из соседней камеры, слева.

— Когда малайцы взорвали крышу виллы, мы оказались уже на подходе к ней. Не знаю, в курсе ты или нет, но остальные тоже тут. Мы начали стрелять, но нас всех быстро положили. Рокки получил пулю в плечо, Вереск в ногу.

— А Петрович?

— Цел и невредим, как я знаю. Нашего здоровяка мало кто может побить.

— Альва?

— А вот тут не знаю, — в голосе Кэпа послышались нотки беспокойства. — Я ничего про нее не слышал. Только знаю, что вы с Хорнетом где-то наверху разместились.

— Не знаю, почему нас туда отправили. А где остальные?

— Тоже не знаю. Нас всех раскидали по разным ярусам, в максимальном отдалении друг от друга. У них есть переводчик, иногда нас вызывают и выпрашивают сведения, — капитан вздохнул. — Но пытать не пытают. Возможно, мы зачем-то им еще нужны.

— А Мейгбун?

— Тоже где-то здесь. Как я понял, ему дали максимальную одиночку в самом низу.

Некоторое время мы помолчали.

— Надо бы добраться до него, — сказал я.

— Надо. Но не сейчас.

— Потом времени может не быть.

— Да, — согласился кэп, — но мы слишком долго за ним гоняемся, чтобы в итоге его не прибить.

— Да. Не поспоришь.

Я посмотрел в стену. Затем наружу. Коридор освещался тусклыми лампочками, которым, складывалось впечатление, было по-меньшей мере лет десять. Если лампочки вообще столько служат.

— Ты сам как?

— Порядок, — Ветрогон вздохнул. — Меня не ранили особо. Когда стрелял по малайцам, один из них оказался сбоку и бросился в рукопашную. Так и вырубил. Просто чувство досады немного гложет. За все это.

— Не тебя одного, — я почувствовал, что голос у меня немного осип. — Но ведь не в первый раз.

— Не в первый. Но в том-то ведь и вся беда. Слушай, Штиль.

— Что?

— Меня тут, кажется, разместили на постоянке, а тебя скоро вернут обратно. Вряд ли тут долго продержат. Так уж получилось, что я капельку знаю малайский. Предупреждаю: у них по субботам происходит что-то опасное. Что именно я не понял, но как есть.

— Есть мысли что именно?

— Парочка. Думаю, охранники каким-то способом развлекаются, а заключенные зарабатывают уважение. Возможно, это бои без правил. Так что будь готов.

— Из меня хреновый боец.

— Вот поэтому будь готов. Не знаю, когда нас отсюда вытащат, но до тех пор деньки здесь предстоят определенно не из легких. И Хорнету то же передай.

***

На нижнем ярусе меня продержали действительно недолго. Кажется, около трех дней. Вернули обратно на поверхность как раз в субботу, когда должны были, по нашим предположениям, состоятся бои без правил, бывшие, вроде как, очень опасными. Поэтому Хорнета, которого я все это время не видел, вышло предупредить достаточно поздно. Когда я рассказал ему о том, что наш отряд находится в "Желтых камнях", а вечером, скорее всего, нам начистят физиономии в каких-то драках, я готов был поклясться в том, что глаза у него округлились как банки от Кока-Колы. Убедиться в этом не получилось. В конце концов, он сидел в соседней камере.

— Я последний раз дрался в школе. Ну, в смысле до войны.

— Понадеемся, что военный опыт нам немного поможет.

— Да, — голос у напарника был немного уставший. — Понадеемся.

Потом на некоторое время наступила тишина. Кажется, прошло несколько часов, потому что солнечные лучи, бьющие в маленькое окошко сверху, успели спрятаться. Солнце, видимо, было где-то над тюрьмой, медленно клонясь к западу. Было слышно, как отжимается Хорнет. Я сомневался, что экстренный жим лежа нам чем-то поможет.

— Хорнет?

— Чего?

— Как думаешь, почему война началась?

— Решил удариться в философию?

— Нет. На самом деле, мне плевать. Выгорел, и хочется совсем немногого. Но все-таки хотелось бы понимать, ради чего мы в принципе здесь находимся.

— Ну, — напарник, судя по звуку, прислонился спиной к стене. Точно также, как сидел сейчас я. А потом выдал: — Бля.

У меня вырвался смешок.

— Согласен.

— Ты бы еще спросил, ради чего умер Христос.

— Там и так понятно. Ради людей.

— Ну, вот и мы тут ради людей.