Я кивнул.

— Садитесь за стол, — Огонёк кивнул головой на небольшой квадратный стол, стоявший справа от нас. Мы с Петровичем послушались, благо, у нас были табуретки — мы с ним сами их мастерили. — Не так давно, — начал Серёжа, — со мной случилась одна странная штука. Но началась она просто: я уснул. Сплю, значит, и потом резко понимаю, — Гаргарьин поставил локти на стол, усевшись рядом, — что я, кажется, и не сплю уже, а стою. Передо мной здание, похожее на пирамиду: ну, знаете, массонскую. И вокруг все в таких серых, стальных цветах, будто дождь идёт, хотя никакого дождя и не было. И тут я понимаю, что одет в идеальный костюм-тройку. И люди идут туда-сюда мрачные и серьезные. Мне стало не по себе, и я открыл глаза. Какой-то частью сознания я понял, что это сон, но когда я открыл их, то не проснулся, как думал, а упал в беспамятство, похожее на полудрёму. А потом я открыл глаза снова и оказался в снежном лесу. Да, вы не ослышались. Воздух был идеально чистый: я даже почувствовал его на какое-то мгновение. Вокруг поднимались высоченные ели, укрытые ярким, блестящим снегом, стоял ясный день. Через какое-то время я вышел на крутой склон, откуда открывался вид на остальную часть леса: всюду виднелись горы, сверкающие под ярким солнцем. Никакой цивилизации, абсолютно. И я проснулся опять.

Огонёк замолчал. Мы с Петровичем снова переглянулись, затаив дыхание. Говорить ничего не стали. Каждый бармен знает, когда вопрос надо задать, а когда нет.

— Следующий сон был ярче, чем остальные, но таким же живым, — Серёжа задумчиво посмотрел в стену. — И в этих снах были вы, парни.

Он снова замолчал на полминутки, после чего продолжил:

— Это был бойцовский клуб. Наш, в который мы ходим. Он забит до отвала и не особо похож на себя. Да, всюду сигареты и дым, где-то мигает барная стойка, но люди на диком взводе, каждый напряжен так, будто на ринг сейчас выйдет он. Я стою у ограды ринга в углу. Ты, Петрович, в первом ряду. Я смотрю вокруг, не понимая, что вообще происходит, и тут замечаю бойцов. Один из них падает, расплескивая свою кровь на пол. А над ним ты, Ар. Кулаки в крови, весь в поту, орёшь так, что дрожат стены клуба. Толпа словно взрывается. А потом я просыпаюсь.

Наступила тишина. Мы с Петровичем в который раз переглянулись.

— Знаю, — Огонёк кашлянул. — Вы думаете, что мне приснилась пара ярких снов, я перед этим перебрал с пивом, или ещё что, но поймите, эти сны были настолько настоящими, что настоящее некуда. Вот как я с вами говорю — такие и сны были.

— Ну... — я почесал щетину, — знаешь, так тоже бывает. У тебя был, в конце концов, важный бой. Ты мог без проблем погибнуть. Пост-состояние стресса, или как его там. Мозг человека почти не изучен. Уверен, он и не такие фокусы может выкинуть.

— Да, но...

— Думаешь, это были не простые сны? — Петрович посмотрел на Огонька.

— Да.

Я скептично посмотрел на здоровяка.

— Петрович, ну ты-то куда тулишь?

— У меня тоже такое было, Арыч.

— И что?

— Мозг, как ты сказал, штука неизученная, а сны — они в мозге идут, скумекиваешь? Чисто если подумать, то они, мозги, могут такие штуки придумывать, что и представить нельзя.

— На то они и придумывают, Петрович.

Петрович упрямо покачал головой.

— Я не знаю, — сказал он, — что означали первые два сна Огонька. Вообще без понятия. Но третий — он, возможно, показал нам будущее, Арыч.

— Совсем сбрендили. Оба, — ответил я. Увидев, что Серёжа открывает рот, добавил: — ну хорошо. Допустим, ты увидел будущее. Ты мне помогаешь на ринге, я навешиваю кому-то по щам. Да, ладно. И что? Мне что сделать? Перестать ходить в бойцовские клубы? Какой я урок должен вынести из этого?

Наступила тишина.

— Так и думал, — я поднялся из-за стола. — Не обижайтесь, ребят, это все очень увлекательно, но я не особо во все это верю. Мне тоже бывает разное снится, но с годами оно все реже и реже.

— Мой такой сон сбылся, кстати, — Петрович глянул на меня.

— Хорошо, Петрович, — я направился к выходу. — Надеюсь, это был приятный сон.

— Он был про ночь освобождения Люпена.

Я остановился.

— И он сбылся полностью?

— Да.

— Так или иначе, мы не можем управлять будущим. Нам дано лишь настоящее. Да и то, дано ли? Если так, надеюсь причина, почему мы оказались на тех местах, была какой-нибудь хорошей. На связи, Петрович. Доброй ночи, Серёж. Быстрого исцеления от ран.

— Доброй ночи, Ар.

***

Осень пришла неожиданно, хоть и ожидаемо. Первого сентября словно бы перещелкнуло — сразу же стало куда холоднее, чем было за день до этого и дальше температура уже не поднималась. Пришлось надевать на улицу толстовку или кофту, а чуть позже и вовсе осеннюю куртку. Я достал ту самую косуху, которую мы купили с Дедом и Зоей в торговом центре. «Все-таки хорошая вещь, — думал иногда я, — в меру теплая и выглядит хорошо».

— Странную историю ты рассказал, — сказал Дед, поставив пустой бокал на стол. Некоторое время назад в нем был квас. В моём тоже. Мы сидели в небольшом баре и пили хлебный на розлив. На улице стоял вечер. — Но доля правды в их словах есть. Мозг — он всё может. Но я тоже отношусь к этому скептично.

— Вот и я о том, — я посмотрел на улицу, где постепенно темнело, а прохладный ветер играл с ещё зелёной, но потихоньку желтеющей листвой. Сила августа ещё теплилась в листьях. — Какое, блин, будущее? Мне и от прошлого противно, а они начни мне будущее рассказывать. Бесстрашные люди.

— И тебе теперь, страшно?

— Страшно? — я задумался. — Нет, скорее я раздражён. Но раз ты толкуешь, что они могут быть правы, то мне и немного страшно тоже. Делать мне нечего, как драться в бойцовском клубе, — я неожиданно для себя рассмеялся. — Совсем же больше дел нет! Терять-то нечего, как ломать свои же кости за бабки!

— Тоже верно, — Дед отхлебнул из нового бокала кваса, который только что принесла официантка. Задумчиво прищурился. Я помолчал немного и сказал:

— Решил взглядом научиться лазеры пускать? Брось, ты же не Супермен.

— Да нет. Нет. Просто интересный сон. Все три сна.

Я пожал плечами.

— У меня тоже такой был.

Я чуть не выплюнул хлебный прямо в Деда.

— Вы сговорились все? Да мало ли какие сны бывают, Господи!

Дед не ответил. Я буравил его взглядом.

— Да, пожалуй, ты прав.

Дальше диалог зашёл про общепит, затем уже вовсе о другом и через некоторое время я покинул бар. Тут же пришлось поднять ворот повыше: холодный ветер встречал сегодня не очень дружелюбно. Москва постепенно затихала, погружаясь хоть и не в сон — этот город никогда не спит — но в более спокойное состояние, чем днём. Я решил пройти несколько станций. В метро спускаться пока не хотелось, как и тратить лишние деньги на такси.

Не знаю почему, но меня немного нервировал этот рассказ Огонька про сны, как и заявления Петровича с Дедом о том, что у них тоже что-то такое было. У всех было, у меня не было. Как так? Нет, у Зои тоже не было. Ну, ладно. Как она там? Уже должна быть дома. Неожиданно мне захотелось поскорее очутиться рядом с ней, вдали от тёмных холодных улиц, метро с его бесконечным людским потоком, неоновых вывесок и высоких фонарей, льющих на меня свой холодный, безжизненный свет.

Тут неожиданно кто-то толкнул меня плечом в плечо, и я вырвался из своих мыслей.

— Извините, — сказала женщина. Она была чуть ниже меня, блондинка, и глаза у неё были зелёные. — Совсем уже не смотрю, куда иду.

— Ничего, — буркнул я. — Вы извините. Я задумался просто.

— Аа, — ответила она, с интересом на меня посмотрев. — Но выглядите не очень.

— В смысле?

— Ну, мрачно. Так-то вы ничего.

— Аа. Да, спасибо. Да.

— Вы так не загоняйтесь, — блондинка чуть улыбнулась и меня удивило, что у блондинок могут быть настолько зелёные глаза. — Чтобы ни было, всё будет так, как будет. Не знаю, хорошо это или плохо, но, думаю, так должно быть.