«Ну да, конечно. Это мы-то оккупанты». Нужно было что-то делать. Вот только что?

— Надо идти к ним, — Тартас подвигал мощными плечами. — И попытаться отбить наших.

— Прямо во враг толпе? — Диккер хмыкнул.

— Других вариантов не вижу.

— Надо устроить диверсию, — предложил я. — Отвлечь толпу.

— Хуерсию, — Хорнет взял пистолет и прицелился в одного из противников, находящихся прямо у эшафота. — Ничего мы с этими пукалками не сделаем. Но попытаться можно.

— Хорнет, давай-ка мы сначала хорошо обдумаем...

Договорить я не успел. Тут толпа под балконом взревела пуще прежнего. Мы поискали причину бурных оваций и достаточно скоро её нашли. Теперь всё встало на свои места.

Иокир Мейгбун выглядел как смесь Брэда Питта и Гая Пирса. Светлые, чуть отросшие волосы, достаточно высокий, хотя и не слишком. В том, что глаза у него были светлые, я был уверен и так, хотя отсюда не было особо видно. В руках он что-то держал. А когда заговорил, стало ясно, что это был микрофон.

— Надо же... — Английский язык. Пауза. Улюлюканье толпы. — Сколько вас здесь собралось, — даже в голосе красавца-нациста слышалась улыбка. — Прямо-таки неожиданный сюрприз, — Иокир кратко посмеялся. Одет он был в абсолютно черную, красивую форму с какими-то серебряными символами на плечах. Позже я узнал, что это были изображения волчьих, ощеренных морд. На шее находился то ли синий шарф, то ли шейный платок. — Ни для никого не секрет, мои дорогие, что сегодня мы здесь для того, чтобы казнить нескольких придурков, решивших, что они смогут победить нас. Нашу идею. Нас, участников Великого Северного Трио. Нас! — Это «нас» он выкрикнул. — Истинных, коренных норвежцев, с честью и достоинством защищающих свою историю и свой мир.

Люди послушно соглашались с каждым его словом. Где-то даже мелькали плакаты. Плакаты добавляли этому недо-шоу еще больше безумия.

— Но разве нас... — Снова улыбка в голосе. — Я прямо представил, как сверкают его идеальные, белые зубы. — Можно победить?

Толпа единодушно заявила, что сделать это невозможно.

Я закрыл глаза. Ситуация оказалась гораздо сложнее, чем мы ожидали. И казалась абсолютно безвыходной.

— Сегодня, — сильный голос Мейгбуна гремел, наверное, на весь Омессун, — мы покажем захватчикам, что будет с теми, кто снова попытается проникнуть на территорию Норвегии. Или Швеции. Или Финляндии, — нацист ходил взад-вперед перед стоявшими на коленях пленниками. Тут из-за серых туч выглянуло солнце, и мне показалось, что даже оно отражается в сияющих берцах Мейгбуна.

Тут он остановился. На эшафот поднялся один из людей в форме с каким-то длинным свёртком в руках и протянул его лидеру норвежцев. Тот через несколько секунд вытащил это что-то наружу. Оно буквально засияло в блеклом, солнечном свете.

— Что это? — Диккер прищурился, вглядываясь. Я сделал тоже самое.

— Лом, — Тартас сплюнул.

— Не лом, — голос у Хорнета был тихий. — Монтировка. Кажется, из чистого серебра. Только нижняя часть острая, как кол.

Мейгбун поднял монтировку вверх. А затем сказал:

— Ну что, начнём?

Толпа взревела. Я почувствовал, как напрягаются мышцы моего тела. Нацист подошёл к одному из пленников, которого я не знал.

— Хочешь что-нибудь сказать перед смертью?

Пленник ничего не говорил.

— Может быть, ты хочешь извинится перед норвежским народом?

Человек на коленях сплюнул прямо на блестящие берцы Мейгбуна. Мейгбун рассмеялся, поднесу к своему лицу ладонь. Повернулся к толпе, кричащей, чтобы он прикончил оккупанта. А затем кинул микрофон куда-то в центр площади, резко развернулся, и, замахнувшись сверкнувшей монтировкой, обрушил удар прямо на голову сидящего слева от пленника Геркулеса. Здоровяк, как подкошенный, упал лицом вниз. Через секунду он попытался встать. Скованные руки не позволили ему это сделать. А потом на его голову обрушился следующий удар. И следующий, а затем еще, пока от его головы не осталось ничего, кроме нескольких кусков мяса в луже крови.

Толпа напоминала собой бушующее море, точно такое же, что раскинулось неподалеку отсюда. Мейгбун, выпрямившись, взмахнул окровавленной монтировкой. Кусочки мозгов Геркулеса полетели в толпу.

Хорнет резко поднял пистолет.

— Хорнет, стой!

В следующее мгновение произошло сразу несколько вещей. Во-первых, Хорнет нажал на спусковой крючок. Пуля блондина с серебряными наплечниками не настигла — однако он все равно резко пригнулся. Только не от грохота выстрела, его никто не услышал. От резко спикировавшего где-то над нашими головами боевого самолёта, устремившегося вниз. Пулемёты застрекотали, превращая толпу в кровавое месиво. А потом начались взрывы. Со всех сторон. Омессун начали штурмовать.

Пол затрясся. Стеклянная люстра задребезжала так, будто началось землетрясение. В одно мгновение город превратился в ад.

— Надо освободить их, — Хорнет бросился обратно из дома. — Пока этот придурок остальных не прикончил!

Мы тут же бросились за ним.

Улица. Шум. Давление. Стрельба. Где свои, где чужие, было непонятно. Пробиваемся сквозь толпу гражданских, которые и сами не знали, куда они бегут. Раз — впереди выскочил норвежец-нацист. Ручной пулемёт поднялся вверх.

Громыхнуло. Пуля вошла противнику в лоб. Я и не знал, что Диккер может настолько быстро стрелять. А еще я не помнил, где он успел взять пулемет. Тартас забрал оружие и мы побежали дальше. Над головой снова спикировал самолёт. Только на этот раз другой... Мир утонул в крови, огне, и пороховом дыму.

— Парни! — Ветрогон выскочил прямо перед нами. Глаз у капитана был подбит.

— Кэп! Где остальные?

— Не знаю. Первый самолёт разрушил эшафот и нас всех разделило.

— Что делать будем?

— Пробиваться к южным воротам! — капитан кивнул в нужную сторону. — Точка сбора там. У вас оружие есть?

Тартас кинул ему свой пистолет.

— Тогда вперёд! Сильно не разделяйтесь!

И мы двинулись к южным воротам. Однако единственное, и, казалось бы, простое указание Ветрогона выполнить не удалось. Толпа достаточно быстро разделила нас.

— Хорнет! Диккер!

Я споткнулся. Поднялся. Пошел дальше, стараясь не сбиваться с указанного капитаном направления. А потом люди разом словно расступились и впереди оказалось небольшое пространство, в котором время будто замерло. Или, может быть, оно действительно замерло.

Светлые волосы растрепались. Чёрная форма, сидевшая до того идеально, была вся в пыли и грязи. Одного волка на плече не было. На земле лежал Кино. Несколько ударов он уже получил — и посмотрел на меня налитыми кровью глазами. Подняться не мог. Монтировка уже пробила несколько костей.

Мейгбун тоже посмотрел на меня. И по форме понял, что я не свой. А затем время замерло повторно.

Я бросился на него. Скорость. Сила столкновения. Гравитация. Мы полетели, с грохотом распластавшись по земле.

— Ещё один придурок, — сказал, усмехнувшись белоснежными зубами, Мейгбун. Синий шейный платок развевался на ветру. — Что вам, вшивым грязнокровкам, здесь надо? — Монтировка уже была у него в руках.

Я встал. Попытался нашарить пистолет в кобуре, но его там, естественно, не оказалось. Блондин хмыкнул.

— Умрёшь ради желтопузого азиатишки? — Он снова подошёл к лежачему Кино. — Стоит он того?

Я не ответил. Просто снова побежал на него. Но в этот раз он среагировал иначе и ударил плашмя — наотмашь, словно битой. Удар пришелся точно под дых. Не почувствовать, как треснули несколько рёбер, было невозможно. Я упал в пыль и какое-то железо. Кто-то пробежал по моей спине и я застонал.

Мейгбун снова хмыкнул.

— А ты ничего, приятель, — он присел на корточки рядом. — Боевой, это похвально. Но Чистая кровь всегда побеждает грязную, — он сделал будто бы грустное лицо. А затем улыбнулся так, будто все было просто замечательно. — Но ничего, вся жизнь — это большое разочарование. Наблюдай, — нацист встал и лёгкой походкой подошёл к Кино. А затем поднял вверх монтировку и с громким хрустом проломил ему череп.