Нет. Нет. Нет.
Это не имело смысла. Это просто не могло иметь смысла.
Пальцы Люциана Морелли — ЛЮЦИАНА МОРЕЛЛИ — оказались во мне на бал-маскараде в честь моей сестры.
Как этот чертов мир повернулся так, что пальцы Люциана Морелли оказались во мне на бал-маскараде в честь моей сестры?
Теперь он — мертвец. Теперь мы оба мертвецы. Черт. ЧЕРТ.
Моя голова кружилась, живот крутило так, что меня бы вырвало, если внутри было бы что-нибудь еще кроме шампанского.
— Как тебе удалось пробраться сюда? — задала я вопрос, но даже на пике мощнейшего шторма, развернувшегося вокруг меня, моему телу было плевать на ответ. Оно думало только о нем.
Несмотря на головокружение и тошноту, моя плоть жила по своим законам, действиями показывая желание большего. Мои чувства кричали, я нуждалась в нем. Нуждалась в мужчине, который бы, наконец, сделал меня своей. Наконец.
Но этим мужчиной не мог стать он.
Пожалуйста, боже, нет.
Им не мог стать Люциан Морелли.
Он раздвинул мои бедра шире и поднял меня выше по стене, ни капельки не испытывая чувства страха. Даже в этот момент, точно зная, на что я способна, несмотря на охрану вокруг нас, он не колебался. Не стеснялся. Плевать хотел на все, что я произносила.
Стало очевидно, что Люциан Морелли ничего не боялся. Этот мужчина оказался дьяволом, который правит преисподней.
— Я попадаю туда, куда хочу и когда хочу, — сказал он, и я в этом не сомневалась.
Я выдала свою речь:
— Если я расскажу хоть единой душе, что ты здесь, тебе не удастся выбраться отсюда живым. Ты же это понимаешь, да? Ты дурак.
Он ответил мгновенно.
— Если бы я хоть на секунду подумал, что ты кому-то об этом расскажешь, ты бы была уже мертва, дорогая.
Морелли мог бы свернуть мне шею, не вынимая из меня пальцев, и я знала об этом. Ему бы удалось выбраться с вражеской территории еще до того, как кто-нибудь заметил мое отсутствие. Хотя никто особо и не волновался бы, если бы я пропала — скорее всего, мама даже была бы благодарна. Она бы подняла бокал шампанского за мою смерть, пока никто не видел.
Не будучи накаченной кокаином и шампанским, я бы окаменела на месте. Мышка в лапах Люциана Морелли — главы всего клана Морелли с тех пор, как отец передал ему бразды правления.
Он был зверем. Злобным зверем. Который каждый день своей жизни посвящал стремлению разрушить мою семью. Клятва, данная на крови.
Возможно, мне выпала честь стать следующей несчастной маленькой жертвой его миссии.
Возможно, меня это даже не волновало. Возможно, для меня это стало бы благословением. Желанным так долго, как существовал мир.
Я разрывалась между криком о помощи и принятием своего положения — игрушка в его объятиях. Потому что, возможно, я, наконец, узнала бы, каково это почувствовать в себе член до того, как сделаю свой последний вдох.
Именно в этот момент громче остального во мне заговорил кокаин. Именно в этот момент кокаин, мое учащенное дыхание и покалывание между ног засмеялись надо мной и сказали, что я сама пожелала быть игрушкой в объятиях Люциана Морелли.
И я сделала это.
Развела шире ноги для дьявола, устроившегося между ними, и поцеловала его. Я поцеловала его и надеялась, что он сделает мне больно. Надеялась, что он сделает мой первый раз таким, чтобы я вечно боялась повторения этого действия. Особенно, если мое «вечно» не продлится так уж и долго.
Монстр прижал мои запястья к стене над головой.
Да. Сделай это.
Я улыбнулась ему, мои губы распухли после его укусов. Я чувствовала себя шлюхой и разговаривала подобно ей.
— Трахни меня, — шептала я. — Покажи, каким дерзким можешь быть, Морелли, и трахни меня.
Он вонзил свои пальцы еще глубже, и его ухмылка приобрела такой зловещий оттенок, что могла сжечь солнце.
— Ну, ну, ну, — произнес он. — Я бы никогда не подумал, что Илэйн Константин окажется девственницей.
Мой желудок сжался. Буквально сжался.
Как он это понял? Как, мать вашу, он смог это понять? Неужели было настолько очевидно, что я маленькая глупенькая девочка, которая никогда не принимала в себя член?
Вероятно, да. Вероятно, я оказалась куском дерьма в его куче.
Одно было понятно наверняка — даже если он не был уверен точно, то румянец на моих щеках подтвердил его правоту.
Я была девственницей.
Безнадежной девственницей, жаждавшей прикосновений. Действий. Грубого секса до боли.
От причинения боли самой себе меня могло спасти только одно — человек, который сделает это за меня.
— Сделай это, — шипела я. — Покажи мне, какой ты плохой мальчик, и трахни меня, Морелли. Трахни меня и умри за это.
Он бы сделал это. Я знала, что сделал бы. Потому что видела неприкрытое желание в его глазах, сосредоточенных на моих, пока тот спускал мои трусики вниз по бедрам. Я бы потеряла свою девственность у стены в туалете с задранным до пояса платьем и была бы благодарна за это.
Но у Люциана Морелли не было шанса.
Нас обоих привел в чувства стук в дверь и звуки шагов. Мужских шагов. Приближающихся шагов.
— Илэйн? Ты здесь? Твой клатч валялся на полу снаружи, ты разума лишилась?
Люциан молчал, как и я. Наши лица разделяли считанные сантиметры, дыхание было прерывистым.
— Илэйн?! Ты здесь? Серьезно, какого черта ты думала? Твоя мама не на шутку взбесится. По меньшей мере, бери свой кокаин с собой, когда хочешь поссать.
О нет.
Нет.
Это был Сайлас. Мой кузен и один из немногих, кого я считала близким человеком.
Мой кузен ворвался в туалетную комнату без секундного промедления, застав меня прямо в объятиях заклятого врага нашей семьи. Даже будучи прижатой мужчиной, я не могла скрыть того, как нуждалась в нем. Это было очевидно.
Стыд стал превосходить все мои истерзанные эмоции, когда Сайлас отшатнулся, широко открыв рот.
Люциан опустил меня на ноги и уставился на него, даже не занервничав.
— Ты труп, — прошипел Сайлас и указал на него пальцем. — Ты мертвец, Морелли. Ты никогда не выберешься отсюда живым.
Люциан усмехнулся, наклонившись, чтобы поднять свою маску.
— Если я сегодня умру, Рузвельт, весь ваш мир рухнет за считанные дни. — Он засмеялся и сделал шаг в его сторону, произнеся «бум» и изобразив руками взрыв.
Наконец, я пришла в себя.
— ИДИ! — взвизгнула я и толкнула его в спину. — Убирайся отсюда!
Сайлас молчал, понимая — монстр говорил правду. Как бы ему не было тяжело это признать, но Люциан Морелли был прав. Если бы старшего сына семьи Морелли убили на вечеринке по случаю Дня Рождения Тинсли Константин, ей бы первой перерезали горло.
Тинсли, а затем мне.
Хотя, опять же, это могло стать черным подарком судьбы.
Наши семьи враждовали на протяжении десятилетий, миллиардеры убивали друг друга ради веселья, все это время мы проливали кровь друг друга. Моей семье лучше, чем его, удавалось скрывать коррупцию от мира — умнее и культурнее, но это было неважно. Мы все были повязаны одними путами жестокости и криминала, добывая богатство и власть любой ценой.
Наркотики, оружие, торговля людьми, аферы… неважно что. Мы все погрязли в этом по уши.
Никто не чувствовал разницы, кроме нас, конечно: полиция и судебные органы принадлежали нам, что давало чувство вседозволенности.
— Свали отсюда, Морелли! — вновь прорычал Сайлас, и Люциан засмеялся, надевая маску.
— Я все равно уже собирался уходить, — ответил монстр моему кузену и, проходя мимо, хлопнул его по плечу. — Это место — просто посмешище. Ваша вечеринка отлично ему соответствует.
На этот счет он тоже оказался прав. Вечеринка была посмешищем. Притворные идиоты пели под одни и те же идиотские мелодии. В нашем мире никому ни до кого не было дела.
Я еще раз взглянула на этого монстра, впитывая его образ в свете освещения туалетной комнаты.
Хотя этим мужчиной оказался Люциан Морелли, и я ненавидела его всеми фибрами своей души, он был чертовски красив. Черты лица казались простыми, но мужественными. Линии скул были высечены словно у статуи.