Сандра смотрела на Марко с вызовом, но он лишь усмехнулся, поняв, что она просто затеяла другую игру.

— Глупо сейчас поступаешь и ты, — тише, интимнее продолжила Сандра, словно делилась большим секретом. Коснувшись его куртки, она смахнула невидимые пылинки, продолжая смотреть исключительно в глаза, словно пытаясь взглядом дотянуться до души. Околдовать ее.

— И в чем же моя глупость? — с интересом спросил Марко.

— Она, — сразу ответила Сандра, с вызовом смотря на него.

— Лукреция?

— Зачем тебе женщина, которой помыкал даже такой слизняк, как Витторио?

Марко чувствовал, что Сандра пыталась вывести его на эмоции, но не понимал зачем ей это. До конца не понимал, какая именно конечная цель у этого предложения.

— Без тебя и твоих советов он бы так далеко не зашел, — парировал Марко.

Сандра победно улыбнулась. Взгляд стал более хитрым. В совокупности с грациозными движениями и медными волосами она стала напоминать лису, которая плела очередную интригу.

— Мы могли бы получить этот город без Витторио, — продолжила Сандра. — Если тебе нужно жениться на ней, то твое дело. Я понимаю договорные браки, но ты действительно так хочешь ее?

Услышав вопрос, Марко даже усмехнулся, договорив про себя «хочешь больше меня?».

— Хочу, — уверенно произнес он и, заметив во взгляде Сандры тень разочарования, продолжил: — Ты разбираешься в современном искусстве?

Сандра презрительно хмыкнула и как будто бы сильнее зацепилась за него взглядом, боясь упустить что-то важное.

— Оно переоценено в целом. А вся эта современная мазня — особенно, — спокойно ответила она.

— Не скажу так категорично про искусство как явление, но согласен с твоим мнением о современном. Порой Лукреция что-то рассказывает. Большую часть из этого я не понимаю и не хочу понимать, но бывают интересные факты. И пара мне понравилась особенно. Я поделюсь с тобой одним.

Сандра скептически приподняла брови, Марко сделал паузу, давая ей обдумать услышанное, а затем медленно, с расстановкой продолжил:

— Вся эта мазня — результат того, что людям пришлось быть честными с самими собой. Они перестали верить во что-то мифичное, взглянули на реальность. И им понадобился способ это как-то пережить. Думаю, ты знаешь историю и представляешь, каким сложным был двадцатый век. И мне нравится способность людей принять это. Изменения неизбежны, часто внезапны. Старое уходит, новое приходит. И пусть что-то кажется нам сначала слишком радикальным или непонятным, все со временем встает на свои места.

Сандра не менялась в лице, со скукой во взгляде слушая его, но Марко и не пытался как-то впечатлить ее. Единственной целью для него стало, чтобы в последние секунды жизни она понимала, почему это произошло. О чем он думал.

— И возвращаясь к Лукреции, мне нравится, что она смотрит на мир иначе. Ты же, Сандра, как я. Мы оба видим цель, идем к ней, получаем что хотим и кого хотим. И я хочу рядом с собой не спарринг-партнера, а жену. Женщину, которая будет заниматься чем-то своим, которой особо не интересы политика, дела Неаполя, но с которой можно это обсудить. Что-то сказать, посмотреть на события с другой стороны. Другим взглядом, отличным от моего. Даже бесстрастно. Главное ваше отличие — это отношение к власти. Лукреция родилась с ней. Она может выйти за меня, может за кого-то еще, может вообще оставаться незамужней. Она будет у нее в любом случае по праву рождения. И она это знает. Ей не нужно увеличивать ее, доказывать, бороться. Ты же акула, готовая загрызть любого ради этого.

— И тебя это не заводит? — тише спросила Сандра. И хоть фраза, наверное, задумывалась вопросом, прозвучала скорее утверждением. Чувственным. Твердым. Убежденным.

Глупо было отрицать, что Сандра — шикарная женщина, знающая это. Умная. Властная. Возбуждающая. Глупо было отрицать, что, возможно, между ними и что-то могло бы быть в другое время. В другом месте.

Но сейчас Марко лишь ее поцеловал. Они стояли все еще очень близко. Все еще чувствовали близость друг друга. Впившись в ее губы, он не ожидал, что сделает это с таким желанием. Сандра приоткрыла рот, он углубил поцелуй, схватив ее за талию и прижав ближе к себе.

Даже тот факт, что это был иль бацо де ля морте — поцелуй смерти, не отменял возможность сделать его приятным.

Лукреции было не по себе от того, что такой энергичный и шумный мужчина, как Исайя, затих. Казалось, что от страха он потерял часть своей души, и с ужасом ждал дальнейших новостей, не замечая ничего вокруг.

Они молча ехали обратно в больницу уже минут десять, и за это время она не услышала от него ничего. Только Ромола тихо молилась, перебирая четки. И что-то в ее тихой интонации пугало Лукрецию еще больше. Казалось, что вокруг нее смерть. Что воздух буквально пропитан запахом сырой земли, металла и лилий, которые всегда несли на похороны.

Хотелось что-то сказать, как-то поддержать, но ничего не приходило в голову. Да и что она может сказать в такой ситуации?

— Если понадобится финансовая поддержка на лечение, то она у вас будет. Об этом не переживайте, — заговорила Лукреция, найдя, что можно пообещать, что пока находится в ее власти.

Исайя благодарно кивнул, Ромола начала молиться еще более убежденно. Лукреция перестала придумывать слова поддержки. Супруги Томазза знали, какой жизнью жил их племянник и наверняка понимали, что рано или поздно подобное может произойти. И страшное случилось, проверяя их на прочность. И тут она ничего не может предложить.

Когда они вернулись в больницу, то операция еще шла. Ромола скрылась в часовне, Лукреция осталась сидеть с Исайей в комнате ожидания. Смотря на поникшего старика, она снова вспомнила слова Дарио.

— Могу я спросить кое-что? — осторожно уточнила Лукреция.

— Конечно, синьорина Монтенелли, — кивнул Исайя.

Разглядев его встревоженное лицо ближе, Лукреция почувствовала, как у нее защемило в груди. Глаза Исайи будто бы утратили цвет, как и кожа. Даже пышные усы с проседью как будто бы обвисли.

— Лукреция, — мягко поправила она и учтивее продолжила: — Когда я наклонилась к Дарио, то он бормотал что-то про граниту. Вам это о чем-то говорит? Или он просто начал уже бредить?

Исайя тяжело вздохнул. На морщинистом лице, в уголке глаза, появилась слеза, которая вскоре покатилась по щеке, после чего затерялась в усах.

— И да, и нет, — заговорил Исайя. Его голос показался чужим. Тихим. Просевшим. Смотря на него, Лукреция подумала, что гибель племянника он не переживет, и снова почувствовала удушающее бессилие от того, что такие важные вещи не поддаются человеческой власти. Сначала Нико, теперь Дарио. От мысли «кто же будет следующим» пронесся холодок по коже. Как и от осознания, что этот следующий точно будет. — Дарио хотел отомстить убийце его сводной сестры. Поиск информации привел его на Сицилию. И там с ним произошло что-то хорошее. Он не рассказывал, но это видно. Его лицо меняется, когда он вспоминает об этом. Наверное, поэтому не хочет и говорить, — Исайя приложил руку к сердцу. — Это что-то у него там. И он не хочет выносить даже часть этого в наш грязный мир. Что-то сокровенное. Что он оставил ради мщения.

Исайя тяжело вздохнул, словно все трудности, вся боль такого решения перешли и к нему вместе с рассказом. Лукреция молчала, понимая, что это не все, что ему надо дать время, чтобы собрать мысли и продолжить. Терпеливо ожидая этого, она положила руку на его ладонь и несильно сжала ее.

— У его выбора были и другие последствия. Но дон Марко подарил ему второй шанс, — с большей горечью продолжил Исайя. — Но судьбу не обманешь. Что Дарио не получил благодаря освобождению дона Марко, то он получил сейчас. И, святая дева Мария, — перекрестившись, обратился Исайя, — прошу сжалиться над его грешной душой. Ты видишь, что в душе он неплохой человек.

Исайя сорвался на плач. Лукреция почувствовала ком в горле и обняла Исайю. Его тучная фигура как будто бы растекалась в ее объятиях, от чего захотелось обнять его еще крепче.