Марко указал Лукреции и Сандре на кресла, стоящие перед столом, а сам присел на край столешницы, собирая мысли, чтобы с первого раза сказать все четко и максимально понятно.

— Как я говорил обеим из вас, у нас проблемы с журналистами, — начал Марко, внимательно следя за реакцией на свои слова. — Мои люди с этим разбираются, но и нам не нужно давать лишний повод для сплетен. Скоро выйдет статья, где вспомнят работу Витторио в ратуше. Путь к кандидату. Волонтерство Лукреции. Дальше все это собираются показывать в грязном русле, поэтому нам следует держать лицо. Показать, что между супругой нашего кандидата и молодой помощницей нет никаких обид и ссор. Напротив, теплая дружба.

Сандра хмыкнула. Лукреция приподняла брови. Марко и самому казалось все сюром, но такова политика. Ему снова вспомнилась пьеса «Сон в летнюю ночь». Все любили не тех, все делали не то. Чары руководили людьми, порой делая ситуацию опасной, а лесной лабиринт казался театром абсурда.

— В музее будет мероприятие. Вы все будете там. И вы обе как добрые подруги.

Марко произнес максимально твердо. Почти приказным тоном. Лукреция и Сандра молчали. Первая понимала, что это часть ее работы на семью, вторая — желала быть женой мэра. Наверное, поэтому не было никаких комментариев. Поэтому его слова были встречены кивками. Но Марко смотрел на Лукрецию и Сандру и понимал, насколько их безоговорочное послушание обманчиво.

Лукреция чувствовала себя дурно. Август в Неаполе быть чуть менее жарким, чем июль, но все равно невыносимым. Казалось, что температура в городе хочет добить ее, наказать за то, что она позволила отношениям с Витторио так далеко зайти. Неаполь казался ее личным котлом в аду, в котором она горела за свои грехи. Медленно сгорала и от страсти, и в наказание за нее.

Совесть внутри кричала, что она поступала неправильно. Но долго избегать Витторио не получалось. Как сильно она пыталась не оставаться с ним наедине, он искал предлоги, чтобы они оказались вдвоем. И противостоять этому было бы проще, не тяни ее к нему.

Улыбчивый, доброжелательный Витторио казался солнцем. Теплым, согревающим, ласковым. Хотелось прижаться к его груди, почувствовать, как длинные пальцы скользят сквозь волосы, поглаживая ее, как чувственные губы целуют шею, плечи, ключицу, постепенно спускаясь все ниже.

Но как Икар увлекся полетом, позабыв наставления отца, она увлеклась Витторио. Интуиция подсказывала, что это лишь вопрос времени, когда она подлетит к солнцу слишком близко, потеряет крылья и рухнет вниз, но уже ничего не делала, чтобы это избежать.

— Когда ты пригласила меня на завтрак, Лу, то я ожидал не этого…

Голос Нико даже напугал Лукрецию. Вздрогнув, она сжала кулаки сильнее и вспомнила, что сжимала вешалки с платьями, а брат у нее в гостях.

— Напомню тебе, что я священник, а не стилист… Для этого могла бы пригласить маму. Она бы не была против помочь тебе выбрать платье на открытие музея.

От мысли, что мать окажется у нее дома, Лукреция почувствовала холодок по коже. Казалось, что квартира бережно хранила все воспоминания о ее отношениях с Витторио. Лукреция осматривала спальню и, словно в кино, видела, как они занимались сексом у нее в постели. Как, оказываясь сверху на Витторио, она любовалась его телом, напоминающим «Давида» Микеланджело. Как делала наброски с обнаженным Витторио, ругалась на него и при этом смеялась, стоило ему шевельнуться и начать дурачиться.

Казалось, что, как все эти картины возникали перед ней, они возникнут и перед матерью, которая роман с женатым мужчиной точно не одобрит.

— Но я же тебя кормлю за это, — в свою защиту сказала Лукреция. — Сварила тебе кофе, сходила за чамбеллой. С апельсинами. Как ты любишь.

— За это спасибо, — поблагодарил Нико.

— И мама бы стала расспрашивать о Марко. А я этого не хочу, — призналась Лукреция, по очереди прикладывая к себе два платья. — Это или это? Хочу выглядеть элегантно, но в меру сексуально.

Ей снова вспомнилась Сандра — одна из самых роскошных женщин, которых Лукреции довелось видеть. Витторио говорил, что это типичный политический союз. У него было все, чтобы стать мэром: чистая репутация, ум, желание, располагающая внешность и добрая улыбка, которой верили люди. У нее — уважаемая обеспеченная семья, которой не хватало лишь политического влияния, и все знания и навыки, чтобы выжить в светской среде любого уровня.

Критерии, по которым Витторио подходила и Лукреция, не занимайся ее семья организованной преступностью.

— Нуу…

Нико даже перестал жевать, смотря на платья. От того, как он растерялся, Лукреция искренне улыбнулась. Он напомнил ей героя из мультфильмов «Дисней». Большие карие глаза, пушистые длинные ресницы, ямочки на щеках, мягкие черты лица и черные кудрявые волосы. Нико определенно был красавцем. Он сидел перед ней в черном брючном костюме, закрывающем все тело, но все равно можно было оценить складность его фигуры, высокий рост, широкие плечи. Если бы не белая колоратка, то, наверное, и сама Лукреция забыла бы, что перед ней падре, искренне преданный делу в свои всего-то двадцать восемь лет.

— Черное, мне кажется, слишком открытое для музея. Наверное, лучше то… темно-красное…

— Бордовое, — поправила Лукреция, смотря на платья.

Черное было восхитительным: длинное, по фигуре, две тонкие лямки были на плечах, а третья шла от груди за шею, проходя через открытую спину. Платье держалось на теле надежно, но создавало противоположный эффект.

Бордовое было скромнее. Тоже длинное, широкие лямки на плечах, скромные разрезы по бокам. Красиво, но не цепляло, как первое.

— Бордовое, — исправился Нико и, усмехнувшись, добавил: — В следующий раз приглашай маму. Рано или поздно, тебе все равно придется с ней говорить. Даже я заметил, что ты много общаешься с Марко в последнее время.

— Ты это заметил, потому что в церкви постоянно сплетничают, — ответила Лукреция, положила платья на кровать и села с ее другой стороны рядом с Нико.

Тяжелые мысли в голове вспыхнули с новой силой. Женатый Витторио, свободный Марко, которого она знала всю жизнь. Который был ей приятен во всех планах. Отношения с которым осчастливили бы всех. Наверное, даже ее.

— Ты в порядке, Лу? — Вопрос Нико снова вернул Лукрецию в реальность из плена собственных безрадостных мыслей. Не совершает ли она самоубийство, пытаясь познать солнце? Или это то, что ей надо прежде, чем она выйдет замуж за Марко или кого-то вроде него? — Что у тебя происходит?

«Сплю с женатым ставленником Марко и пытаюсь договориться с совестью», — про себя ответила Лукреция.

Она потянулась за чамбеллой и оторвала себе кусок. Как объяснить это Нико? Брат казался ей существом с другой планеты. С самого детства он был самый тихий, скромный. Просто жил в своем мирке, читая книги и ухаживая за лошадьми. Никто не удивился, когда он решил изучать богословие в «Папском Григореанском университете», а потом пошел в семинарию. Она даже не удивилась, когда он признался, что у него никогда не было секса. Физическая сторона чувств просто не вызывала у него интереса. Милый, застенчивый, добрый, всегда готовый помочь. Как будто бы Цветочка из «Бэмби» рисовали с него.

— Если не готова говорить, то все в порядке, — мягко продолжил Нико, — но я вижу, что тебя что-то гложет. Если хочешь поговорить, то я здесь. И это останется между нами.

Его голос звучал мягко, спокойно, словно укрывал одеялом. Лукреция смотрела в наполненные искренней заботой глаза брата и все отчетливее понимала, что Нико, возможно, единственный человек, которому она могла открыться и чувствовать себя в безопасности.

— Как тайна исповеди? — уточнила Лукреция.

— Предполагалось, что как разговор с братом, но если тебе будет спокойнее, то можешь исповедаться, — мягко заметил Нико. — Господь да будет в сердце твоём, чтобы искренно исповедовать свои грехи от последней исповеди…