Это они «обеспечивают в своей деятельности сохранность государственной и иной специально охраняемой законом тайны» (ст. 10, п. «О» Закона «О федеральных органах правительственной связи и информации»), пока сын их шефа и начальник ФЭУ часами беседуют с офицерами французских спецслужб.

(Отношения западных разведок и Монастырецкого требуют ещё отдельного расследования. Известно, например, что документы на управляющего офшорной фирмой «Бельвелдер Файненс» оформлял на него некий иностранный гражданин, высланный из СССР за шпионаж.

Незадолго же до ареста — знаю это наверняка, из источников в российских спецслужбах — Монастырецкий был взят в активную разработку немецким разведывательным ведомством БНД. И если бы не скорый арест, быть может, противник получил бы для себя много интересных сведений.

По крайней мере, в феврале 96-го Монастырецкий попытался сбежать в Германию по одному из своих многочисленных загранпаспортов (пять штук он сдал до этого), хотя и был официально предупрежден о том, что не имеет права покидать страну. К счастью, генерала вовремя остановили в Шереметьево-2.

Наводит на серьезнейшие размышления и ещё одна деталь: не так давно Главная военная прокуратура возбудила уголовное дело по статье 75 УК — разглашение государственной тайны. Речь идет о должностных лицах агентства.)

Так кто же ненавидит сотрудников ФАПСИ: автор этих строк или генеральный директор генерал Старовойтов?

Ответ очевиден.

Генерал Старовойтов, как и все сановные чиновники, очень любит апеллировать к закону. Мы-де живем по закону. Работаем в «рамках».

Что ж, будем бить врага его оружием — откроем закон «О федеральных органах правительственной связи и информации».

Статья 12, пункт 2:

«На службу в федеральные органы правительственной связи и информации принимаются граждане РФ, способные по своим ЛИЧНЫМ, МОРАЛЬНЫМ, ДЕЛОВЫМ И ПРОФЕССИОНАЛЬНЫМ качествам (…) выполнять задачи, поставленные перед этими органами». (Выделено мною. — А.Х.)

По-моему, совершенно очевидно: по своим «личным, моральным, деловым и профессиональным» качествам Старовойтов не имеет права работать в ФАПСИ. А уж тем более — возглавлять эту мощную, действенную спецслужбу.

С законом трудно спорить.

Александр Владимирович, как можно скорее напишите рапорт. (Пока ещё не поздно.) Не ради интересов дела (смешно бы было). Ради самого себя.

Конечно, я понимаю — нелегко расстаться с 600-м «мерседесом», лежбищем котиков и домашним молоком. После заоблачных вершин упасть на грешную землю.

Но уверяю вас, г-н Старовойтов: это ещё не самый плохой вариант. Если не верите, спросите у своего куратора, вице-премьера правительства Куликова.

«Матросская Тишина», которую почтил своим присутствием ваш друг и соратник гражданин Монастырецкий, находится, кажется, в его подчинении?

В день выхода моего материала ФАПСИ превратилось в растревоженный улей. Не только центральный аппарат (словно в добрые самиздатовские времена статью множили, ксерили, рассылали по регионам) — центры правительственной связи, слава богу, есть в каждой области.

Власть Старовойтова зиждилась на страхе. Это была мини-диктатура, когда за одно лишь неуважительное слово, за подобие вольнодумства людей безжалостно изгоняли из системы.

(Вспоминаю беспрецедентный по абсурдности случай: накануне юбилея ФАПСИ один из сотрудников агентства в соавторстве с профессором Академии ФСБ написал книжку «Радиошпионаж» — историю радиоразведки, где не было ни одного упоминания о Старовойтове. Гендиректор пришел в ярость и потребовал от военной прокуратуры возбудить уголовное дело: якобы авторы разглашают государственные секреты. И хотя ещё до выхода книжка была отрецензирована ФСБ и СВР, из продажи её изъяли, тираж опечатали, а сотрудника ФАПСИ понизили в должности. А все из-за старовойтовской мании величия.)

И вдруг империя эта начала рассыпаться, давать сбои. О каком страхе может идти речь, когда твой позор становится достоянием подчиненных…

Через пару недель мне позвонил один из руководителей московского правительства.

— Прошу тебя: встреться со Старовойтовым. Он готов с тобой объясниться.

Не без волнения входил я в штаб-квартиру ФАПСИ в Большом Кисельном. Такие же чувства испытывают, наверное, живодеры, приглашенные в зоопарк.

— Все это провокация! — Старовойтов смотрел мне прямо в глаза, не мигая. В этот момент был он похож на одного из героев картины Рембрандта «Возвращение блудного сына» — мудрый, всепрощающий старик, который открывает свои объятия для заблудшего мальчика. — Ерунда. С Ковалевым у нас нет никакой вражды, наоборот: мы — друзья. Хочешь, я прямо сейчас позвоню ему и он тебе подтвердит, что ко мне нет ни одной претензии?

— Мне нет никакого дела до ваших отношений с Ковалевым. — Я старался подавить усмешку. Всего три дня назад мы встречались с Ковалевым и он не скрывал своего удовольствия от статьи.

— Нет, хочешь я позвоню? — Старовойтов не успокаивался.

— Как угодно.

Гендиректор встал, прошелся по комнате отдыха.

— А вообще я тебе скажу, ты многого о Ковалеве не знаешь. Ты в курсе, например, что у него — сеть бензоколонок?

(«Вот негодяй! — Когда я передал „бензиновому королю“ слова Старовойтова, он пришел в негодование. — Ладно бы он только вам об этих колонках сказал. Так нет: ещё и премьеру, и главе администрации — кому только можно».)

— Вижу, не в курсе… А ведь мы могли бы тебе такие материалы давать… Твои друзья позавидуют! — Он кивнул в сторону окна, и хотя серого лубянского комплекса из его кабинета не видно, намек был более чем прозрачен…

Мы говорили со Старовойтовым долго — часа четыре, и когда я вышел от него, приемная была забита удивленными генералами. Никогда раньше гендиректор не проводил столько времени с какими-то там писаками.

Наверное, я поверил бы его словам — словам седого, умного человека с генеральскими погонами. Точнее, я почти поверил — ведь в хорошее всегда хочется верить больше, чем в плохое, — если бы не две мелочи. Те мелочи, на которых и проваливаются обычно наши разведчики за рубежом: когда, например, застегивают ширинку, уже выйдя из туалетной кабинки. Или когда начинают по-красноармейски, словно самокрутку, разминать в пальцах дорогую сигарету.

Об одной такой «мелочи» — «дружбе Старовойтова с Ковалевым» — вы уже знаете. О другой — узнаете сейчас, ибо вскоре после незабываемой встречи с гендиректором ФАПСИ я написал следующий материал. Он назывался:

— У тебя что, загиб матки? — Вопрос генерального директора ФАПСИ Александра Старовойтова прозвучал столь резко, что я невольно оторопел.

Еще совсем недавно этот уважаемый человек, действительный член Академии инженерных наук и Академии криптографии, профессор, доктор наук, заслуженный деятель науки и техники, вел себя со мной совершенно иначе. Был сама любезность и чуть ли не предлагал дружить домами.

Теперь же генерал-полковник словно переродился:

— Какие, на хрен, документы тебе отдать? Они все «грифованные»! Я не пресс-секретарь!

Страшно захотелось бросить телефонную трубку, но я сдержался:

— Александр Владимирович, странно видеть такую перемену. Раньше выражений типа «загиб матки» вы не употребляли.

— Ты чего? Обиделся, что ли? Вот чудак! Это ж я по-дружески. Когда с тобой официально ведешь себя — обижаешься. По-дружески — тоже не нравится… Все, что обещал, — сделаю. Я свое слово держу.

Видимо, дружба по-генеральски чем-то отличается от нормальной дружбы. Равно как и честное генеральское слово.

Слово генерала ФАПСИ не стоит ни копейки. В этом я имел возможность убедиться лично, познакомившись с генеральным директором Федерального агентства правительственной связи и информации при Президенте России Александром Владимировичем Старовойтовым.