— Как он сумел? — спрашивай Аркадий, глава рода Лазаревых. Степенный бородатый мужчина, он предпочитает обдумывать поступки до того, как их совершать. — Миша же пустышка. Ты сам так всегда его обзывал.

— Ему пррросто повезло, — рычит сын.

Аркадий же задумывается. Чтобы пустышка одолел усиленного мага? Это невозможно!

Но глава догадывается, в чем может быть дело. Всё же сын почившей сестры — не абы кто, а сам Романов. Уже давно глава хотел использовать мальчишку в будущем, как предмет торга. Когда-нибудь междоусобицы в стране поутихнут, и кто-нибудь из сильных родов захочет править всей разрозненной Империей. Новому властителю пригодилось бы родство с наследником свергнутой династии. Это послужит подтверждением законности права царствования.

— У Романовых своеобразная родовая магия душ, — бросает Аркадий.

— Причем здесь какие-то души, отец? — не понимает разъяренный сын.

— Слушай внимательно, — холодно приказывает глава, и Павел послушно смыкает губы. — Миша мог призвать чью-то мощную душу и воспользоваться ее силой в бою с тобой.

— Да он же гребаный читер! — не выдерживает Павел. — Прикажи убить его!

— Нельзя, он Романов, он ценен, — качает головой отец. — Но раз мальчишка пробудился и посмел кусать кормящую руку, отношение к нему станет соответствующее. Будем держать взаперти и впроголодь. Закроем его в подвале.

— Ну хотя бы так, — бурчит Павел.

— Бери отряд «бетта» и хватай пацана, — распоряжается глава. — Он поди засел в Калаче и боится носу показывать после того, что натворил с тобой.

— Да, наверняка, в этой деревне, — кивает Павел. — Дальше бензина в байке не хватит. Только зачем так много гвардейцев?

— Надо, — хмуро отрезает Аркадий, но решает пояснить. — Кто знает, чья душа сидит в пацане. Да и Морожовы вам могут попасться. Лучше иметь бойцов, чтоб отбиться.

— А что с Моржовыми? Они же покинули Калач?

— Должны были. Уже ночь прошла, как староста звонил и просил помощи. После этого тишина. Но Моржовы не будет оставаться в деревне. Позабирали девок и смылись. Эти сволочи, скорее всего, прикинуться, что их там не было. И жалобы в Совет не помогут: у нас нет доказательств — ни языка, ни видеосъемок. А потом снова устроят туда же рейд в конце сентября — уже отбирать урожай винограда и чая.

— И мы это простим? — сжимает здоровый кулак Павел.

— Дурак! Моржовы только и ждут чтоб мы цапнули их! Тогда такое в отместку устроят! Все поляжем! — хлопает по столу глава. — Так, хватит злить меня, иди за мальчишкой! Надеюсь, он живехонек и не попался Моржовым.

Просыпаюсь от солнца, светившего прямо в окно. Фух, духота. Климат здесь очень жаркий. В целом мне привычны субтропики. Раньше я в такие места устраивал походы: там хазар бил да греков осаждал, и «командировки» эти длились по полгода минимум.

Под боком у меня посапывает Люба. Хе. Вот же соня. Обхватила меня руками и ногами и прижалась голой грудью, чмокая во сне пухлыми губами, будто соску сосет. А вот Фроси рядышком нет. Но судя по вкусному аромату, доносящемуся с кухни, девушка изо всех сил старается угодить своему царю. Похвально-похвально.

Вскоре и она приходит — счастливо улыбающаяся, в фартуке на голое тело, с подносом в руках. А над ее головой парит Варяг. Маленький прожора уже щелкает чем-то в клюве.

Я тут же сажусь, не обращая внимания на недовольно застонавшую внучку старосты, и накидываюсь на угощение. Пирожки с фруктовой и сырной начинкой уходят на раз. Ох, вкуснота! Запиваю козьим молоком прямо из кувшина. Фрося с умилением смотрит, как я опустошаю поднос. Мне только в радость. Ведь обязанность царя — осчастливливать своих подданных, хе.

В дверь стучат, а потом с разрешения входят двое — Ерник с рыжей девушкой в шортиках и футболке. За спиной у девушки висит двустволка, на поясе прикручен тесак. Боевая особа, однако.

— Господин…кхе…кмх…- Староста давится словами, увидев разбуженную голую внучку, что села и прикрыла свои пышности простыней. Но старик берет себя в руки и продолжает: — Прибыли Лазаревы. Сам наследник с семью гвардейцами. Дозорная увидела, — кивает он на рыжую. — Думаю, приедут к моему дому, будут требовать тебя.

Наконец явились. Долго они что-то. Встаю, одеваюсь. Параллельно спрашиваю:

— Трупы Моржовых закопали?

— Да, Лазаревы их не увидят, — понял к чему вопрос старик. — Машины Моржовых тоже отвезли с площади.

Значит, Павлуша не узнает о моих навыках. А то, что «пустышка» ему морду набил и пальцы сломал, спишет, на неудачный день. Гвардейцев же, наверняка, отец к нему приставил, глава-то будет поумнее.

— Веди к гостям, подданный, — приказываю одевшись. — Фрося, Варяг на тебе.

— Поняла, — кивает девушка.

Ерник послушно шагает к своему дому, я за ним. Рыжая тоже увязалась с нами, то и дело поглядывает на меня. Но я свой мужской голод на сегодня утолил, так что к ней не присматриваюсь.

У крыльца мы ждем недолго. С ревом подъезжают два черных «тигра», мощные армейские внедорожники. Наружу выскакивают гвардейцы в черной экипировке и бронешлемах. Но без автоматов — оставляют оружие в машинах. Только двое держат сеткометы. Значит, будут брать живым. Мило.

Павлуша тоже здесь. Рука забинтована, рожа злая.

— Ну что, наотдыхался, выродок? — шипит наследник. — Всех сельских девчонок облапал? — бросает он яростный взгляд на стоящую в сторонке рыжую, которая вообще как бы ни причём. — Но теперь тебе должно быть страшно? Будешь просить пощады?

— Пощады? — из меня вырывается смешок. — Ты до сих пор не понял, с кем связался, ничтожество, — презрительно усмехаюсь и сплевываю. — Я свергал римских императоров и уничтожал восточные каганаты. В мою честь сложили тысячи сказаний о сражениях. Мне незнаком страх. Особенно перед жалким насильником, что не способен покорить сердце женщины словами. Ты не воин, ты жалкое истеричное примыкающее…

— Да он свихнулся! — Павла чуть не разрывает от желчи. — Тысячи сказаний! Вы слышали⁈ Поймайте его и сломайте щенку обе ноги…!

Он не успевает, договорить — я резво срываюсь с места. Подскок к первому гвардейцу, удар левой в печень, совмещенный с биокинетикой. Бойца сваливает, будто ураганом, и он катится под ноги товарищу с сеткометом. Тот спускает курок, прежде чем упасть.

Я резким пируэтом ухожу назад, еще в полете выстрелив тремя картами. Треск сломанных костей. А приземлившись, слышу первые вопли боли. Трое гвардейцев схватились за пронзенные руки. Червовые «двойка», «тройка» и «четверка» насквозь пробили ладони.

— Что⁈ Как, твою мать⁈ Хватайте этого щенка! — орет Павел и выпускает зигзаг пляшущей молнии. — Поджарься, выродок!

Уйти от его шальной бесприцельной атаки — раз плюнуть. Тут еще один сеткомет подоспел, но я как раз оказываюсь напротив Павла. Уклон, и наследника скручивает сеткой. А горе-стрелку дарю в благодарность бубновую шестерку — аккурат в плечо, чтобы пушку не смог держать.

Рывок к следующему, быстрая отработка связки в плечо и в челюсть. А пока он падает, швыряю две карты двум подбежавшим с разных сторону. Те ловят карты в колени и тут же приседают на одну ногу. А я резко пинаю одного в зубы, другому кидаю «короля» в бронешлем — плашмя. Будто булыжник метнул. Звонкий удар, и гвардейца вырубает.

Да, убивать никого не спешу. Ведь совсем скоро эти салаги будут служить мне. Когда их выпишут из лазарета.

Еще пара бросков, а также несколько подскоков и шустрых «двоек» — сейчас это про удары, а не про карты — весь отряд лежит в бессознанке. Кроме Павла. Порвав наконец сеть, он метнулся к «тигру». Спрятался за капот, выхватил пистолет. Но я метким броском крестового «туза» срубаю наследнику пальцы.

— А-а-а-а! — орет Павел, выронив пистолет.

На всякий случай, огибаю машину с другой стороны. А то еще шмальнет молнией. Но Павел как раз пытается беспалой рукой открыть дверцу, наверняка, чтобы запрыгнуть за руль и слинять. Не за автоматом же тянется. Куда он ему, пальцев нет, курок не спустить.