Трубецкой скидывает с себя пласты гранита и оглядывает экипировку мертвых убыхов.

— Клан Нестер? — удивляется глава Совета.

К нам подходят телохранители Трубецкого, Еремей и Витязь.

— Не кажется мне, что все так просто, Ваше благородие, — замечаю, а сам ищу внутренним зрением Заура. Я поручил ему сдаться одним из первых, но среди пленных молодого убыха нет.

Обнаруживается горец на земле посреди кучи трупов. Я подхожу к своему духовному рабу, оглядываю подстреленный живот. Тресни Навь! Ранение серьезное, черт. А раз не жилец, надо действовать быстро.

Сев на корточки, я сдираю маску с лица Заура. Он смотрит на меня вылупленными глазами.

— Говори, — шепчу. — По сценарию, — и уже громче. — Кто вы, мать твою⁈

На мой крик подходят Трубецкие с Моржовым и Богатыревым.

— Не убивайте и я скажу! — громко отвечает Заур через силу.

— Не убьем, — соглашаюсь. — Кто вы?

— Фират, — хрипит Заур. — Мы — клан Фират.

— Но у вас вышита эмблема Нестера, — замечает Трубецкой.

— Это обман, мы хотели подставить Нестера, — всхлипывает убых. — Фирату приказали уничтожить Моржовых и, по возможности, Трубецкого.

— Кто приказал⁈ — вскидывается глава Совета. — Скажи, и я достану тебе Целителя!

Он, сто процентов, лжет. Зауру жить от силы десять минут, а ближайший Целитель в сотне километров. Но эта ложь мне на руку.

— Говори! — требует Трубецкий. — Кто приказал⁈

— Воскр… — не договорив, Заур закрывает глаза и перестает дышать.

Я проверяю его пульс. Мертв. Тресни Навь! А ведь почти досказал! Шлюха-Судьба опять заигрывает со мной!

— Гхм, — глубоко задумывается Трубецкой, а потом поднимает взгляд на Еремея. — Пленных сразу везите в мое имение на Продольной, их допросом займутся мои дознаватели.

— Хорошо, — протягивает Моржов и бросает взгляд на меня.

Это не утаивается от Трубецкого.

— Кстати, кто ты такой, парень? — спрашивает глава Совета. — Герб Лазаревых, — он кивает на вышивку на плече Богатырева, — я узнал, но у тебя вышит странный грифон. Не помню такого.

Я поднимаюсь и, стянув балаклаву с лица, смотрю прямо в глаза удивленному Трубецкого.

— Лучше запомните, Ваше благородие, — усмехаюсь. — Потому что меня зовут Романов Михаил Федорович.

Он хмурится.

— Второй раз пересекаемся, Михаил. Что же тебя и правда стоит запомнить. И как вообще вы с Лазаревыми оказались здесь?

— Моржовы попросили помочь в обеспечении охраны периметра, — пожимаю плечами.

Брови Трубецкого опять взлетают вверх.

— Моржовы? Еремей? — он в замешательстве оглядывается на главного «моржа». — Ты попросил помощи Лазаревых с Романовым после того, как они убили твоего отца и десятки ваших гвардейцев?

— Романов — человек чести, — нехотя, сквозь стиснутые зубы сообщает Еремей. — Я не испытываю к нему любви ни на грамм, мягко говоря. Но в то же время знаю, если он что-то пообещает сделать, то сделает. Лучшего делового партнера не найти, — закончив говорить, «морж» не выдерживает и яростно дергает себя за отвислый ус, что добавляет его словам экспрессивности.

Хе, интересно, он, правда, так думает или просто играет свою роль?

— Странные дела творятся, — пораженно качает головой Трубецкой. — Дело ваше, конечно… Про пленных не забудьте, — и он топает к своему минивэну в сторонке, но вдруг оборачивается и спрашивает: — Михаил, а ты не думал стать князем-защитником Сочи?

Кхм, он всерьез?

— Князем, Ваше благородие? — строю из себя простодушного дурачка.

— Именно. Всё же ты дрался впечатляюще, со всеми этими кувырками в воздухе… это сложно не признать. Особенно после того, как уделал Грандмастера, — кивает он на обезглавленного воздушника. — Подумай. Но если решишь, не забудь получить сертификат Центра.

Спустя минуту Трубецкой уезжает, а я раздраженно оборачиваюсь к Еремею с Богатыревым:

— А теперь, судари, объясните мне, что это еще за сертификат?

Чую, что Шлюха-Судьба опять ко мне неровно дышит. Но ничего, я умею обуздывать эту игривую распутницу. Она у меня еще станет домашней и послушной, а моя Империя вернет утраченные земли. Так и случится, не будь я Романовым.

— Мои сыновья! — сжимает горилльи кулаки Даур, стоя на краю пропасти. Гигант наполняет легкие горным воздухом и разражается громогласным ревом: — Я отомщу за вас, обещаю! Трубецкой, Моржовы и Романов — они все сполна ответят! Своей кровью умоются, клянусь!

Гулким эхом отзываются долина и горы. Даур в бешенстве создает хлопками ладоней огромный смерч размером с фургон и выпускает его в небесную даль.

Прошло три дня с нападения убыхов. По ящику и во всех златограмм-каналах до сих пор рассказывают об «обнаглевших варварах с юга». Пресс-службы и пропаганда Трубецкого работают не покладая рук. Клан Фират обвинен в огромном вероломстве и предательстве партнеров и союзников, все торговые контракты с ним разорваны, за голову Даура и его последнего сына назначена награда в триста тысяч немецких марок. Виктор Емельянович шикарно раздул инцидент. Уверен, Воскресенский побоится связываться со своими бывшими подельниками, а это усложнит его наркотрафик через Сочи и ударит по его карману.

— О Фирате не слышно? — спрашиваю Радмилу.

Мы сейчас в арсенальной комнате Лазаревых. Похлопав себя по разгрузке и покрутившись, пару раз подпрыгиваю. Оружие в виде десятка колод проверено, снаряжение укомплектовано. Осталось надеть бронешлем и выдвигаться. Бойцы уже загрузились в транспорт. Ждут только меня.

— Боитесь, что убыхи могут помешать вашей операции? — уточняет блондинка, которая стоит рядом с планшетом и листает ленту новостей.

— Романовы ничего не боятся, — надеваю шлем и застегиваю ремни под подбородком. — Но при этом мы не дураки и учитываем каждую опасность.

— Умно, господин. Нет, они залегли на дно. Главная усадьба Фиратов в долине Махну покинута, Даур увел людей в горы.

— Ага, ну они сейчас вряд ли вылезут. Будут выжидать, — размышляю. — А мы успеем и с Вороновыми разобраться.

Блондинка задумчиво хмурит гладкий лобик.

— Вот смотрю я на вас…на тебя, Миша, — неожиданно переводит она разговор на откровенный формат. — И поражаюсь переменам, что с тобой произошли.

— Произошли и произошли, — пожав плечами, иду к выходу и останавливаюсь рядом с девушкой. — Что тебя пугает-то?

Она мнется, а потом с твердым блеском в глазах заявляет:

— Отец говорит, что в тебя вселился кто-то, Миша.

— И ты ему веришь? — с усмешкой спрашиваю.

— Он хоть и ворчлив и скуп, но не обделен мудростью. Поэтому да, верю, — решительно заявляет, выпрямившись.

Ох, женщины. Нашла же время для подобной речи. Но у нее нарыв этой мысли давно созревает, сейчас лишь лопнул.

— И это влияет на твою верность мне? — иронично приподнимаю бровь.

— Ни капли, — спешно отвечает она и ломает руки перед грудью. — Но я бы хотела знать кто ты, Миш.

Я беру двумя пальцами ее подбородок, приподнимаю нежное лицо и смотрю прямо в большие голубые глаза:

— Великий дух прошлого, детка.

Ее офигевшее лицо вытягивается.

На этом я покидаю арсенальную и шагаю во двор. Кавалькада «тигров» и «буханок» уже рычит в ночи моторами, на крыше одного вседорожника трясется на расшатанных шарнирах легкий аватопулемет. Запрыгиваю в салон к Богатыреву и трогаемся.

С нами же сидят Филин, Егерь, а также приунывший Павлуша. Ага, выпустил из подвала парня, а еще взял с него «клятву на душе». Ну и пригрозил — снова попробует снасильничать или по-другому уронить мужскую честь, сразу замертво упадет.

Земли Вороновых начинаются очень скоро. Проезду никто не мешает. Соколовы уже поработали, они ответственны за устранение патрулей на дорогах. Мы поможем в самой сложной задаче — во взятии наркобазы.

Высокий бетонный забор резко вырастает, и мы тормозим подле черных джипов Соколовых. Наши бойцы выбегают из «буханок» и рассредотачиваются по внешнему периметру.