— Разве я сказал, что это единственное доказательство? — отвечаю. — На базе полно порошка. Пошли, князь-защитник, посмотришь.

— Только после того, как твои люди и люди Соколовых сдадутся! — заявляет блондин, стиснув кулаки.

— Это исключено, — отмахиваюсь. — Мы не преступники, нас не за что брать под стражу.

— Забываешься, Романов! Вы напали на дворянский род! — рычит Василий, побагровев.

— Разуй глаза, белобрысый, — возвращаю разговор на повторный круг. — У твоих берцев валяется порошок с наркотиком. А за этими воротами этого добра целый склад. Совет послал тебя разобраться с нападением на Вороновых? Так пошли на базу, увидишь тонну белого дерьма своими глазами!

— Я не пойду в руки преступникам! — с едким удовлетворением хмыкает Василий. — Ты меня слышал — сдавайтесь и Совет в лице меня проведет расследование! А не сдашься — я выпрошу у Трубецкого разрешения на штурм, и мы вас всех перемолим. И «Челенджер», застрявший в стене, вам не поможет.

Он что, действительно думает взять меня на «слабо» такой глупостью?

— Тогда это патовая ситуация, белобрысый, — лениво произношу, подавив зевок. — Мы не хотим сдаваться, так как невиновны, а тебе страшно тащить свою задницу за забор, — я перевожу взгляд на Меньшикову. — Катя, пойдешь вместо него?

— Что…? — вскидывается Рубцов. — Нет! Я не даю позвол…

— Пойду, — девушка подходит ко мне и встает рядом. — Вася, ты не можешь мне запретить.

— Я — главный князь-защитник и командир операции, — белобрысый использует свой единственный козырь, хотя я без понятия чего он добивается. С Вороновыми и Воскресенским он вроде бы не связан. Тогда что это за цирк? Просто вредничает, ревнивец? — Мне решать, кому что выполнять.

— Тогда я собираюсь тебя ослушаться, — решительно вставляет Катя, расправив плечи. — Михаилу незачем врать. Или ты думаешь, он хочет заманить в ловушку именно тебя? Так он же не против, чтоб пошел кто-то другой, хоть рядовой, хоть крепостной в прислуге.

Светлая голова у тебя, Катя. Умница.

— Не против, — подтверждаю и с прищуром оглядываю брюнетку. — Но я бы предпочел кого-нибудь посимпатичней рядового солдата.

Щеки девушки чуть розовеют.

— Катя, — сдерживаясь, выжимает из себя Василий. — Под трибунал пойдешь.

— Я — Меньшикова, — парирует воительница. — Лучше тебе помнить это, или думаешь мой род не заступится за меня, особенно когда на складе Вороновых действительно мы обнаружим килограммы наркотиков?

Блондин напрягает шею и выдыхает из раздувшихся ноздрей пар, прямо как дракон. Ого, номер. Интересно, а что у этого бычка за Дар?

— Лавры все ты себе не заберешь, — выдает Василий совсем неожиданное. — Я иду с вами.

— Я не карьеристка, Вася, — хмурится воительница. — Но как хочешь.

Вот так неожиданно мы втроем уходим на базу. Тот еще скоморох этот Рубцов. Как молодуха на свидании, поломался и все равно пошел. Не захотел отдавать славу Кате.

Привожу князей-защитников на склад, мимо своих бойцов, и показываю горы наркоты.

— Тут всё ясно, по-моему, — замечает Катя.

— Нужно провести экспертизу, — Василий смотрит на порошок, как баран на новые ворота.

— Нужно, но всё ясно, — настаивает девушка, уперев руки в бока. — Будешь звонить Трубецкому?

Звучит это как: «Если не ты, я сама сделаю».

— Поспеши, белобрысый, — вставляю и я свои пять копеек. — Вороновы, наверняка, уже лыжи навострили. Хочешь, чтоб Совет их упустил?

Стиснув зубы, Рубцов достает мобильник и быстрым набором кого-то вызывает:

— Виктор Емельянович, да… то есть, нет, пока не задержали виновников. Потому что Романов заявляет, что Вороновы занимаются наркоторговлей. — Усилив слух, улавливаю из динамика: «Причем здесь нахрен Романов?» — Это он с Соколовыми и Лазаревыми устроил штурм. Не могу знать, почему он в каждой дыре затычка…Что? Верно, Вороновы — наркоторговцы. Репортеры видели порошок. Стыд, согласен. Кого задержать? Романова? — «Какой в жопу Романов, Вася? Вороновых, барыг этих в кандалы и быстрее!». — Понял. Едем на штурм усадьбы.

Он бросает трубку и смотрит прямо на Катю, игнорируя меня:

— Быстро едем в главную усадьбу Вороновых! В дороге подключим разведку!

И князья-защитники спешат вон из склада. Теперь, главное, чтобы никто из «Каркуш» не улизнул. Не хотелось бы мне морочиться еще и здесь.

— Ну, Витя, как поступим с этими «воронами»? — вздыхает один из членов Совета. — Это же какой удар по репутации всей сочинской аристократии! Простолюдины теперь будут нас больше недолюбливать.

— Плевать на простолюдинов, — рьяно заявляет Евгений Воскресенский. — Главное для нашего выживания — благосклонность европейских родов. Их злить точно не стоит.

— Это точно, Женя, — Виктор Трубецкой задумчиво смотрит на Воскресенского. — Это точно.

Виктор ощущает напряжение главы и спешно заявляет:

— Тогда казнить Вороновых и дело с концом.

— Да, казнь виновников порадует графа Штольбергского, нашего партнера, — Трубецкой солидарен. — Но Вороновы под пытками столько интересного наговорили, в том числе и про членов Совета, и я даже не знаю, что теперь делать.

Весь Совет, кроме главы, ловит ступор. Особенно Воскресенский. Да и остальным членам ненамного легче, даже тем, кто никак не связан с наркотиками. Ведь у каждого за спиной вздымается шкаф, полный интриг, сговоров, козней.

— Витя, не стоит верить бездоказательным обвинениями, — Воскресенский натягивает на лицо усмешку.

— Ты прав, Женя, голословщину нельзя принимать за доказательство, — соглашается Трубецкой. — Пока я просто мотаю на ус, всё что слышу, — глава обводит взглядом замолчавших коллег. — Итак, решено? Всех мужчин Вороновых от мала до велика казнить, женщин — изгнать из Сочи. Кто против, пусть выскажется.

Тишина повисает в зале.

— Единогласно, — подытоживает глава. — Сбежал только наследник Емельян, но я надеюсь, что и до него доберемся. На перевалах его не видели, в порту тоже. Негодник прячется где-то в Сочинской долине. Ничего, отыщется. Не переживайте, коллеги.

Остальной Совет не переживает. Дворяне еще пребывают в прострации после вынесенного приговора. Трубецкий только что почти единолично решил вырубить целый род под корень. И это только ради того, чтобы не раздражать европейских партнеров.

— Кому достанутся владения Вороновых? — подает голос Воскресенский.

— Поделим с вами поровну, — усмехается Трубецкой. — Не впервой. Только не будем забывать и о Соколовых с Лазаревыми. Ну и о Романове, само собой, — глава улыбается в бороду. — Мне кажется, всю затею придумал именно этот парень. Он достоин поощрения.

— Как поделим земли и недвижимость? — не отстает Воскресенский.

— Завод по насосам получат Соколовы, Лазаревы заберут пару ресторанов. Романову пуска достается усадьба в черте города.

— Нам остается совсем немного, — замечает Воскресенский. — Стоит ли отдавать завод Добромиру? У него уже есть свой. Соколовы получат монополию в насосном производстве.

— Монополию лишь в Сочи, — отмахивается Трубецкой. — У них полно внешних конкурентов, поэтому они не смогут задвигать цены.

— Ну а щенку Романову не жирно будет? — подают голос с дальней половины стола. — Городская усадьба у Вороновых уж слишком неплохая. Я там гостил несколько раз.

— Я тоже. Да, очень даже ничего, — соглашается Трубецкой. — Но юноша шагает верной дорогой. И одного домика мне совсем не жалко, чтобы показать ему это. А вам?

Члены Совета переглядываются и пожимают плечами.

— Значит, снова единогласно, — глава Совета довольно поглаживает бороду. — Межевание пройдет в самое ближайшее время. Каждый на этой неделе получит межевой план. Никто не будет обижен, всем перепадет по крепостной деревне. Но если кто посчитает, что его обделили, может подойти ко мне. На этом заседание Совета объявляю завершенным.

— Неплохой домик, — с интересом оглядываю я свою новую усадьбу. Небольшая белая колоннада, аккуратные треугольные портики. Очень сильно напоминает в миниатюре византийские дворцы, которые я грабил во время своих набегов. Ну еще в юности, потом-то я уже сам себе такие дворцы строил.