«Картинка» перед глазами странно дёрнулась и стала именно что картинкой, пусть и движущейся, но ощущение вовлечённости в процесс пропало. Я будто кино смотрел, не будучи в состоянии вмешаться в происходящее, но при этом никакого отдельного «я» вне картинки не было — ни глаз, чтоб смотреть, ни головы, чтобы их закрепить и чтоб думать. Но как-то при этом смотрел и думал.

Там же, тогда же, те же.

Я открыл глаза и не сразу понял, где я. Но прошло несколько секунд и осознал — это мир Богини, поляна, где она встречалась с достойными представителями рода! Только вот края её затянуты плотной дымкой. Где-то в углу головы (странно звучит, но как иначе описать — не знаю) мне послышался чужой, но при этом странно родной голос, низкий, басистый, с ворчливыми нотками, как будто старый кот научился говорить. Вспомнил, я слышал его в том странном бреду после взрыва! Он бормотал что-то странное, какие-то длинные цепочки созвучных и не очень слов, что-то про снаряды и про взрывающийся град. О, он ещё на Рысюху обзывался, гад такой!

Этот голос сейчас пытался уверять меня, что такой же туман я видел после свадьбы со своей второй женой. Что за чушь! Не был я никогда женат, ни разу, я вообще ещё несовершеннолетний! И откуда в паровой машине окна, тем более — как можно смотреть через них изнутри в то время, когда машина работает⁈ Нееет, здорово меня головой приложило, видимо, раз такое в неё лезет! Я даже потряс своей, как папа говорит — «бестолковкой».

О, вот пьедестал, на котором, по рассказам, обычно являет себя Хранительница. Вот только при взгляде на него перед мысленным взором возникла какая-то огромная металлическая конструкция, которая обхватила толстое дерево мощной клешнёй, из-под неё брызнули просто потоки опилок, а потом эта лапа просто сняла дерево с удивительно ровного пня, как стакан со стола. Мне даже стало интересно, что эта лапа будет делать с деревом дальше, но картинка исчезла.

Ой, что-то меня ноги не держат! Присесть бы куда-нибудь, хоть на пенёк, хоть на табуретку. Я невольно оглянулся в поисках какой-никакой мебели и тут услышал:

— Смертный, не наглей! Это всё-таки МОЙ мир и только Я решаю, чему тут быть, а чему — нет!

А я что, я не наглею, мне просто стоять трудно! И вообще — как я могу наглеть в Её присутствии! Это же сама Рысюха! Богиня! Хранительница рода! Меня затопили обожание, восторг и преклонение — надо же, меня удостоили личной встречи! Вот только почему богиня называет меня не по имени, а просто «смертным», может, я обидел её чем-то? Или у меня нет имени⁈ Имя! Меня встряхнуло изнутри, будто взрывом. Взрывом⁈ Но…

— Я что же это, умер⁈ — Не знаю, чего больше было в моём вопросе: удивления, обиды или возмущения. Но Хранительница ответила:

— Во-первых, ты и в самом деле смертный. Во-вторых, да, умер один раз и не совсем умер — во второй. И в-третьих, о том, как тебя называть теперь — придётся поговорить отдельно!

Мир перед глазами дёрнулся и перестал двоиться, вызывая тошноту. Одновременно утих и тот странный мурчаще-ворчащий бас в голове. Рысюха тем временем продолжила.

— Всего тебе знать не следует, но кое-что — необходимо. Во-первых, в том, что ты почти погиб нет вины смертных. Даже я сначала почти поверила в глупую случайность, но потом принюхалась… Те травки, что были добавлены в брагу, они не с изнанки, они из божественного плана. Одна способна одолеть любую защиту, но её потенциал в значительной степени истратили впустую. Вторая — способна разделить соединённое и разорвать целое на любом плане бытия. Пары первой сняли все защиты и предохранители на котле, второй — разрушили паропровод и вызвали взрыв. Мало того, эти травы, преодолев защиту тотема, полностью разрушили все привязки душ двоих смертных, формального виновника и твоего отца — с телом, с тотемом, с миром. После чего разрыв-трава разрушила все оболочки душ, кроме неуничтожимого ядра, так что им придётся начать череду перерождений с самого начала. Мне жаль, но теперь ты — глава рода.

Рысюха взмахнула лапкой, и я почувствовал, как потяжелел родовой перстень на пальце. Папа умер⁈ Но как же теперь… Я понимал, что именно должен чувствовать сейчас, но чувства были приглушены, скорее не сами эмоции, а знание о них. Хранительница сделала небольшую паузу и продолжила:

— Тебе повезло: ударная волна от взрыва, пусть и несла физические компоненты трав, но распространялась чуть-чуть быстрее, чем область магического воздействия. Взрыв отбросил тебя в подсобку, и пусть душа твоя сильно пострадала, а также была разорвана её связь с телом, но в мире она удержалась, и канал ко мне тоже уцелел — хотя будь он чуть-чуть слабее… Я успела вовремя, укрепила свою связь с тобой, чтобы хватило для работы, чуть-чуть подлатала тело, чтобы оно не отторгало душу, но исцелять не стала, чтобы к тебе не было подозрений и вопросов. Потом стала латать расползавшуюся, как гнилая тряпка, ткань души. И…

Тут Рысюха замялась и… смутилась, что ли? Да ладно!

— И я не сразу заметила, что душ оказалось две. Разные, но в чём-то похожие, а где-то чуть ли не идентичные! И умереть умудрились пусть в разных мирах, но в одной точке пространства своего мира, в одно и то же время, по общему хронопотоку, и даже одним и тем же способом — от взрыва, более того — от взрыва стальной трубы! Вот как вы так умудрились-то, а⁈

Хранительница явно нервничала, её короткий хвостик в возмущении и злости дёргался из стороны в сторону и барабанил об пень.

— В общем я, сперва нечаянно, а потом уже сознательно — терять-то было уже нечего, использовала душу смертного из другого мира, чтобы залатать невосполнимые разрывы в душе моего последователя из этого мира. Теперь вас двое в одном теле и в одной душе. Так делать нельзя, но так сделано. По ряду причин, в этом мире время от времени перерождаются сильные души из других миров. Так же есть причины, по которым их, таких перерожденцев, отслеживают и уничтожают — во всяком случае, официально. Причин как одного, так и другого вам знать незачем, да вы и не способны их осознать, потому что всего лишь смертные, это не уничижение, а факт — в душу смертного это знание не поместится, грубо говоря.

Рысюха перевела дух. Похоже, она сказала самую неприятную для себя часть — вон, и хвостик успокоился.

— Что будет с тобой — с вами обоими — дальше даже я сейчас не скажу. В равной степени возможны несколько вариантов, посмотрю, к чему идёт дело и поясню позже. Но сейчас, чтобы следователи и прочие не заметили неладного я временно заблокирую вторую, иномирную, душу и её влияние. Усыплю, можно сказать. Потом она проснётся, конечно. Из-за этого у тебя, Юра (а обращаться я к вам обоим вместе буду именно как к Юрию Рысюхину — всё же живёте вы в его теле и именно он является моим последователем) будут провалы в памяти, проблемы с управлением телом, но это даже к лучшему поначалу — все окружающие увидят именно то, что и должны увидеть. Потом, когда все проверки будут пройдены, эффекты пробуждения второй души и слияния можно будет списать на последствия травмы, на переживания и прочее. Смена окружения тоже поможет — с дальней Академией это хорошо придумано.

Богиня на долю секунды задумалась.

— Так, этот разговор, память о нём я тоже подправлю и скрою — до момента пробуждения второй души. Очнувшись, ты будешь помнить только, что я встречалась с тобой, одобрила тебя как главу рода и твои планы на Академию. Всё, спать!

Темнота…

Болит… А что болит? Да всё болит! Где я, что со мной? Поездка, академия, Бобруйск с дурами, папин знакомый, хутор в лесу. Взрыв! Папа! Туман, Рысюха… Богиня, я видел её! Папка!!! Как же так!.. И почему вокруг так темно? И так больно…

— Темно… Почему?..

— Юрий Викентьевич, вы очнулись⁈ Ну наконец-то! — раздался где-то за головой женский голос. — Не переживайте, у вас на глазах повязка — был ожог глаз паром, но целители уже всё убрали, повязка нужна для защиты глаз. Сейчас придёт доктор и снимет её.