— Угу, так и сделаю, — прошептала Элен себе под нос и сжала кулачки.

Её укромный уголок находился в винном погребе за домом. Раньше среди покосившихся серых деревьев стоял ещё и сарай, но его снесли за ненадобностью. Осталась только хлипкая дверца в земле, покрытая толстым слоем мха и лишайника.

Ржавые петли натужно заскрипели. Элен крепко держалась тоненькими ручками за кольцо, уперевшись ногами в сырую землю. Дверь нехотя поддалась.

Затхлый воздух вырвался наружу под аккомпанемент из писка и шороха крохотный лапок. С десяток таких же грязных и тощих, как Элен, крыс быстро расползлись по пыльным углам, запищав что-то недоброжелательное. Мерзкие, с опасным оскалом и налившимися кровью глазами, крысы составляли девочке компанию не по своей воле. Они были здесь хозяевами, а Элен всего лишь гостем.

Усевшись на одну из винных бочек, прижав острые коленки к груди и обхватив их руками, Элен подумала, что если крысы решат напасть на неё всей стаей, у неё не будет сил даже закричать. Да и не придёт никто, как бы громко она не звала на помощь.

Когда конечности уже затекли, а бурление в животе стало вызывать дискомфорт, в погребе ощутимо потеплело. Из самого дальнего и тёмного угла донёсся раздирающий слух скрежет, как будто провели гвоздём по стеклу. Крысы заверещали и бросились в рассыпную. Одна попыталась вскарабкаться на бочку к Элен, но испуганная девочка не глядя пнула животное ногой, сталкивая обратно на пол. Зажав рот рукой, боясь вздохнуть лишний раз, Элен замерла.

Скрежет повторился. Элен вглядывалась во тьму так сильно, что у неё заслезились глаза. Между стеллажами с бутылками ничего не было видно. Тишина. Элен медленно выдохнула и убрала руку. Может, это была змея? Или какой-нибудь грызун побольше, который мог напугать крыс?

Вдруг, носа коснулся тошнотворный запах болотной тины и гнили, будто она упала в выгребную яму, куда сбрасывали мокрые звериные шкуры. Серая пыль взметнулась в воздух, и чутким слухом Элен различила хриплое, тяжелое дыхание напротив. Сердце гулко забилось в груди. Инстинктивно попятившись, Элен задержала дыхание и крепко зажмурилась, вцепившись ледяными пальцами в край бочки до побелевших костяшек. Липкий страх закрался за шиворот, пробежал вдоль позвоночника и впился в рёбра. В лицо Элен дохнуло раскалённым зловонием.

— Дорель, — как гром, раздался приглушённый мужской голос над головой, — нас точно здесь никто не услышит?

Невидимое нечто исчезло также неожиданно, как и появилось, забирая с собой жар и запах помоев.

Элен нехотя открыла глаза. В погребе никого не было. Не успела девочка перевести дух, как сердце снова ушло в пятки. Сверху до неё донёсся голос отца.

— Сюда даже псы опасаются соваться, Форгюль. К делу.

По интонациям, Элен могла сказать, что отец был напряжен — он всегда растягивал слова в такие моменты. Кто же этот “Форгюль”, что он так растревожил отца?

— Не кипятись, Дорель! — шикнул Форгюль. — Пока собрание не началось, я хотел узнать, как обстоят дела с… Ну, ты сам понимаешь, я о…

— Закрой рот, — оборвал его отец и тяжело вздохнул. — Девчонка слепа. Абсолютно бесполезное отродье.

— Уверен? — осторожно уточнил Форгюль. — Может, если испробовать особый метод… Знаешь, на грани смерти многие пробуждали дар.

Отец молчал довольно долго, прежде чем ответить.

— Ты прав. Возможно, раскалённых прутьев было недостаточно.

— Я считаю, — оживился Форгюль, — что мы должны предоставить дело Вивиан.

— Вивиан… Та чертовка? С каких пор она посвящена в дела круга?

— О, ты же знаешь этих женщин.

Мужчина сплюнул.

— Тогда, сегодня после собрания. Буду ждать вас с этой… Вивиан, у себя в кабинете.

Мужчины направились в сторону дома, звук их шагов постепенно стих.

В глазах защипало. Они ведь говорили про неё? Должно быть, про неё. Девочка потёрла шрам на плече через ткань. Он всё ещё давал о себе знать. Неужели, всё это было ради какой-то цели?

Элен медленно сползла на пол и глухо зарыдала, размазывая сопли и слёзы по лицу, захлёбываясь и кашляя. Живот свело судорогой. В груди, там где билось сердце, клокотали обида и злость. Элен мяла пальцами ткань сорочки и резко натягивала, ожидая, что та с треском порвётся. Она ни о чём не хотела знать, ничего не хотела видеть. Ничего не хотела слышать.

После изнурительных рыданий очень хотелось пить, и Элен уже поглядывала на пыльные бутылки из мутного толстого стекла, но вовремя одёрнула себя. Нет-нет, если узнают, что она трогала бутылки отца, то парой синяков не отделается.

Элен до последнего убеждала себя, что отец говорил не про неё. Вдруг, у него есть ещё одна девочка, такая же несчастная, как и Элен? Или нет, ещё более несчастная! И если Элен переждёт ночь в погребе, то с ней ничего не сделают? Этот Форгюн уедет, и про Элен снова все забудут. Да, так будет лучше. Надо только сделать что-то с этой сводящей с ума жаждой.

До полуночи Элен боялась даже встать и залезть обратно на бочку. Она то и дело бросала подозрительные взгляды в сторону тёмного угла. От голода у неё кружилась голова, но страх не позволял прикрыть глаза ни на секунду. Элен не знала, что страшнее — отец, или это неясное нечто.

Когда ночная сырость добралась и до погреба, Элен услышала снаружи топот и крики.

— В саду нет!

— В комнате тоже пусто!

— Найдите её! Она не могла уйти далеко.

Элен вздрогнула и переползла за самый дальний стеллаж, стараясь издавать как можно меньше шума. Прижавшись к стене, Элен затаилась.

Дверца в потолке закряхтела под чьим-то весом. Из щелей на лестницу посыпалась пыль и комья земли.

— Господин, девочку не видели с самого утра, — отчитался запыхавшийся слуга.

— А няня?

— Так, господин… — слуга замялся. — По вашему приказу, няню казнили ещё на рассвете.

Глаза Элен расширились от ужаса. Девочка непроизвольно всхлипнула и тут же испуганно прижала ладонь ко рту.

— Ты слышал?

— Господин?

— Я слышал какой-то звук.

— Возможно, это крысы?

Дорель напряженно молчал.

Всем своим естеством вслушиваясь в каждое слово, каждый звук снаружи, Элен не сразу ощутила, как что-то тёплое коснулось ноги.

Большая буровато-серая крыса забралась девочке на колени и теперь обнюхивала ткань сорочки. Элен вцепилась зубами в собственную руку и во все глаза уставилась на крысу, стараясь прогнать накатившую волну омерзения. Языка коснулся знакомый солоноватый привкус.

— Действительно, крысы. Пошлите кого-то обыскивать ближайшие территории. Найдите девчонку!

— Да, господин!

Слуга убежал. Его топот спугнул крысу, и Элен рвано вздохнула. Она почти успокоила колотящееся сердце, когда дверь с грохотом отворилась, впуская в погреб свежий воздух.

Скрипнули подгнившие ступени.

— Агир.

Вспыхнул ослепляюще-яркий свет. Крысы заверещали и начали хаотично носиться по полу. Парочка самых злых хвостатых набросилась на ноги нежданного гостя.

Шмяк.

— Крысы, — полным отвращения тоном сказал Дорель, отряхивая пальто от невидимой пыли.

Элен чуть наклонилась и попыталась разглядеть фигуру отца в щели между бутылками. Стеллажи закрывали обзор, поэтому видна была только размытая тень на серой стене. Тень дрожала, как будто её отбрасывало пламя свечи.

Дорель сделал несколько шагов по погребу, разглядывая свою коллекцию вин и коньяка. Он не испытывал особой любви к алкоголю, но положение обязывало иметь ряд определенных “увлечений”. Дорель считал себя скорее коллекционером, нежели ценителем. Убедившись, что в его погребе всё осталось на своих местах, Дорель развернулся и двинулся к выходу, погасив огонь, горевший в ладони.

Услышав скрип ступеней, Элен позволила себе сделать судорожный вздох. Она ликовала. Опасность миновала на какое-то время. Теперь ей надо решить, что делать дальше. “Зоун”, - произнесенное холодным, отцовским голосом, было последним, что Элен услышала до того, как её сознание поглотила тьма.

Элен очнулась за мгновение до того, как грубая ладонь ударила её наотмашь по щеке. Боль от хлёсткой пощечины отрезвила.