Тейлор стоял там, наблюдая за ней; его душа покидала тело, решив поселиться в другом. Сегодняшняя битва была окончена. Поражение никогда так просто не принималось. Разбитое сердце так подавно. Калеб стоял рядом с ним и смотрел, как Джуд уходит, а затем спросил:

— Ты ей веришь?

Посмотрев на него, он ответил:

— Нет. Она не эгоистка. И они об этом знают.

— И что ты собираешься делать?

Тейлору нужно было все обдумать, понять, что на самом деле происходит, но в глубине души он знал, что любой вывод, который он сделает, не изменит исхода.

Джуд была убеждена, что поступила правильно. Он видел осуждение в ее глазах.

— У меня забрали жену, потому что я не в себе. Отняли жизнь, потому что она больна. Правосудие подвело меня. Теперь я понятия не имею, что делать.

***

ДЖУД ВОШЛА В розовую спальню и увидела документы на туалетном столике, где раньше была фотография ее брата. Она села и посмотрела на кипу бумаг.

Она напряглась, когда услышала за спиной голос отчима:

— Ты должна подписать их.

Она посмотрела на него в зеркало. — Мне плевать на деньги. Можешь забрать их все. Если я это подпишу, могу ли уйти сегодня? Сейчас?

— Что я скажу в суде, Джудит? Ты подумала, как это будет выглядеть? Я не могу просто отпустить и позволить тебе разгуливать повсюду, будучи психически здоровой, рассказывая всем наши секреты. Сделка остается в силе. Всего один год. Никто ничего не узнает. — Он сел на кровать, как будто они были друзьями. — Если честно, Джудит, я не знал, что так выйдет. Мой брат был слабоумным. Он пообещал, что остановится… Дал слово, но не сдержал его. Чувство вины овладело им раньше, чем я смог его спасти. Не подразумевалось, что пешкой станешь ты, но когда он покончил с собой, появилась возможность. У нас с твоей тетей были планы. Мы тогда любили друг друга.

Дрожь шока прокатилась по ее телу. На ум пришел образ ее матери, стоящей за спиной Хейзел в суде. Не поэтому ли она выбрала его сторону?

— Ты не любишь мою мать?

— Люблю, но она мягкая. В плане этого не было. Лесли пришла ко мне…

— Лесли? Ты обвиняешь ее? Ты отослал меня на пытки. Ты. Ради денег — кровавых, грязных, наполненные ненавистью денег. Она подняла бумаги и сказала:

— Я бы и так отдала тебе эти деньги много лет назад, если бы знала об этом. И жила своей жизнью.

— Ты дважды пыталась покончить с собой. Теперь же говоришь, что хочешь жить? Я пожалел тебя. Спас твою жизнь.

— Ты спас меня, чтобы получить деньги. Ты все подстроил. Разве ты не понимаешь?

Встав, он сказал:

— Сейчас я вижу избалованную маленькую девочку, жаждущая новую блестящую игрушку. Но Тейлор Барретт никогда не будет твоим, пока все до последнего цента не перейдет ко мне и будет надежно лежать на банковском счете. — Он подошел к двери, на которой не было замка. — Подпиши бумаги, Джудит. Эта игра начинает мне надоедать, так что сделай нам обоим одолжение и подпиши контракт.

— Я тебе не доверяю.

— Подпиши этот чертов контракт! — Его суровый взгляд смягчился, хотя ни в коей мере не был дружелюбным. — Я сдержу свое слово, но мальчишка Барретт вне пределов досягаемости.

Его имя Хейзел. Она сглотнула.

Слишком много боли.

— Это ничего не меняет.

— Не дави на меня. — Он вышел и захлопнул за собой дверь.

Джуд снова посмотрела на контракт. Все было продумано; разные имена наверху и суммы перевода. Но у нее не было возможности сопротивляться, ничто и никто по-настоящему не был на ее стороне, чтобы помочь, поэтому она взяла ручку и подписала, передавая всё людям, которых ненавидела больше всего.

Один год.

Ее жизнь ради него.

Но что, если он больше не будет принадлежать ей?

НА ДЖУД БЫЛИ ДЖИНСЫ. Она никогда не носила джинсы, но, с другой стороны, она никогда раньше не собиралась разбивать чье-то сердце. Снова. Снова придется разбить ему сердце. Посмотрев в зеркало, она увидела, что ее лицо было желтоватым, а щеки впали. Она почти ничего не ела, и это сказывалось на ее физическом состоянии. В эмоциональном же еда ее не волновала.

Хейзел был единственной пищей, в которой она нуждалась, но его больше не было рядом. Она знала, что должна была отпустить его. Ей просто нужно было услышать его голос в последний раз.

Спускаясь по лестнице, она увидела Романа в коридоре. Он повернулся и одарил ее самым мрачным взглядом, от которого ей было не по себе. Она села на нижнюю ступеньку, он сел рядом с ней.

— Куда собираешься, Колибри?

— Ублажить суд. С сегодняшнего дня мне позволено некоторые привилегии. Чтобы успокоить семью, уеду совсем ненадолго.

— И ради своего же блага?

— Я разобью свое сердце, когда избавлю Хейзел от еще большей боли.

— Разве это не убьет его?

Возможно. И она знала, однако, хоть это и было эгоистично, ей нужно было в последний раз попрощаться с ним. Здесь ей этого не сделать. Не в своей клетке. Это должно было быть там, где она чувствовала себя свободной. Живой. Той Джуд. Его Джуд.

Джуд опустила голову от стыда, ее слабость открылась одному из немногих людей, который считал ее сильной. Она вытерла глаза, прежде чем навернулись слезы. Джуд устала плакать. Когда она снова посмотрела на него, то спросила:

— Почему ты здесь работаешь? На людей, которых, я уверена, ты презираешь? Почему ты остался?

Как будто ответ был очевиден, он сказал:

— Из-за тебя. Если меня здесь не будет, кто будет рядом с тобой?

— И этим все сказано. — Она встала, опираясь на перила. Когда он встал, она сказала:

— Я освобождаю тебя, мой друг. Я больше не обуза. Уходи. Создай хорошую семью со счастливыми детьми и любящими родителями, которые просто слишком заняты, чтобы приготовить вовремя ужин. Заботься о людях, которые будут благодарны за твою преданность.

— Ты благодарна.

— Да, но я единственная. — Она направилась к двери. — Увидимся.

— Ты ведь вернешься, верно, Колибри?

— Птичка всегда возвращается в свою клетку. Дверь открылась, и яркий июньский день был слишком солнечным в отличии от ее грустного настроения. Но Джуд все равно уходила дальше от дома.

Выбрав длинный путь, она направилась к парку. Джуд подумала о том, чтобы пойти к нему домой, но знала, что это было бы слишком жестоко. Слишком много прекрасных воспоминаний остались там — яркое напоминание о счастливой жизни, которая у нее почти осуществилась. Вместо этого девушка направилась к их любимой скамейке, обойдя парк, а не проходя через него. Когда она наконец села, то вытащила телефон из кармана, которым никогда не пользовалась, и сделала первый звонок.

Ее сердце сжалось, когда он ответил:

— Алло?

Казалось, у нее перехватило дыхание и все слова исчезли из головы. Но ее сердце знало… знало то, что она не могла так поступить с ним. Не могла дать ему надежду, когда ее просто не было. Она не могла дать ему способ достучаться до нее, даже если ее сердце отчаянно хотело этого. Это было несправедливо по отношению к нему.

— Алло? — Повторил он, уже не так терпеливо.

Это было самое трудное, что она когда-либо делала, и Джуд больше не могла терпеть, чтобы его успокаивающий голос проникал в ее вены. Две недели были достаточно болезненными, но это было лишь начало. Девушка была обязана ему этим, если не больше, вернуть его жизнь в прежнее русло.

Затем она повесила трубку.

Почему она вообще была здесь? Почему позвонила? Была ли она настолько погружена в свою зависимость от него, что ей нужна была еще одна порция его доброты? Ещё одна очередная попытка? Еще одно прикосновение? Неужели она действительно попросила бы его найти ее только для того, чтобы снова отвергнуть его? Нет. Она не могла. Не стала бы. Она не могла заставить его пережить это, снова бередя те же раны. И свои. Когда все, что, по ее мнению, ей нужно было сказать, уже было сказано. Когда ее телефон зазвонил снова, она посмотрела на номер.