Первые дни прошли в полубессознательном состоянии. В центре привыкли работать со скорыми на расправу повелителями, и от «предусмотренных планом» психолептиков получилось отказаться не сразу. Персонал почти полностью состоял из дроидов, кроме них изредка появлялся полуседой и сильно аугментированный мужчина. Его выправка выдавала опытного военного врача. Доктор всегда вежливо кланялся и просил разрешения на опрос, но почему-то старался лишний раз не отрывать взгляда от планшета.

Зеркало в соседней комнате красноречиво подсказывало ответ.

Ярость Силы всегда оставляет след, особенно лишённая контроля. Одни адепты сходили с ума, другие не могли побороть разорение разума и искали избавление в смерти. В одном трактате упоминалось о джедае, который освободил столько гнева, что Тёмная сторона практически разрушила его тело, и потрескавшаяся кожа отваливалась с него кусками, обнажая мышцы. Харсин с опаской трогал скулы, но лицо пока никуда не собиралось, хоть и напоминало старую бумагу, разрисованную чёрными линиями капилляров. Кроваво-красные глаза всё ещё казались чужими. Гнетущая пустота вызывала желание вернуть в план транквилизаторы.

С тех пор, как дозы препаратов стали снижать, положение начало выглядеть по-настоящему паршивым. Тело, привыкшее к ежедневным нагрузкам, ныло от бездействия, мозг — от недостатка информации. Отсюда Харсин не мог получить сведений ни о своих людях, ни о планах лордов, ни о происходящем в столице. Изоляция причиняла больше мучений, чем неспешно заживающие раны.

Наконец на шестой осознанный день появилось новое лицо. По рекомендации Даэра один мастер прислал дроида для заказа доспеха. Сражение при Денногре компенсировали щедро как командующему флотом, а не рядовому участнику, поэтому ограничивать себя новоиспечённый повелитель не стал. Высокотехнологичная конструкция с системой жизнеобеспечения позволяла сократить месяцы реабилитации. Новое положение также требовало достойной демонстрации, и на изучение оставленных дроидом материалов ушёл целый день. С базой Харсин определился быстро, а вот в шлем пришлось вложить значительные усилия.

Для ситха маска была его лицом, его воплощением. Страстью, целью, стремлением. Некоторые корпели над ней годами, но у Харсина не было столько времени, и он прибег к крайним мерам. Ночью отключил себя от датчиков, разворотил несколько дроидов, пытавшихся ему помешать, и погрузился в медитацию, чтобы пробудить нужный отпечаток.

И ничего не вышло.

Прикасаться к Силе оказалось сложно, но не из-за боли или недостатка кислорода. Она не желала слушаться. Как в первые дни в Академии, когда передвинуть кусок камня было делом нескольких часов. Харсин попробовал ещё раз. И ещё, попутно приказав вызванному дроидами доктору исчезнуть прежде, чем от него останется обугленное тело. Бесплодные попытки сопровождались растущим гневом. Чистым, концентрированным. Таким, что перехватывало дыхание. И неожиданно искомое настигло не в медитации, но ярким воспоминанием о Бостирде.

Становится так тихо, что слышно, как песок скрипит под ногами. Шаг, ещё шаг — заветная крипта теперь ближе. Интуиция вынуждает остановиться, почувствовать неуловимый жизненный след, растворённый во мраке. Конечно. Здесь тот, кому принадлежит эта гробница. Нет, не скелет, чьё имя вытерлось со стен. Настоящий хозяин. Веки смыкаются, и мир вокруг исчезает. Сознание переходит на другой уровень восприятия.

Голод. Сила. Ярость.

Крупные когти беззвучно царапают колонну от нетерпения. Деформированные ноздри украдкой втягивают воздух. Тьма укрывает любимое дитя в своих объятиях. Жертву оно ощущает за много метров.

Последний шаг приходится в погребальный зал, где из развалившейся кладки проглядывает выцветшее жёлтое небо, рисует вертикальный столб света. Тогда же в темноте блестят два налитых кровью глаза отродья.

Рывок.

Доли секунды между прыжком за колонну и прорезавшими свет лезвиями когтей. От голоса чудовища содрогается вся крипта, и пыль сыпется из расщелин. Разочарование, вызванное тем, что не удалось убить жертву одним ударом, чувствуется не только в полном ненависти рёве. В самой Силе. И сказать, что от него не становится страшно, — значит солгать.

Алый меч загорается с глухим шипением. Отродье бросается за мгновение до этого звука.

***

— Посетитель, милорд, — вежливо уведомил дроид-слуга.

— Впусти.

Харсин не стал расспрашивать о нём, поскольку уже был рад любому. Вряд ли это Даэр решил проявить несвойственную ему участливость, или кто-то из высших чинов собрался выразить почтение и предложить союз. Харсин не стал приводить себя в порядок и подниматься из медитации. Контролировать Силу получалось неважно, но какой-никакой прогресс был. Давно выученные техники дыхания помогали проводить всё больше времени вне станции.

— Лорд Марр, — с наигранным восхищением обратился гость.

Харсин невольно улыбнулся. Наконец-то появились ходячие новости, да и компания друга тоже приходилась кстати.

— Локти себе не сгрыз от переживаний?

— После того, как я чуть сознание не потерял от возмущения в Силе? — без тени обиды рассмеялся Леторис. — Почти. Видел бы ты лицо Даэра, когда тебя транспортировали на дредноут.

Судя по звуку, ситх обошёл его кругом и нагло уселся на металлическое бюро слева. Долго молчать не стал. Да и не умел никогда.

— М-да. Ириэ с тебя точно сотни на три больше драть будет.

В памяти с трудом всплыл мутный образ одной из лучших танцовщиц «Джен’Хала». Мутный, потому что в состоянии, в котором они с Леторисом обычно присутствовали в клубе, чётких объектов в поле зрения было не так много.

— Ты только позлословить пришёл, Леторис? — Харсин открыл глаза и успел заметить беглый страх во взгляде чистокровного. Тот быстро стёр его, заменив вполне человеческим беспокойством.

— Лорд Пайретус, — поправил он, всё ещё разглядывая друга с хмуро сведёнными надбровными дугами. — Кто-то должен был взять на себя ответственность за происходящее. Не отдавать же все лавры обычному капитану! Клянусь, твой мастер за сердце держался, узнав, что сражение века повесили на ученичка, сопровождавшего корабль с ломмитом.

Но Леторис, несмотря на язвительность, не был доволен возвышением. Его длинные костлявые пальцы раздражённо стучали по краю бюро. Ситх неожиданно опустил взгляд, закусил губу от злости.

— Они казнили весь мой экипаж. Даэр и Ваурон. Разнесли на куски «Заанар», «Корриз» и остатки флота из разрушителя. Я должен радоваться высокому положению, но чувствую, что меня просто заткнули титулом.

Тон пронизывала ледяная ярость. Леторис почти никогда не был таким мрачным. Серьёзным. Харсин понимал его: если долго служишь с одними и теми же людьми, то так или иначе начинаешь воспринимать их по-другому. Не как ресурсы, слуг или пушечное мясо. Их смерти оседают гневом, их страдания побуждают возвращать жестокость врагу. Это хорошо, но не всегда приятно. Сейчас не было, как и Леторису.

— По крайней мере, ты не разделил их участь, — ободрил Харсин.

— Да уж, достижение, — вздохнул он. — У тебя теперь новый заклятый враг, слыхал? — лицо ситха посветлело. — Дарт Мнемос знает, что ты участвовал в сражении при Денногре. И Тёмный лорд ни хатта не поверила во всю патриотическую чушь, что скормили Совету. Она не самый заметный его представитель, но имеет влияние на военное министерство. Так что смотри по сторонам. А лучше — выступи первым. Если сделать красиво, то, может, и место её достанется.

— В Пирамиде защиты? Издеваешься?

— Знаю, что позорище, но всё же лучше, чем никакое, да? — звонко расхохотался Леторис. — Хоть не в древнем знании. Там поди кресло паутиной покрылось.

Он воровато оглянулся и вытащил из-под полы мантии бутылку «Сумерек Рагноса». Да, жаловать ему повелителя ситхов было рановато.

— Решил отметить?

— Вообще-то надеялся подкупить, — чистокровный непринуждённо повёл плечами. — Пообещай никому не рассказывать, что я получил титул на торговой посудине. Моя репутация этого не переживёт.