* * *
Простите, я могу попросить Сергея Александровича? Извините, что так поздно. То есть рано… Конечно, я все понимаю… Но это нужно… Хорошо, я подожду… Сергей? Здравствуй… Ну конечно я. Сережа, поздравляю тебя с сорокапятилетием, желаю тебе всего, что ты хочешь, всего самого лучшего, чтобы все у тебя было хорошо, чтобы ты не болел… чтобы дочка у тебя выросла счастливая, умная… Помню? Я многое, Сережа, помню. Я все помню. Помню, например, что ты родился на рассвете, ты мне когда-то говорил… Хочешь, я тебе признаюсь? У меня план был: думаю, позвоню ночью, ведь не обматерят же меня в профессорской семье, зато я первая тебя поздравлю. Еще с вечера вышла в магазин, потом уселась в кресло, сидела вот, ждала, пока светать начнет. В общем, праздную твой день рождения… Одна? Конечно одна… К телефону подходила жена? Тебе можно со мной разговаривать? А ты унеси телефон в большую комнату… Унес? Вот и хорошо. Я ненадолго, поговорю с тобой чуть-чуть – и хватит. У тебя завтра лекция? Нет? Странно – как это нет?.. Просто реже стал читать?.. Кафедра?.. Слушай, слушай, я тут как-то книжку твою купила, толстую… Какую? Ну, эту, про восстание камизаров во Франции, восемнадцатый век. Надо же, сколько написал! И хорошо написал, Сережа, даже я почти все поняла. Только одного не поняла, за что ты жалеешь эту сволочь? Сначала они резали, потом их вешали – чего уж тут теорию разводить? Сами напросились… Да ты что, Сережа? Ты в самом деле серьезно? Не надо, милый, не трать силы. Нашел с кем про великие дела говорить. С годами все-таки поглупел немножко, профессор, да?.. Не без этого? Ну вот как хорошо – ты опять смеешься. А я ляпнула и сама испугалась – вдруг ты трубку повесишь… Со мной что? Да ничего. И рассказывать-то нечего. Работаю теперь машинисткой в одной конторе, в основном беру работу на дом, так хоть рожи эти поменьше видишь. Я стала совсем домоседкой, Сережа, не поверишь… Кха-кха-кха-кха! Прости, закашлялась. Паршивые сигареты. «Дымок», черт бы их побрал. И кто мне их вчера в карман сунул?! Не помню. Наверное, этот дурак усатый, больше некому. Еще домой ко мне просился. Как же! Так я и пустила, держи карман. Господи, какие же все-таки мужики дураки… Наврала? Я тебе наврала?! Да я, Сережа, в жизни тебе ни одного лживого слова не сказала! С чего ты взял?.. Так это ж днем было, днем! А вечером я знаешь какой тут Версаль развела? Цветы на столе стоят, шампанское, платье на мне – ты бы поглядел! Только оно тесное стало, растолстела я, как корова, самой противно. И чего меня разносит? Не могу понять. Вроде и не ем почти что ничего… Виталька Тепляков? А ты что, не знаешь? Ты правда ничего не знаешь?.. Умер. От водки сгорел. Два инфаркта подряд – много ли ему, бедняге, надо было? Он ведь еще и вкалывал дай бог, все надеялся, что его заметят. Не дождался. В сорок два года откинулся: двое мальчишек, жена-дура… Жалко? А как ты думаешь? Конечно, жалко. Он хоть и подонок был, но никому зла не сделал… Кто сейчас со мной? А тебе это очень нужно знать?.. Нужно? Зачем?.. Помнишь, ты еще когда-то меня стращал: дескать, кончу тем, что с водопроводчиком буду спать? Одно могу сказать, что пока это еще не водопроводчик. Но уже близко… Не ты? Разве не ты? Ну, значит, я все перепутала. Туман все время какой-то в голове. Да, наверное, это был не ты. Ты не мог мне так сказать, ты же деликатный, ты меня любил… Сережа, а ты меня любил? Ты меня правда любил? Или я все сама выдумала?.. Ну вот, это опять ты. Прежний ты. Значит, не выдумала… Не надо, Сережа, хватит. Ты все же выбирай слова, а то я разревусь. Какой же тогда это будет праздник? Нареветься всласть я и без тебя могу… Сережка, какой все-таки у тебя голос! Сколько лет прошло, а голос не изменился. Я теперь понимаю, за что я тебя любила: за голос… Нет, не только за голос, конечно. Больно ты не похож был на всю эту шушеру, что тогда вокруг нас колготилась, Милку Разумовскую помнишь? И ее уже нет. Так в сумасшедшем доме и умерла. Я ее хоронила. Одна. Представляешь? Надрывалась девка, надрывалась, а похоронить оказалось некому. Постояла над могилой, вспомнила, какая она была когда-то. «Я жду тебя, Робеспьер!» – помнишь, ты мне рассказывал? Не помнишь, конечно. Да неважно… Ну? Ну, говори, что ты мнешься? Кому-кому, а нам-то с тобой вроде бы не пристало церемонии разводить… Спиваюсь? Страшно?.. Нет, Сережа, не страшно… Да ладно, перестань ты… Майя, Майя… Что Майя? Была Майя! Что ты мне лекции читаешь, профессор? А где ты был двенадцать лет назад?.. Прости, Сереженька, не хотела тебя обидеть, не за этим позвонила. Думаешь, я сама не знаю, во что превратилась? Да я теперь к зеркалу боюсь подходить – неужели это я? Эта толстая старая баба с оплывшими глазами – это я, Майя? Ну а что делать? Прикажешь удавиться? А помнишь, какая я была? Не было мужика, чтобы на меня не обернулся. А как мы с тобой дымили! И откуда только силы брались? Театр, ресторан, ночь до утра, наша ночь, а утром опять все по новой, опять дым, колесо, и так не день, не два – жизнь, вечность! Ты, профессор, был великолепный любовник, должна тебе признаться. Ни у кого из наших девок такого не было. Умный, щедрый, как принц, ласковый. Красивый даже, если хочешь знать. Я очень твои очки любила, ты это знал?.. Нет? Стеснялся их? Дурак… Брось, Сережа, все, что ты мне скажешь, я сама себе уже говорила тыщу раз… Слушай, что я за гадость пью? Кислятина какая-то, одно название, что шампанское. Где-то тут у меня была еще емкость. Подожди секундочку, я поднимусь, достану… Ну вот, все в порядке… Ну что, друг ты мой единственный? Твое здоровье! Я тебя люблю, Сережа, до сих пор люблю. Да только теперь это уж не имеет никакого значения… Имеет? Ты думаешь, имеет? Может быть, и имеет, не знаю. Ничего я, Сережа, не знаю. Так ничего я в жизни и не поняла. Хоть бы ты мне, профессор, объяснил, как все так получилось… А, ладно. Все это ерунда, наплевать… Хочешь, я тебе новый анекдот расскажу? Слушай. Качается на рейде большой белый пароход. Вдруг, откуда ни возьмись, буксирчик, черненький, грязный, ободранный весь, краска облупилась, дым из трубы: чух-чух-чух…
«Эй, на судне! Хлебушка нет?»
«Д-да па-шел ты…»
«По-ол-л-лный вперед!»
Не смешно?.. Другие смеются. А мне почему-то тоже не смешно. Хлебушка, видите ли, ему надо. Тоже мне разлетелся. Д-да па-шел ты!.. И зачем я тебе это рассказала? Сама не знаю… Сережа, а ты был ли на самом деле? Был? Или это все мне приснилось? Вдруг я проснусь, а тебя на самом-то деле и не было никогда?.. Приедешь? Ко мне приедешь? Когда? Завтра? А ты не боишься? Ты хоть представляешь себе, что ты увидишь?.. Без разницы? Ну приезжай, раз без разницы. Пиши адрес… Правда, чего это я, на самом-то деле? Ну приедешь. Приедешь и уедешь. Что от этого изменится?.. Мне, Сережа, теперь все равно. Если бы ты только знал, как мне теперь все равно. Иногда одно только желание – сдохнуть бы поскорее, чтобы и следа от меня не осталось. Эх, не так все вышло, хороший ты мой, не так! Все не так… Спи. Утро уже. Воробьи вон, слышишь, как расчирикались? Спи…
Духовное здоровье российского человека[30]
Нынешний системный кризис, поразивший российское общество, не мог, конечно, не отразиться на духовно-нравственном состоянии страны. Потеря старых общественных ориентиров и неясность новых, распад столетиями единого государства, безжалостный характер проводимых радикальных реформ, разгул криминалитета и коррупции породили всеобщее замешательство и разброд, потерю чувства локтя, ощущение заброшенности и обманутости среди значительной, если не подавляющей, части населения России. Уставшее от крови и насилия, сопровождавших жизнь страны фактически весь XX век, российское общество без особых сожалений рассталось с прошлым. Но, как оказалось, новые времена, приход демократии и рынка не сделали жизнь для «человека с улицы» ни легче, ни понятнее, ни безопаснее.
Не суждено было сбыться и надеждам, что с уходом в прошлое «холодной войны» мир вокруг станет иным, более спокойным и более благожелательным. Нарушение достигнутых ранее межгосударственных договоренностей, в частности относительно нерасширения НАТО на восток, варварские бомбардировки Югославии, безрассудная война в Ираке показали, что произвол и насилие, как и прежде, слишком многое определяют в мире. С другой стороны, участившиеся атаки международного терроризма, недавние трагедии в Москве, Нью-Йорке, Индонезии, Израиле и в других местах заставляют обычного человека все чаще и чаще с тревогой задумываться о том, какие новые угрозы ждут нас, наших детей и внуков в будущем.
