Летом 2011 г. случилось так, что директор берлинского Русского дома пригласил нас провести в его гостевых помещениях почти неделю, отделявшую два организованных им мероприятия (при возвращении в промежутке в Москву вторичный прилет Шмелёва в Берлин стоял бы под вопросом). Мы были с женами, и эта неделя по-семейному непринужденного интеллектуального общения и исполненного искрометным юмором и самоиронией обмена мнениями стала, пожалуй, самой памятной в моей жизни. В россыпи связанных с Николаем Петровичем драгоценных камней памяти видное место занимают дни, проведенные в Баварии делегациями института по приглашению профессора Генриха Оберройтера, возглавлявшего до недавнего времени Академию политического образования в Тутцинге. Если между немцами и русскими могут существовать дружественные отношения, то именно они характеризовали атмосферу этих контактов.
Оптимизм и жизнелюбие были характерны для Николая Петровича в любой ситуации. И в любой ситуации он оставался бессребреником. Его место в самолете находилось всегда в эконом-классе, рядом с другими участниками нашей делегации, причем часто оно было самым неудобным. Он был способен на весьма резкую критику тезисов, которые он считал неправильными, и в то же время уважительно относился к людям, которых признавал честными и неподкупными, даже если они ошибались.
Он одобрил включение в 2002 г. в серию Докладов Института подборки записей из моих берлинских дневников за 1989–1990 гг., но предложил изменить название публикации. Первоначальный вариант звучал так: «Дилетанты правят бал». Николай Петрович был мнения, что такое название может быть воспринято как обидное для М. С. Горбачёва, роль которого в ликвидации ГДР стояла в центре материалов публикации. Директор не отрицал, что политика последнего генсека КПСС привела к катастрофическим результатам, но настаивал на высоких личных качествах Горбачёва – его доброте, бескорыстности, человеколюбии, отказе от применения насилия (что было бесспорно). В итоге публикация пошла под заголовком «“Народ нам не простит…”» – это была цитата из высказываний самого Горбачёва в беседе с нашим послом перед отлетом из Берлина в октябре 1989 г. (в передаче посла высказывание генсека звучало дословно следующим образом: «Народ нам не простит, если мы потеряем ГДР»).
Вообще Николай Петрович раздражался чрезвычайно редко, даже когда аудитория оказывалась неспособной воспринять «с налета» его мысль, высказывавшуюся, как правило, в афористичной форме. Если он выходил из себя, то только мотивированно. Например, он не мог заставить себя спокойно говорить о реформаторах начала 90-х, которые, как он говорил, прочитали одну-единственную книгу по экономике, да и ту не до конца. Он отказывался смириться с итогами грабительской приватизации как в 90-е гг., так и позже. Он часто сравнивал ситуацию в России, где приватизация принесла в казну 9 миллиардов долларов, и в Боливии, где этот показатель составил 90 миллиардов, то есть в 10 раз больше. Его гнев неизменно обрушивался на головы российских нуворишей, привыкших считать любое капиталовложение «стоящим», только если оно приносит 500–700 % дохода, в то время как среднемировая норма прибыли составляет 9 %. Возмущение Николая Петровича вызывала практика омертвления капитала во всяких стабилизационных фондах, которая вела к тому, что Россия фактически финансировала экономику США и Евросоюза в условиях, когда хронически не хватало денег для решения ее собственных внутренних задач. Западные «санкции» по ходу организованного самим Западом украинского кризиса весьма убедительно подтвердили уже после кончины Николая Петровича все высказывавшиеся им опасения.
Меня всегда восхищали маленькие шедевры, в которые он превращал свое вступительное слово на многочисленных научных конференциях, проводившихся в институте и за рубежом. Эти по своему характеру чисто формальные спичи становились у Николая Петровича изящно построенной, блестящей по стилю и исчерпывающей по содержанию квинтэссенцией тематики, которую собирались обсуждать участники мероприятия. Каждый раз он демонстрировал, что свободно ориентируется в любых проблемах, связанных с Европой – и не только с Европой. Несмотря на многие раздражавшие его моменты в политике Европейского Союза, он неизменно расценивал итоги европейской интеграции как колоссальное историческое достижение. Главным ее результатом он считал определенную стабильность, гарантированную для стран Евросоюза: два поколения граждан Западной Европы, государства которой на протяжении веков воевали друг с другом, не знают войны. Вместе с тем Николай Петрович не идеализировал западную политику, которой он не мог простить войну против Югославии, где Евросоюз и США искусственно раздули этнические конфликты, а затем развернули военные действия. Он считал, что трагедия Югославии является убедительным доказательством лицемерия политического класса Европы и США и навсегда останется кровавым пятном на совести Запада.
До самого конца его волновала судьба Большой Европы, то есть перспективы построения системы равноправных партнерских отношений между Евросоюзом и Россией. Здесь Николай Петрович не испытывал особого оптимизма. Разумеется, говорил он, Россия – европейская страна, и русские навсегда останутся европейцами – по истории, культуре, манере жить. Однако Евросоюз не выполняет, как правило, своих обещаний, норовит урвать побольше и заплатить подешевле. Николай Петрович считал, что первым основополагающим шагом к Большой Европе должно стать заключение соглашения о свободной торговле между ЕС и Россией, но это состоится, по его оценке, не раньше чем через поколение, а то и два. Поэтому сейчас неизбежным становится разворот России на Восток. Такой разворот нужен еще и для предотвращения дезинтеграции Сибири и Дальнего Востока. Николай Петрович считал жизненно важным для России обеспечить, чтобы восточная часть страны перестала пустеть.
Украинский кризис достиг своего апогея уже после кончины Николая Петровича. Но он предвидел, что как раз с этой стороны нам грозят самые серьезные испытания. Именно по инициативе директора в институте был создан Центр украиноведения под руководством обладающего огромным политическим опытом В. И. Мироненко. Николай Петрович не закрывал глаза на то, что Украина пытается усидеть сразу на двух стульях, извлекая выгоду из соперничества между Евросоюзом и Россией. Он исходил из того, что преобладающей тенденцией в политике Украины станет все же ориентация на Евросоюз, но не считал это катастрофой. По его убеждению, Украину в ЕС не примут никогда: такой жернов на шее европейцам не нужен, более того – является для них неподъемным. Он считал возможным и целесообразным для нас платить определенную цену за сближение Украины с Россией. Наиболее неприемлемым вариантом было в его глазах, если бы Россия платила, а Украина сближалась в это время с Евросоюзом.
Последнее время Николая Петровича сильно угнетала неопределенность с задуманной радикальной реформой Академии. Он опасался, что эта реформа разрушит то, что с таким трудом удалось спасти в сокрушительный постсоветский период. К тому же лучше, чем кто-либо другой, он знал об ущербе, который наносит продвижению на международной арене российской точки зрения недостаточное финансирование деятельности наших научных учреждений. Например, ему постоянно приходилось иметь дело с тем, что у института нет возможности оплачивать командировки своих сотрудников (хотя бы частично – за пролет и проживание в гостинице) в связи с их участием в научных конференциях, проходящих за рубежом. Если не удается заручиться поддержкой какого-либо российского фонда (что в целом дело непростое, а иногда и просто невозможное), то все мы, включая директора, попадаем в положение бедных родственников по отношению к иностранным организаторам совместных мероприятий. Николай Петрович очень опасался, что реформа только усугубит такое положение. Эти волнения наверняка сократили срок его жизни.
История не стоит на месте. Через сто лет после катастрофы Первой мировой войны и в семьдесят пятую годовщину начала Второй европейский континент вновь переживает полосу кризисов, от которых явственно несет запахом пороха и гарью пожаров. Отсутствие Николая Петровича Шмелёва среди тех аналитиков, которые призваны предложить выход из тупиков вроде создавшегося вокруг Украины, затрудняет поиски решения. Но он не зря прожил долгую, плодотворную и такую богатую событиями жизнь. Он оставил после себя учеников и соратников. Мы будем и дальше обращаться к его наследию, реализовывать его идеи, опираться на его авторитет. Обыкновенный русский гений навсегда останется с нами.
