Мелькнула мысль вернуться в свой шатер и приказать подать ужин. Но вместо этого он подошел к одному из костров. Прежде чем легионеры успели вскочить, чтобы поприветствовать его, император проворно скинул пурпурный плащ и присел рядом с ними.

– Найдется для меня миска? – спросил Константин.

Он уже не раз делил трапезу с легионерами – его поступок не вызвал удивления. Возле костра были разложены сыр и хлеб, стояли кувшины с оливковым маслом. Присмотревшись к отличительным значкам на поясах, Константин определил, что составил компанию центенарию, декану[9] и восьми рядовым. Затем он взглянул на штандарт, установленный возле ближайшей палатки. Оказалась, что это вторая манипула[10] шестого Геркулиева легиона.

«Его падчерица стала моей мачехой, дочь моей женой, сам он пытался меня убить, – подумал Константин. – И даже после смерти он будто по-прежнему где-то рядом».

Этот легион был набран Геркулием Максимином и назван в его честь. Пока император рассуждал о своем тесте, центенарий с почтительным видом протянул ему деревянную миску. Константин поблагодарил его и нетерпеливо спросил:

– Скоро там? Уже слюны полон рот.

– Еще чуть-чуть, – с придыханием ответил легионер, помешивая густую похлебку.

Он немножко зачерпнул из котла, попробовал, сделал паузу, чтобы как следует распробовать, затем взял мешочек с солью, бережно его развязал и добавил пару щепоток. За приготовлением похлебки как завороженные наблюдали все, кроме двух молодых легионеров, которые угрюмо смотрели себе под ноги.

– Почему приуныли? – добродушно спросил у них Константин.

Те вздрогнули и побледнели, не зная, что ответить.

– Чего языки прикусили? Забыли, как надо отвечать? – рявкнул декан, затем, извиняясь за них, обратился к императору: – Не гневайся, о Божественный. Желторотики сами не свои, кампидуктор[11] их совсем измотал. Гоняет целыми днями, жезлом лупит и орет, что худшего сброда никогда не видел. Он это всегда говорит. А новобранцы верят.

– Кто у вас кампидуктор? – поинтересовался Константин.

– Фурий Катон.

– Старый пес, все лютует. Но ничего, он свое дело знает, мой отец его ценил, как и весь шестой Геркулиев легион, – кивнул император. – Копите свою ненависть к кампидуктору, чтобы выплеснуть ее на врага. Очень скоро он сделает из вас добротных легионеров.

С Фурием Катоном Константин не был знаком, а лишь сделал вид, что знает, кто это. Кампидукторами назначали ветеранов, поэтому было очевидно, что он служил при Констанции Хлоре. Ну, а характеры у всех ветеранов схожи, такими их сделала римская армия.

Вскоре легионер, стоявший у котла, объявил: блюдо готово! Горячую похлебку разлили по мискам. От поднимающегося пара лица у солдат раскраснелись. Император, чтобы этого не случилось и с ним, не наклонялся, ел выпрямившись, но ложкой орудовал столь же проворно. Миски стремительно пустели. Добавку накладывали до тех пор, пока не вычерпали котел до самого дна. Похлебку заедали козьим сыром и свежим хлебом с хрустящей корочкой, макая его в оливковое масло. Уплетая свой ужин, легионеры громко чавкали и, не сдерживаясь, рыгали, а когда доели, жадно вылизали миски. Им и в голову не приходило, что рядом с императором нужно соблюдать манеры.

– Похлебка удалась на славу! – произнес Константин, похлопав себя по животу. – И хлеб замечательный, кто его пёк?

Он отстегнул от пояса флягу с поской[12], сделал несколько глотков и протянул ее сидевшему рядом легионеру.

– Я, – смутившись, произнес юноша, высокий и худой, как стебель, с длинными сильными руками. – Меня зовут Сабин, мой отец и дед были пекарями. Это у меня в крови.

– К сожалению, в походе такого вкусного хлеба тебе не испечь. Нам придется довольствоваться сухарями. Но, разгромив узурпатора вместе с теми безумцами, что решат сражаться под его знаменами, мы поставим столы на Марсовом поле и будем пировать. Я приглашу всех своих бравых легионеров, а вторую манипулу шестого Геркулиева легиона в первую очередь.

– Враги Константина будут дрожать! – воскликнул центенарий.

Остальные легионеры с жаром его поддержали. Император напомнил им о недавнем вторжении франков. Они стали с удовольствием вспоминать, как разбили варваров и отбросили их обратно за Рейн. Фляга с поской прошла по кругу и вернулась к Константину. Он уже хотел подняться и уйти, когда центенарий осторожно спросил:

– О Божественный, говорят, что участие в походе против узурпатора зачтется за пять лет службы… Это только слухи?

– Я собирался объявить об этом в ближайшие дни. Те, кто примет участие в войне против Максенция, смогут выйти в отставку на пять лет раньше, – подтвердил Константин. Легионеры радостно переглянулись. Император решил продолжить и обрадовать их еще. – Каждый получит право выбрать участок земли в Галлии, Британии, Испании или Италии. – Он говорил о территориях, контролируемых узурпатором, как о принадлежащих ему. – А также пару волов, пятьдесят модиев[13] зерна и… вознаграждение.

Константин не стал называть конкретную сумму. В империи шло обесценивание монеты, никому, даже Диоклетиану, не удалось его остановить. Вознаграждение, которое император посулил бы, через год-два могло стать грошовым.

– А если легионер захочет поселиться в городе и печь хлеб, ему будет на что снять пекарню? – робко спросил Сабин.

Обесценивание монеты беспокоило горожан сильнее, чем сельских жителей. Крестьянин мог и сам себя прокормить.

– Конечно, вы сможете заняться чем пожелаете. Твое намерение похвально, Рим нуждается в ремесленниках, особенно в хороших пекарях, – произнес император, пытаясь придумать, что бы предложить таким как Сабин. – Каждый, кто решит стать ремесленником или торговцем, получит… сто модиев зерна. Оно всегда в цене; думаю, пекари об этом прекрасно знают. Его можно будет продать или обменять. И без должного вознаграждения я никого не оставлю. Как только голова узурпатора скатится с плеч, монета вновь наберет вес. – Константин поднялся: – С завтрашнего дня каждый будет получать к ужину по куску мяса. Благодарю за трапезу.

– Ты оказал нам великую честь, о Божественный! – хором отозвались легионеры.

После сытного ужина Константина потянуло в сон. Несколько раз приятно зевнув, он все же решил немного прогуляться. Миновав ряды палаток, император вышел к стене, ограждавшей лагерь. Ему захотелось подняться на сторожевую башню, взглянуть на окрестности. Дозорный отступил на полшага в сторону, пропуская Константина к краю смотровой площадки. Он положил ладони на деревянную перегородку и посмотрел вдаль.

Он полюбил Галлию за те семь лет, что правил ею. Это был прекрасный край, в котором римская цивилизация переплеталась с древней и таинственной культурой кельтов. Но Константин чувствовал себя здесь скорее военачальником, живущим во дворце, чем всемогущим правителем. Он защитил эти земли от варваров, подарив жителям годы мира и спокойствия. Но отсюда у него не получалось справиться с обесцениванием монеты, наладить торговлю с другими провинциями. Нити управления Западом находились в Италии.

Константин разглядывал причудливые домики кельтской деревушки неподалеку, с круглым основанием и конусовидными, чуть наклоненными крышами. На задних дворах паслись козы. Трое крестьян с длинными нечесаными волосами, в грязных рубахах и грубых шерстяных штанах тащили вязанки хвороста. Слышались крики петухов, любимой птицы галлов. Поднимавшиеся от труб домов тонкие струйки дыма, казалось, подпирали чистое предзакатное небо. А ведь рядом находился Арелат, крупный город с высокими каменными стенами, акведуком, общественными термами, амфитеатром и храмами римских божеств.

«Завоевание Галлии открыло Юлию Цезарю путь к самой вершине, – рассуждал Константин. – Мне же она досталась по наследству».