Еще до боя с Джерри Кворри Кассиус Клей сказал в интервью корреспонденту одной либеральной американской газеты:

— Если я прорвусь на бой с Фрэзером, то это будет нечто большее, чем просто бокс. В этом бою я буду представлять свой народ, своих обездоленных соотечественников, которых боится правительство, я буду представлять вьетнамский народ, «Черных пантер», которые в случае моей победы еще более воодушевятся в своей решимости продолжать борьбу до победного конца. Мне все равно, где будет проходить этот бой, кто будет его устроителем, сколько это будет стоить. Я повторяю: это будет не просто бокс.

В этом же интервью он сказал, что будет представлять на ринге силы, которые противостоят самым реакционным кругам США, пытающимся сделать из боксера пример «наказанного непослушания».

— Они хотели бы видеть меня голодным, — сказал Клей, — мойщиком окон или кем-нибудь в этом роде. Потом они сняли бы телефильм обо мне и публиковали бы мои снимки в прессе. Но я разгадал их ход.

Действительно, многие в Америке осуждают Клея за то, что он, называя себя борцом против нищеты и бесправия негров, сам живет далеко не безбедно и не в гетто.

Клей это объясняет следующим образом:

— Я хочу показать всем своим братьям и сестрам, всем цветным в Америке, что репрессии не сломили меня: пусть они видят, что я не сдался. Но если бы я жил в гетто, тогда бы они говорили: «Посмотрите, что стало с Мохаммедом Али! Тех, кто последует его примеру, ждет такой же конец». Поэтому мой образ жизни — тоже борьба, одна из ее форм.

Кассиус Клей горд тем, что стал первым известным негритянским спортсменом в мире, не идущим на компромиссы, горд тем, что пожертвовал высшим титулом в спорте за свои убеждения. Тогда он действительно вел себя достойно. Понадобилось ровно десять лет, чтобы в подобной, даже менее острой, ситуации он испугался, оказался не таким уж стойким.

А тогда, в начале семидесятых годов, на вопрос корреспондента: «Готов ли он идти в тюрьму за свои убеждения?» — Клей ответил:

— Это не страшно — идти в тюрьму за то, во что веришь. Тысячи моих соотечественников умирают во Вьетнаме за то, во что совсем не верят.

У Клея трое детей, старшей дочери тогда было три года.

— Они вырастут свободными людьми. Я верю в это, — говорил боксер. — Но ради этого еще предстоит долгая и суровая борьба.

А вот Джо Фрэзер, по словам Клея, не хочет понять этого.

— Он не понимает, что он был и остается клоуном, пусть хорошим, но клоуном, развлекающим толпу.

В заключение интервью Клей сказал:

— Я мечтаю о том дне, когда Фрэзер встанет в ряды борцов за равные права негров. Мы обратились бы к Джиму Брауну, Льюису Алсиндору, Артуру Эшу, ко всем другим известным негритянским спортсменам Америки с призывом объединиться в общем деле — помочь нашему народу справиться с нищетой, бесправием, неграмотностью. Мы с Джо устраивали бы показательные матчи, миллионный доход от которых помог бы честно осуществлять программы борьбы с нищетой негритянского населения. Мы потрясали бы нашим союзом всех дельцов от спорта…

Клей все-таки «прорвался» на бой с Фрэзером. Он добился права оспаривать похищенный у него титул. После двух предыдущих боев Клея многие специалисты считали, что Фрэзер будет для него самым тяжелым соперником: уступая Клею в быстроте, он превосходит его в силе удара, более хладнокровен, расчетлив. Вот мнение специалистов о спортивной форме Клея перед его матчем с Фрэзером:

Перед матчем Али — Фрэзер послужные списки боксеров выглядели следующим образом: Мохаммед Али провел 31 бой, выиграл все, из них 25 нокаутом; Джо Фрэзер провел 26 боев, выиграл все, из них 23 нокаутом.

После церемонии подписания контракта на бой за звание абсолютного чемпиона мира во всех газетах появилось сообщение: «Мохаммед Али победил своего будущего соперника — боксера Джо Фрэзера в … словесной перепалке». Таково было мнение двухсот репортеров, приглашенных на церемонию подписания контракта. Оба боксера приехали в один из ресторанов на Манхеттене, где их уже ждали репортеры и фотографы. Все знали, что, если боксеры и не питают взаимной неприязни, все равно они должны будут пошуметь, покричать, «завести» друг друга. Так и случилось. Али вошел в зал, громко крича:

— Если он ударит меня, он будет лучше всех! Мы посмотрим, кто из нас чемпион. Если он достанет меня настоящим ударом, я стану на колени и скажу: «Ты чемпион!» Но у него нет ни малейшего шанса победить меня.

Фрэзер не остался в долгу:

— Могу предсказать, что вы не увидите пятнадцати раундов. Я остановлю его между первым и десятым.

Последнее слово осталось за Мохаммедом Али. Он назвал соперника «любителем, который еще не нюхал настоящего бокса».

Рекламная кампания матча, задолго до того, как он состоялся, окрещенного «поединком века», имела одну цель — выкачать из публики максимум денег. Билет на галерку стоил 20 долларов. Общий сбор должен был составить 40 миллионов долларов. Касса «Мэдисон Сквер-Гарден», где должен был состояться матч, продала все 19 500 мест за полтора миллиона долларов. Билеты у ринга стоимостью 150 долларов продавались на черном рынке за тысячу.

Бой был назначен на 8 марта 1971 года, и по мере приближения этой даты нарастал ажиотаж вокруг «поединка века». Своей кульминации ажиотаж достиг, когда было объявлено, что участники боя получат крупнейший в истории профессионального бокса гонорар: по два с половиной миллиона долларов. Еще никогда ни один спортсмен не вознаграждался столь щедро за представление, которое может продлиться максимум 45 минут: 15 раундов по три минуты каждый. Правда, эта сумма поражает только людей, не знакомых с системой профессионального спорта. Ведь львиная доля денег уходит на уплату налогов, менеджерам, тренерам, агентам по рекламе, спарринг-партнерам и т. д. Забегая немного вперед, напомним, что сами бизнесмены — организаторы матча — получили сумму в десять с лишним раз выше, чем участники этого спектакля. Четыреста кинотеатров, стадионов и концертных залов США показывали на своих экранах, специально для этого оборудованных, бой для аудитории в полтора миллиона человек. Средняя цена билета — 10 долларов. В итоге дельцы положили в карманы 15 миллионов долларов. Столько же поступило из-за границы от продажи сувениров, программ, рекламного времени (цена минутной рекламы — 400 тысяч долларов). Перед матчем один из его организаторов — Джерри Перенчио, президент калифорнийского гастрольного агентства «Чартвелл артист», заявил, что он собирается продать с аукциона даже трусы боксеров.

— Если Голливуд продает за 15 тысяч долларов шлепанцы киноактрисы Джуди Гарланд, — сказал Перенчио, — то мы можем рассчитывать по крайней мере на столько же. Если же эти трусы будут хоть немного запачканы кровью боксеров, то их цена еще больше возрастет.

Кстати, именно Перенчио принадлежит идея проведения «поединка века». Для того чтобы вырвать «поединок века» из рук дельцов от бокса, Перенчио вошел в сделку с владельцами «Мэдисон Сквер-Гарден» и предложил боксерам наивысший гонорар. Но у него не было в наличии необходимых 5 миллионов долларов, а владельцы зала соглашались выложить лишь полмиллиона. Тогда Перенчио обратился к «таинственному» миллиардеру Говарду Хьюзу, у которого он когда-то служил в качестве подавальщика теннисных мячей. Хьюз согласился, но при условии, что прибыли от поединка будут разделены между ним и Перенчио в пропорции 60 процентов — 40 процентов. Перенчио хотел 50 на 50 и отказался. Он надеялся, что сможет заинтересовать огромной прибылью кого-нибудь, и не ошибся. Когда Перенчио обратился к лос-анджелесскому мультимиллионеру Джеку Куку, тот попросил на размышление два часа, по истечении которых он подписал чек на 4,5 миллиона долларов и депонировал его в рокфеллеровском банке. Итак, гонорар боксерам был обеспечен. Состоялось подписание контракта. Перенчио и Кук приступили к продаже своего шоу.